Кортик. Бронзовая птица. Выстрел (сборник) - Рыбаков Анатолий Наумович. Страница 19

– Где ты с ним познакомился? – не оборачиваясь, спросила она наконец.

– На рынке. Деньги у меня украл.

Мама остановила машину и обернулась к Мише:

– Какие деньги?

– Лотерейные. Я тебе рассказывал. Мы с Шурой краски покупали.

– И вернул он тебе деньги?

Миша усмехнулся:

– Еще бы! Я его догнал.

– Так и познакомились?

– Так и познакомились.

Она покачала головой:

– Красивая картина: на улице дерешься с беспризорниками.

– Я его так, прижал немного.

– А зачем ты его сюда привел? Чтобы он и здесь что-нибудь украл?

– Он не украдет.

– Почему ты так думаешь?

– Так думаю.

Снова молчание, равномерный стук машины, потом вопрос:

– Что все-таки побудило тебя привести его сюда?

Миша пожал плечами:

– Я ему оторвал рукава, надо их пришить.

– Да, конечно… – Она снова завертела машину. Белое полотнище ползло на пол и волнами ложилось возле стула.

– Ты недовольна?

– Малоприятное знакомство. И ты чуть было не предложил ему остаться у нас.

– Жалко его.

– Конечно, жалко… – согласилась мама. – Теперь многие берут на воспитание этих ребят, но ты сам понимаешь, я не имею такой возможности.

– Вот увидишь, скоро беспризорность ликвидируют! – сказал Миша. – Знаешь, сколько детдомов организовали!

– Я знаю, но перевоспитать этих детей очень трудно. Они испорчены улицей.

– В Москве есть такой отряд, – сказал Миша, – называется «Отряд юных пионеров». Там ребята все равно как комсомольцы, занимаются с беспризорными и вообще, – он сделал неопределенный жест, – проводят всякую работу. Мы с Генкой и Славкой решили туда поступить. Это на Пантелеевке. В воскресенье мы туда пойдем.

– На Пантелеевке? – переспросила мама. – Но ведь это очень далеко.

– Что такого! Теперь ведь лето, времени много. А когда нам исполнится четырнадцать лет, мы в комсомол поступим.

Мама обернулась и посмотрела на Мишу:

– Ты уже в комсомол собираешься?

– Не сейчас, конечно, сейчас не примут, а потом…

– Ну вот, – вздохнула мама, – вступишь в комсомол, появится у тебя куча дел, и меня, наверное, совсем забросишь.

– Что ты, мама! Разве я тебя заброшу?

Миша смотрел на мать.

Она склонилась над машиной. Туго закрученный узел ее каштановых волос касался зеленой блестящей кофточки с гладким воротником.

Миша встал, подошел к матери, обнял, прижался щекой к ее волосам.

– Ну что? – Мама опустила руки с шитьем на колени.

– Знаешь, мама, что мне кажется? Только ты честно ответишь: да или нет?

– Хорошо, отвечу.

– Мне кажется, что ты на меня не сердишься… Мама тихонько засмеялась, разжала его руки и поправила прическу.

– Не сержусь. Но все же не води сюда слишком много беспризорных.

Глава 33

Черный веер

– Миша-а!

Миша выглянул в окно. Генка стоял внизу, задрав кверху голову.

– Чего?

– Иди скорей, дело есть! – Генка скосил глаза в сторону филинского склада.

– Чего еще? – нетерпеливо крикнул Миша.

– Иди скорей!.. Понимаешь?

Всякими знаками он показывал, что дело не терпит никакого отлагательства.

Миша спустился во двор. Генка тут же подступил к нему:

– Знаешь, где тот, высокий?

– Где?

– В закусочной.

Ребята выскочили на улицу и подошли к закусочной.

Через широкое мутное стекло виднелись сидящие вокруг мраморных столиков люди. Лепные фигуры на потолке плавали в голубых волнах табачного дыма. В проходах балансировал с подносом в руках маленький официант. Белая пена падала из кружек на его халат. За крайним столиком сидел Филин.

– Где же высокий? – спросил Миша.

– Только что здесь был, – недоумевал Генка, – сидел с Филиным… Куда он делся?..

– Хорошо, – быстро проговорил Миша, – далеко он не ушел. Ты иди налево, к Смоленской, а я направо, к Арбатской.

Миша быстро пошел к Арбатской площади, внимательно всматриваясь в пешеходов. В конце Никольского переулка мелькнула фигура человека в белой рубахе, свернувшего за угол церкви Успения на Могильцах. Миша добежал до церкви, остановился, огляделся по сторонам.

Высокий шел по Мертвому переулку. Миша последовал за ним. Высокий пересек Пречистенку и пошел по Всеволожскому переулку. Миша нагнал его у самой Остоженки, проходивший трамвай отделил его от Миши. Когда трамвай прошел, высокого на улице уже не было.

Куда он скрылся? Миша растерянно оглядывал улицу. На противоположной стороне филателистический магазин. Он иногда покупает там марки для своей коллекции. И сюда, по словам Генки, зачем-то ходит Борька Филин. Миша перебежал улицу и вошел в магазин. Над дверью коротко звякнул звонок.

В магазине никого не было. На прилавке под стеклом лежали марки, на полке стояли коробки иальбомы.

На звонок из внутреннего помещения вышел хозяин – лысый красноносый старик. Он плотно прикрыл дверь и спросил у Миши, что ему надо.

– Можно марки посмотреть? – спросил Миша. Старик бросил на прилавок несколько конвертов с марками, а сам ушел, оставив дверь приоткрытой. Вертя в руках марку Боснии и Герцеговины, Миша искоса поглядывал в помещение, куда удалился старик. Там было совсем темно, только стол тускло освещен электрической лампой. Кто-то вполголоса переговаривался со стариком. Прилавок мешал Мише заглянуть туда, но он был уверен, что там находится именно этот высокий человек в белой рубахе. О чем они говорили, он тоже разобрать не мог. Раздался звук отодвигаемого стула. Сейчас они выйдут! Миша наклонил голову к маркам и напрягся в ожидании. Сейчас он увидит этого человека. В глубине скрипнула дверь, и вскоре появился старик. Вот так штука! Тот, высокий, ушел через черный ход…

– Выбрал? – хмуро спросил старик.

– Сейчас, – ответил Миша, делая вид, что внимательно рассматривает марки.

– Скорее, – сказал старик, – магазин закрывается.

Он опять вышел, но дверь на этот раз не закрыл. Лампа освещала край стола. В ее свете Миша видел костлявые руки старика. Они собирали бумаги со стола и складывали их в выдвинутый ящик. Потом в руках появился черный веер. Руки подержали его некоторое время открытым, затем медленно свернули. Веер превратился в продолговатый предмет…

Затем в руках старика что-то блеснуло. Как будто кольцо и шарик. Вместе со свернутым веером старик положил их в ящик стола.

Глава 34

Агриппина Тихоновна

Медленно возвращался Миша домой. Итак, он не увидел таинственного незнакомца. Этот человек ушел через черный ход. И старик вел себя настороженно. И Борька Жила сюда ходит…

Уже подойдя к своему дому, Миша подумал о веере. И неожиданная мысль пришла ему в голову. Когда старик свернул веер, он стал подобен ножнам. И кольцо как ободок.

Неужели ножны?

Взволнованный этой догадкой, Миша побежал разыскивать Генку и Славу. Он нашел их на квартире у Генки.

Слава линовал бумагу, а Генка что-то писал под диктовку Агриппины Тихоновны. Она диктовала ему с листка, который держала высоко над столом, на уровне глаз. На кончик ее носа были водружены очки в железной оправе.

– «…Рубцова Анна Григорьевна», – читала Агриппина Тихоновна. – Написал? Аккуратней, аккуратней пиши, не торопись. Так… «Семенова Евдокия Гавриловна».

– Гляди, Миша, – крикнул Генка, – у меня новая должность – секретарь женотдела!

Миша заглянул через плечо Генки: «Список работниц сновального цеха, окончивших школу ликвидации неграмотности». Против каждой фамилии стоял возраст. Моложе сорока лет не было никого.

– Не вертись, – прикрикнула Агриппина Тихоновна, – весь лист измараешь! Написал?

– Написал, написал… Давайте дальше. И чего вы вздумали старушек учить?

Агриппина Тихоновна укоризненно посмотрела на Генку:

– Ты это всерьез?

– Конечно, всерьез. Вот, – он ткнул пером в список, – пятьдесят четыре года. Для чего ей грамота?

– Вот ты какой, оказывается! – медленно проговорила Агриппина Тихоновна и сняла очки.