Неприкаянное Племя: Сурвивалист (СИ) - Аразин Александр Михайлович. Страница 42

Должен признать, гном сумел меня заинтересовать. Всё время, пока он возглавлял службу безопасности ордена, Громыхайло жаловался на скудные ресурсы и маленький штат. И вот теперь, когда состав его организации может увеличиться больше чем в два раза, тёзка решает отослать Фармака... Ну не ревность же это, в самом деле?

- Объяснишь? - разгадывать очередной ребус мне было лень, да и зачем, если можно спросить прямо.

- Фармаку потребуется почти год, чтобы расконсервировать агентов...

- Прости, - я перебил гнома, - что сделать? Расконсервировать?

- Да. Понимаешь, у него отличная агентурная сеть, с его слов, есть даже агент в королевской свите...

- Где? - Я не смог справится с удивлением и опять прервал рассказ тёзки. - Ну ничего себе!

- Угу, но называть имена или должности своих агентов Фармак отказывается. - Громыхайло хмурился, однако было видно, что подобное отношение убийцы к своим подчинённым он одобряет. - Так вот, после того как вернулись старые боги, Фармак подал тревожный сигнал, по которому все шпионы залегли на дно, обрубив старые связи. Теперь, чтобы вернуть их в строй, ему придётся лично объехать и переговорить со всеми агентами.

- И выезжать ему надо сегодня, - наконец-то я понял задумку гнома, - пока Катаржина не стала формальным лидером епископства и не задалась вопросом: А кто такой Фармак и что он делает в ордене?

- Верно, - одобрительно кивнул Громыхайло. - Не могу объяснить почему, но не нравится мне эта Катаржина...

- Не тебе с ней жить, - резче, чем хотел, бросил я.

«Сколько же у меня проблем из-за них... Почему, чтобы облегчить им жизнь, я должен страдать? Оно мне надо? - Чёрная бездна распахнулась предо мной, желая поглотить, погрузить в бесконечную пучину отчаяния. - Надо, - пробился панический голос разума, удерживая меня от опрометчивого шага. - Потому что они мои друзья и я могу им помочь. А кто поможет мне? - холодом дохнула бездна. - Сам. Я выкарабкаюсь. Справлюсь. Всё будет хорошо».

- Серый, - обычно шумный, гном выглядел несчастным. - Извини, не подумал... Может, бахнем?

- Обязательно бахнем, весь мир в труху, но потом, - цитируя старинный фильм, я пытался продемонстрировать, что со мной всё в порядке. - А сейчас веди меня к узнику замка Иф. Где наш, бедолага, портной?

И всё завертелось.

В воображении я успел нарисовать худощавого несчастного старичка, которого злобные монахи насильно удерживают в сыром подвале. Действительность же кардинально отличалась от моей фантазии.

Жбыслав Каминский был мужчиной в самом расцвете сил (не старше 45), точный возраст мешала определить упитанность портного и рыжая борода. Мастер занял пять комнат в монастыре с видом на оранжерею, а, чтобы не скучать, компанию ему составляли четверо несчастных подмастерьев, которых Жбыслав гонял и в хвост, и в гриву. Подходя к покоям портного, я из коридора расслышал его зычные крики:

- Васька! Васька, ты куда катушку с шёлковой ниткой дел!

И через несколько секунд, выслушав ответ незадачливого Васьки, крик повторился:

- Куда?! Да лучше б ты её себе в зад засунул! Нет! Я сам её тебе туда ... а утюгом протолкну.

Должно быть, за прошедшие сутки обитатели замка свыклись и не обращали внимания на этот ор; гном спокойно подошёл к двери в комнату, несколько раз стукнул в неё костяшками пальцев и вежливо поинтересовался:

- Уважаемый мастер, Жбыслав! Можно к вам?

Одно только то, что Громыхайло спрашивал позволения войти - мне сказало о многом. Портной оказался далеко не обычным мастером, в чем я смог убедиться, когда он приступил к работе. На протяжении следующих часов меня крутили, вертели, заставляли по несколько часов замирать в неудобных позах, а в довершение - несколько раз укололи булавками.

Где-то я услышал фразу: «Не человек для одежды, а одежда для человека»... тот, кто это сказал, никогда не общался с Жбыславом Каминским. Мастер был подобен элементалю или какому-то полубогу портняжного дела: несмотря на свой немалый вес, Жбыслав успевал везде и всюду; нитки, иголки, ткани, ножницы и мерные лекала мелькали в его руках с фантастической скоростью. Во временной мастерской царил настоящий хаос: забегали и тут же спешили назад посыльные; подмастерья, повинуясь зычным командам своего начальника, переносили, отмеряли и прилаживали различные отрезки ткани всевозможных цветов. Жбыслав обозревал эту кутерьму с выражением маниакальной радости на лице, словно полководец в гуще сражения.

После настолько насыщенного и утомительного времяпровождения, встреча с Фармаком как-то абсолютно не запомнилась. Мы быстро поняли друг друга, и Стас уехал, чтобы активировать своих «спящих» шпионов. Убийца рассчитывал вернуться максимум через год, но надеялся управиться гораздо быстрее. Мне оставалось только пожелать Фармаку удачи, увы, однако в шпионских делах я мало что понимаю и не собираюсь давать дилетантские советы профессионалам.

Потом было совещание с офицерами ордена. На котором я наконец-то узнал, куда уехала Ярослава. Моей первой мыслью было всё бросить и спешить за девушкой - пришлось себе напомнить, что Яри сама приняла решение об отъезде и захотеть вернуться она должна также сама. Кроме того, не стоит притворяться, я злился на неё... понимаю, звучит глупо, но во мне боролись кардинально противоположные чувства к Яри: от неимоверного обожания до лютой ненависти.

Окончание совещания получилось скомканным и, видя моё состояние, друзья решили загрузить меня делами.

Я посетил мастерские, посмотрел, как обустроились новые рабочие; сходил в деревню и переговорил со старостой; ближе к вечеру, меня нашли Рубило с Оксаной Вишенкой и мы долго обсуждали проблемы взаимоотношений обитателей монастыря с жителями Риницы. А ночью я напился...

Один, в тёмной и разом ставшей какой-то чужой спальне я долго пялился в окно, а когда почувствовал, что ещё чуть-чуть и сорвусь - взял бутылку алкоголя и выпил. Сам. В одиночестве. Не скажу, будто мне полегчало, зато спал я крепко, без сновидений.

***

- Мисальдер, - просунув голову в дверь, сказал Харальд: - Сергей, пора.

Я открыл глаза. Час был ранний, и солнечные лучи ещё не успели одолеть утреннюю прохладу, а мне уже было тяжело дышать от жары в тяжёлых парадных одеяниях. Жбыслав Каминский отлично поработал, создав настоящий шедевр, а не обычный парадный костюм аристократа Инурака. Мастер соединил традиции монахов-чатра с последними веяниями моды, распространёнными среди дворян. То, что вышло из его рук, было поистине великолепно и... жутко неудобно.

Вот и наступил последний акт затянувшейся и успевшей всем надоесть пьесы. После брачной церемонии, орден окажется под защитой одного из могущественнейших родов Инурака, а чем я ради этого пожертвовал - никого не волнует. Сотни, доверившихся мне, соорденцев сохранят свободу и жизнь, да мы потеряем контроль над епископством, но нужна ли мёртвому власть? Я могу уверенно сказать, что сделал всё от себя зависящее, лишь бы друзья выжили.

Гвардейцы из Фаланги Серого Мисаля, выстроенные рядами вдоль дороги от донжона к монастырскому храму, все как один повернулись и отсалютовали своему мисальдеру, когда я вышел во двор замка. У входа в башню меня поджидали офицеры ордена, облачённые в парадные одежды, они молча стояли, пока я не прошёл вперёд, и пристроились сзади. Несколько девушек, из соседней деревни, разбрасывали на пути нашей процессии цветы, которые должны были принести мне радость и здоровье.

Перед закрытыми дверями храма мы остановились. К нам вышли две младшие жрицы, посвятившие себя служению Луно (богини брака в Инураке). У нас, по понятным причинам, отсутствовало святилище Всех Богов, однако на момент свадебной церемонии, любой храм считается домом Луно. Жрицы одели мне на голову венок, сплетённый из лент, ярких перьев и пшеничной соломы - это был символ неразрывной связи между духом и плотью, землёй и небом, а также между мужем и женой. Кричаще жёлтые с зелёными крапинами перья венка подрагивали, выдавая моё волнение; друзья ободряюще улыбались, однако не могли облегчить тяжесть, угнетавшую душу, и прогнать мрачные предчувствия. Да, в храм я войду как суверенный епископ Риницы, а выйду оттуда как муж Катаржины, как консорт, лишённый наследственной власти...