Ходок 9 (СИ) - Тув Александр Львович. Страница 9

       Произошедшее с Кузнецом и безымянным стрелком подействовало отрезвляюще на неокрепшие умы и больше никаких акций протеста в "Свинье и курице" не последовало. А командор, добившись порядка в зале, начал неторопливый обход помещения, внимательно разглядывая постояльцев. Тот, на кого перемещался его взор, начинал нервничать, усиленно потеть и отводить глаза, предпочитая вперить их в пол. Смысл действий страшного оборотня ускользал от присутствующих, но так продолжалось недолго. Остановившись перед очередным завсегдатаем, довольно молодым человеком, одетым богато, модно, но явно с чужого плеча, главком негромко произнес:

       - Голубчик, покажи-ка свои клинки. - "Модник" медленно поднялся и нехотя обнажил отличный меч дымчатой стали и парную к нему дагу. - А лицензия на оружие есть? - нахмурился командор.

       "Оборотень в погонах проверяет регистрацию у гостей столицы" - ухмыльнулся Денис. Ухмыльнулся несмотря на то, что чувствовал себя крайне паршиво, но уж больно сценка позабавила. Пахнуло чем-то родным, посконным и домотканым, вроде портянок недельной носки, а хорошо одетый юноша лишь изумленно уставился на командора, не понимая чего хочет от него этот страшный человек... в смысле - существо. У людей таких медвежьих лап с железными когтями не бывает.

       "Гостей кавказской национальности" - уточнил внутренний голос.

       "Нет такой национальности, - осадил его Денис. - Ты же вроде культурный. Откуда такая безграмотность?"

       "Тогда - из ближнего зарубежья".

       - Вынужден конфисковать, - фальшиво вздохнул Шэф. - Без лицензии никак нельзя. - Видя, что "модник" колеблется, командор усилил нажим: - Согласно постановления Краснопресненского районного суда города Москвы.

       Из всего сказанного, "модник" понял лишь то, что у него забирают оружие, которое он собирался продать не менее, чем за пятьдесят золотых, а если повезет - то за семьдесят. Хотя... пожалуй - нет. Он понял еще кое-что. "Модник" понял, что его собираются судить. Судить за разграбление загородного поместья, в котором было много женщин, много детей, но немного мужчин, которые могли бы это поместье защитить.

       Налет был славным! "Модник" даже сейчас, в совсем не подходящий момент, ощутил томление в паху, припомнив, что они проделали с женщинами и детьми. Особенно с детьми. Они были такими мягонькими, такими беспомощными, а как кричали! Глазки модника замаслились, но окрик оборотня вернул его к суровой реальности.

       - Эй! Ты не заснул часом? Живо гони клинки, малахольный!

       И в этот момент "модника" переклинило. Он решил, что терять ему нечего - все равно будут судить А за поместье, да еще если всплывут другие художества, то в лучшем случае на кол, а в худшем - соляная яма со снятой кожей. Издав дикий вопль, от которого людям с неуравновешенной психикой, присутствующим в зале, совсем поплохело, он рубанул командора по шее. Шэф удивленно уставился на придурка, а тот, войдя в раж, принялся наносить беспорядочные удары: по туловищу, по плечам, по голове, снова по туловищу, опять по голове, и так далее. Продолжалось это безобразие секунд десять. Наконец, главкому это надоело. Он снова отрастил "медвежью лапу" и голова придурка с деревянным стуком соприкоснулась с полом.

       Весь этот цирк с конями проходил в гробовой тишине - благодарная аудитория открыв рты и затаив дыхание наблюдала за происходящим. И их можно было понять - вместо банального действа - глумления над беззащитными аристократами, они стали свидетелями гораздо более высокого искусства. Шли на концерт художественной самодеятельности треста столовых и кафе, а попали на "Виртуозов Москвы". И, честно говоря, публика была довольна. Работу метаморфа не часто увидишь, если вообще не никогда.

       Завершив показательные выступления - как ни крути, а участников действа было двое, значит это было не выступление, а выступления, командор снова придал конечностям человеческий вид и повернувшись к публике молча пожал плечами. Этим он как бы давал собравшимся невербальный сигнал, что он существо некровожадное, и если кому и отделяет голову от туловища, то только по необходимости, а никак не для развлечения, так что все вменяемые в зале могут не беспокоиться. Ну-у... почти не беспокоиться. Главком подобрал клинки, выпавшие из рук придурка, и попросил его соседа передать ему пояс безвременно усопшего, что было последним и выполнено без малейшего промедления.

       Нацепив на себя пояс с конфискованными колюще-режущими предметами, Шэф продолжил неторопливый обход трактира. Следующим субъектом, вызвавшим его интерес был Копченый. Как только командор остановился перед командиром наемников, тот немедленно расстегнул пояс со своим оружием и молча положил на стол. Копченому было очень жаль расставаться с клинками работы легендарного мастера Витора Эрлаха по прозвищу Золотой Молоток, за которые он заплатил сто золотых, но жизнь он ценил дороже. Командор некоторое время вертел в руках и рассматривал эти подлинные произведения оружейного искусства, после чего положил меч и кинжал обратно на стол. В ответ на недоуменный взгляд Копченого, он улыбнулся:

       - Очень ты на одного знакомого похож.

       - На кого? - поднял брови наемник.

       - Его звали Болотная Гадюка. - Шэф помолчал. - В Паранге погиб.

       Наемник понимающе покивал, а командор двинулся дальше. Чем-то глянулся ему Копченый. Точнее говоря, Шэф знал чем - наемник, в отличие от "модника", был воином, а не убийцей. Как гласит местная пословица: каждый воин - убийца, но не каждый убийца - воин. Командору просто требовалось подобрать такое оружие, чтобы их c Дэном не принимали за лохов - по одежке встречают, а забрать у наемника его клинки было то же самое, что отнять у хорошего скрипача скрипку Страдивари, чтобы тебя приняли с уважением в оркестре какого-нибудь привокзального генделика. Как-то не комильфо... Шэф решил, что народа в трактире много - что-нибудь да подберет.

       Так и получилось - через пару столиков он наткнулся на собрата "модника", который оказался гораздо умнее своего предшественника и без лишних телодвижений презентовал командору свои клинки. Вернее, как свои? - у такого грязного, во всех отношениях, типа никогда не могло быть оружия такого качества. И убить собственноручно настоящего хозяина, если конечно же тот соответствовал своему мечу и кинжалу, он бы никогда не смог - кишка тонка. Другое дело, если хозяин был местным мажором и носил свое оружие, как признак статуса - тогда возможны варианты. Но, Шэфу не было дела до всех этих тонкостей, получив искомое он направился к столику, где его дожидался бледный Денис.

       - Ты как? - осведомился главком, с некоторой тревогой рассматривая старшего помощника.

       - Ща харч метну... Причем в тебя.

       - А почему в меня? - искренне удивился командор.

       - А ты ближе всех, - разъяснил свою позицию старший помощник.

       Надо было принимать срочные меры, чтобы не допустить "эль скандаль" при посторонних, чем главком немедленно и озаботился. Он оглядел обеденный зал и нашел глазами трактирщика, безуспешно пытавшегося укрыться за спинами постояльцев. По его внешнему виду - бледному, с трясущимися щеками, по которым стекали капельки холодного пота, можно было предположить, что Матфея Шинкаря замучили угрызения совести - было видно, что трактирщик сильно переживал за не вовремя озвученное требование продемонстрировать платежеспособность и свою недостаточную почтительность, проявленную в общении с такими замечательными людьми. Единственное, что еще держало Матфея на плаву, были "пиры", которых он машинально добавил в конце своего выступления. На них, родимых, он и уповал.

       - Трактирщик! - загремел Шэф. - Живо проводи нас в лучшую комнату! Еду туда же! И смотри каналья, если пиво будет кислым, а мясо недожаренным!.. - конкретизировать наказания за столь гнусные преступления командор не стал, справедливо отдав их на откуп воображению Матфея. И надо честно сказать - воображение не подвело - трактирщик стал еще более бледным, хотя за мгновение до этого казалось, что это невозможно - дальше просто некуда. Ан нет! - оказалось есть куда. Однако бледность не помешала Матфею исполнить свой долг и комната была немедленно предъявлена взыскательным постояльцам.