Страшные NЕ сказки (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 9

И он больше не ждет ее реакции. Он знает, что она натянуто улыбнется, отступая в сторону и пропуская его, а потом, обхватив изящными наманикюренными пальцами перила, величественно поднимется в свою спальню. В ту, из которой только что вышел он сам. Ляжет на кровать, на которой только что его… ее сына…

Мальчик стиснул зубы, чтобы не заорать, и в горле застряло нечто страшное… нечто чуждое всей этой показной тошнотворной роскоши, которая окружала особняк, нечто темное. Оно клокотало в районе глотки, вызывая желание склониться прямо в гостиной и выблевать на дорогой ковер эту черноту, которая забилась внутри него бешеным зверем.

Выскочил на улицу и бросился к новенькому навороченному велосипеду, обвязанному черной подарочной лентой, сел на него, даже не тратя время на разглядывание и пронесся через автоматически открывавшиеся ворота прочь. Едва не сбил какого-то парнишку в оборванной одежде, он иногда видел его у своего дома, но никогда не обращал особого внимания. Запомнил только, что тот и зимой, и летом ходил в одной и той же драной коричневой курточке и потасканных заляпанных отвратительными пятнами джинсах. Ничего примечательного.

Закричал на придурка, чтобы больше не появлялся возле его дома и уехал. Так мальчик провел свой четырнадцатый день рождения.

Четырнадцать лет спустя

Никогда в любовь с первого взгляда не верил. Да и в любовь саму тоже. Сказки, выдуманные для дураков, для малахольных идиотов, оправдывающих самые естественные инстинкты высокопарными словами. В секс верил. В похоть… о, о похоти я знал так много, что мог бы написать о ней целые трактаты… верил в привычку и удобство рядом с женщиной. А вот в такие бредни перестал верить еще в детстве. Тогда и понял, что человеческая жизнь — не сказка, это кошмар, надвигающийся, как только наступают сумерки, а смысл ее состоит в том, чтобы поутру суметь открыть глаза. И желательно, целым и невредимым.

Джони, правда, утверждал, что она существует. Любовь эта. Та, которая сразу дубиной по лбу бьет, тасуя все мысли в голове, как в стеклянной банке. Правда, по его словам, не длилась она и дольше одной ночи. Удобная такая штука, если верить старику.

— Чего развалился? — жирдяй в полицейской форме ощутимо ткнул дубинкой прямо в бок, и я стиснул с силой кулаки, чтобы не ответить ему тем же, — к следователю давай быстро, мразь.

Он даже удосужился встать с кресла, облегченно скрипнувшего, когда огромная туша поднялась на ноги, и подтолкнул меня в спину ладонями. Скорее, ударил по спине.

— Шевелись, ублюдок.

Обошел меня, открывая дверь в кабинет, и тут же падая с грохотом от поставленной подножки. Я склонился над ним, улыбнувшись, когда кретин угрожающе заматерился, и подмигнул, перешагивая через его голову и заходя в небольшое помещение со стенами персикового цвета и белыми жалюзи на узком окне.

— Мэм, — откуда-то сзади наряду с пыхтением и едва сдерживаемыми ругательствами, — Натан Дарк. Ублюдок прятался в Квартале для бездомных.

Так они называли катакомбы, в которых мы жили. Вот только ни черта я не прятался. Я вообще впервые за эти два дня обедал и поэтому охренел, когда сразу две полицейские "коробки" подъехали к моему одиноко стоящему домику, и оттуда выскочили четыре придурка, которые заорали дурными голосами, приставив пистолеты к моему лицу.

Перевел взгляд на стройную темноволосую девушку, стоявшую боком ко мне и смотревшую в окно. За спиной шум раздался — толстяк закрывал за собой дверь.

Девушка по — прежнему игнорировала меня, продолжая смотреть в окно. Странно, когда Ларри рассказывал о новом следователе, который распутывал нашумевшие в городе убийства, я почему-то даже представить не мог, что им может оказаться женщина. Ларри не назвал имени, только фамилию, и я привычно решил, что к нам прислали матерого пса, и сейчас не смог сдержать ухмылки, глядя на хрупкую женщину перед собой.

С другой стороны, кому были интересны грязные оборванцы, оказавшиеся ненужными собственным родителям? Точно не местной власти. Как, впрочем, и их так называемым новым семьям. Да, оказывается, ни одна бумажка не способна заставить полюбить другого человека, если в нем нет твоей крови. Все те, кто утверждает обратное — самые обычные лицемеры. Они поплачут пару месяцев — год, в лучшем случае, и пойдут за другим ребенком в приют. Как завести в старом аквариуме новую рыбку взамен умершей. И я даже не знал, что хуже для этих детей — жалость, которую к ним испытывают, или безразличие.

Сел на стул перед ее столом, готовый получить все ответы на свои вопросы. В частности, какого черта меня вытащили из дома и притащили в полицию.

А потом она повернулась ко мне, посмотрев прямо в глаза своими, ярко-синими, обрамленными длинными черными ресницами, и я впервые понял, что старый маразматик был прав. Дьявол его раздери, но Джони не врал. Эта сука все же существовала. И сейчас с размаху ударила меня прямо в солнечное сплетение. Ударила с такой силой, что я едва не согнулся пополам, неспособный сделать даже вздоха.

Натан Дарк. Двадцать восемь лет. Высокий брюнет с правильными чертами лица. И безмерной наглостью. Уселся на стул, сложив руки в наручниках на коленях, и смотрел прямо на меня.

Местный король бездомных. Так называли его даже полицейские между собой. Он был коронованным главарем банды бродяг, располагавшейся за городом и обитавшей в катакомбах. Неоднократно привлекался за организацию краж возле торговых центров и на автостоянках, и ограблений домов состоятельных граждан. Однако каждый раз каким-то образом его оправдывали. Каждый раз находились те, кто брал вину на себя, или же потерпевшие отказывались от выдвинутых обвинений.

Правда, сейчас никто и ничто не позволит этому ублюдку уйти от наказания. Даже если за ним будет стоять сам Господь Бог… ДНК мужчины нашли на манжете кофты последней жертвы. Волос… всего лишь один волос, позволивший нам поймать, наконец, этого нелюдя.

И если, изучая его по сухим бумагам, я пыталась понять и не могла, почему самому обыкновенному бездомному удавалось подобное, то сейчас я остолбенела, когда он вдруг резко вперед подался и на меня посмотрел расширенными черными глазами. Такими темными, что нужно приглядеться, чтобы увидеть зрачки. Мрак. Вот что он обрушил на меня своим взглядом. Беспросветный, всепоглощающий мрак. Привстал со стула неожиданно и локтями о стол мой оперся, подавшись вперед к моему лицу. От неожиданности я вскрикнула, откинувшись на спинку кресла и опустив ладонь под стол, где в верхнем ящике пистолет лежал, а мужчина носом повел, прикрыв глаза, словно принюхиваясь.

— Что вы делаете?

Разозлившись на него и на себя за этот страх. Все до предсказуемого просто: увидел молодую женщину и хочет напугать. Любимая уловка мужчин-преступников.

— Всего лишь нюхаю ваш аромат. Это в нашей стране не запрещено.

Ответил нагло, усмехнувшись краем губ и глядя прямо в глаза. А я не могу вот так… в его. Взяла со стола папку с данными на него, давая себе секунды на передышку.

— Вы знаете, почему вас пригласили сюда?

— А меня приглашали? А то мне показалось, что ворвались ко мне домой, волоком протащили к машине, заковали в кандалы и притащили с музыкальным сопровождением полицейской сирены.

Посмотрела в его прищуренные глаза — серьезные. Изучающие. И тьма в них… горячая. Слишком горячая, чтобы можно было выдержать спокойно этот взгляд.

— Так вы знаете, почему вы здесь?

— А вы знаете, что вы вкусно пахнете?

— Что?

Я застыла, не в силах поверить, что правильно услышала.

— Корицей. От вас пахнет корицей. Я люблю этот аромат.

Десять лет назад

Мальчик ненавидел запах корицы. Вонь. Да, вонь корицы. Она вызывала у него сильнейшую пульсацию в висках. В такие моменты ему хотелось вонзиться в них ногтями и выдрать эту чертову боль из своей головы. Зато отец любил добавлять ее в кофе, требуя каждое утро на завтрак еще и свежие булочки с корицей.