Поцелуй победителя - Руткоски Мари. Страница 20

— Спи дальше, — пробормотал он.

Кестрель закрыла глаза. Сердце успокоилось, а дыхание выровнялось.

Когда она снова проснулась, шторы были раздвинуты. Полдень. Желтое солнце. В кресле с жемчужной обивкой никого. Кестрель пронзило неприятное чувство. Она не понимала, что это значит, но ее охватила подавленность. Пришлось заставить себя подняться. Опустошенная, слабая, Кестрель выбралась из кровати. Туалетный столик был совсем рядом, но даже это расстояние казалось зияющей пропастью. С трудом преодолев его, она почти упала на стул.

Девушка, которая смотрела из зеркала, казалась такой напуганной, что Кестрель невольно протянула руку, чтобы дотронуться до нее, успокоить. Кончики пальцев коснулись холодной поверхности зеркала.

— Подумываешь разбить его? — поинтересовался знакомый голос.

Кестрель убрала руку и перевела взгляд на Сарсин, стоявшую в дверях. Значит, ее все-таки не оставили одну. Сарсин смотрела задумчиво, как человек, который наблюдает уже давно. В руках у нее был какой-то сверток.

— Это не я, — произнесла Кестрель.

Сарсин развернула сверток. Платье. Она перекинула его через спинку кресла с жемчужной обивкой, подошла и положила теплую руку на плечо Кестрель. Девушка отметила, что сделала она это осторожно, стараясь не задеть рубцы на плечах, которые, наверное, просвечивали через тонкую ночную сорочку. Кестрель снова уставилась на исхудавшее лицо в зеркале. Запавшие глаза, потрескавшиеся губы, выпирающие ключицы.

— Ну вот, — сказала Сарсин. Она быстро собрала волосы Кестрель и заплела их в косичку.

— Он это делал, — проговорила вдруг Кестрель.

Однажды он тоже заплетал ей волосы. Это (неужели?) и было то самое забытое удовольствие, которое она настойчиво пыталась вспомнить. Он делал это медленно, чувственно. Кестрель вспомнила, как его пальцы задевали кожу на шее. А наутро изящные косички превратились в колтуны.

— Что? — переспросила Сарсин, закрепляя волосы лентой.

— Нет, ничего.

Сарсин взглянула в глаза ее отражению, но сказала лишь:

— Идем, тебе пора одеться.

— Зачем?

— Так тебе легче будет снова стать собой. — С этими словами Сарсин помогла ей подняться.

Платье болталось на Кестрель, но хорошо сидело в плечах и подходило по росту. И ткань с узором из цветущих веток казалось знакомой.

— Это мое.

— Да.

— Но я ведь не у себя дома.

Пальцы Сарсин, застегивавшие пуговицы, замерли.

— Нет.

— Тогда почему я здесь? И откуда ты взяла мое платье?

— Как много ты помнишь?

— Не знаю. — Расспросы раздражали Кестрель. — Для этого мне нужно понять, что я забыла. Почему ты мне не скажешь?

— Лучше спроси у кого-нибудь другого.

Кестрель понимала, кого имеет в виду Сарсин. И снова вспомнила пальцы, перебиравшие волосы. Подозрения, которые зародились у нее еще в тундре, подтверждались. Он ее возлюбленный? Возможно. Здесь было замешано какое-то нежное, но болезненное чувство. Ей казалось, что она трогает тонкую кожу на месте недавнего ожога.

— Нет, — покачала головой Кестрель. — Тебе я верю.

Сарсин опустилась на колени, чтобы помочь ей обуться.

— Почему?

— Тебе ничего от меня не нужно.

— С чего ты взяла? Служанка может добиваться самых разных милостей от госпожи.

— Но ты не прислуга.

Сарсин подняла голову.

— Почему ты делаешь все это? — спросила Кестрель. — Почему ты так добра ко мне?

Сарсин уронила руки на колени и потерла левую ладонь большим пальцем правой руки. Затем она встала и подвела Кестрель к большому зеркалу. Та чувствовала себя настолько усталой и сбитой с толку противоречиями, что не стала сопротивляться.

— Ну вот, — сказала Сарсин, когда Кестрель остановилась напротив своего отражения. — Теперь ты похожа на настоящую валорианку. Вот такая ты и есть. Я тебя сначала даже возненавидела.

Кестрель уставилась на себя в зеркале. Она смотрела и не понимала, за что ее можно так невзлюбить. Ничего особенного в ней не было — тень девушки в красивом платье.

— Я плохой человек? — прошептала она.

Сарсин печально улыбнулась:

— Нет.

Повисло молчание, нарушать которое Кестрель не хотела. Мысль о том, что ненависти она не заслуживает, дарила приятную иллюзию защищенности. Может, этого достаточно — быть человеком, который не вызывает отрицательных чувств? Сарсин продолжила:

— Почти одиннадцать лет назад твой народ захватил нашу страну и превратил нас в рабов. Ты была богата и счастлива, Кестрель. Имела все, что только можно пожелать.

Кестрель нахмурилась. Некоторые моменты она припоминала, словно смотрела на все издалека, различая лишь общие очертания. Но… что-то было не так. «Все, что можно пожелать»? «Счастлива»?

— Всех подробностей я не знаю, — призналась Сарсин. — Но прошлым летом ты купила Арина на рынке.

— Значит, это правда.

— Ты выиграла его на аукционе и привела домой. Но на самом деле распорядитель, человек по прозвищу Плут…

Кестрель внезапно пронзила острая боль.

— …Он подстроил все так, чтобы аукцион выиграла ты. И Арин в этом участвовал. Твой отец — самый главный военачальник валорианской армии. Арин стал шпионом, чтобы помочь организовать восстание, и сыграл в этом очень большую роль. Без него ничего бы не вышло. И без тебя. Ты передала ему важные сведения, хоть и ненамеренно. Разумеется, ты бы ничего ему не рассказала, если бы знала, чего добивается Арин и что сделает с этими донесениями. Во время восстания на валорианцев, которые были в городе, напали. Их застали врасплох, многие погибли, твои друзья в том числе.

Слезы на коже мертвеца. Девушка в зеленом платье. Губы, посиневшие от яда. Кестрель сглотнула.

— После восстания, — продолжила Сарсин, — ты оказалась здесь.

Кестрель сдавленно проговорила:

— В плену.

Сарсин поджала губы, но отрицать не стала.

— Потом ты сбежала. Я не знаю как. Не успели мы и глазом моргнуть, а валорианская армия уже оказалась под нашими стенами, и началась осада. Но потом ты вернулась и вручила Арину договор.

Тяжелая грамота в руках. Снежинки на щеках. Белая бумага, белый снег, застывшее сердце.

— Нам предложили самоуправление в составе империи. Условия были настолько хороши, что вызывали подозрения. И они оправдались. Через несколько месяцев люди в городе начали болеть. Я тоже заболела. Нас медленно убивал яд, который попадал к нам с водой из акведука. Император решил расправиться с нами, не рискуя жизнями своих солдат. Мы узнали об этом — и выжили — благодаря тебе. Ты передавала сведения Тенсену, шпиону Гэррана в столице. Арин не знал, что это ты. Тенсен не сказал ему, кто добывает для него сведения, и называл тебя кодовым именем: Мотылек. В конце концов ты попалась. Гэрранский кучер, работавший в горах, принес весть о том, что девушка в тюремной повозке, направлявшейся в тундру, дала ему мотылька и попросила передать Арину. Он отправился за тобой, и вот ты здесь.

Кестрель напряженно застыла. Она мало что припоминала из того, о чем рассказывала Сарсин, в голове мелькали лишь смутные картины.

— Звучит дико.

— Знаю, в это трудно поверить.

— Это словно сказка. — Кестрель с трудом подбирала слова. — История из книжки. Зачем я все это делала?

«Это из-за тебя, — сказала она Арину в тундре. — Из-за тебя я оказалась в тюрьме». — «Да».

— Девушка, о которой ты сейчас рассказала, кажется мне довольно глупой, — призналась Кестрель.

— Девушка, о которой я рассказала, спасла мне жизнь. — Сарсин тремя пальцами коснулась тыльной стороны ее руки.

Кестрель вспомнила, что означает этот жест. Знание возникло из ниоткуда, открылось внутри, как шкатулка. Таким образом гэррани выражали благодарность или извинялись, а иногда и то и другое. Кестрель поправила платье, которое было слишком ей велико. В голове крутился вихрь мыслей. Веки тяжелели и опускались. Она попыталась представить прежнюю себя. Враг. Пленница. Друг? Дочь. Шпионка. Снова пленница.