Номер десять (СИ) - Володькина Василиса. Страница 61

— Элли, ты скоро придёшь? — спросила она, набрав её номер.

— Малышка, ты чего такая грустная? Я только к ночи буду, может быть, даже утром.

— Ясно. Можно я возьму твою текилу?

— В смысле?

— Выпить.

— Ты же вообще не пьёшь. Что-то случилось?

— Всё закончилось.

— Дурочка! Не пей одна, ты что! Её вообще надо с лимоном пить и солью.

— Мне итак сойдёт.

— Не смей этого делать.

— Ладно. Приедешь, поговорим.

— Адди! Если я приеду, а моей бутылки не будет, то я тебя убью. Мне не жалко её, мне тебя жалко, поэтому просто закрой шкаф и иди спи.

— Хорошо.

— Короче, я поняла, что ты всё равно сделаешь по-своему, только хотя бы не ходи потом никуда.

— Спасибо. Хорошо.

Аделия пошла на кухню и нарезала лимон.

— Понятия не имею, как её пить — грустно сказала она сама себе — зачем я это делаю? Не знаю.

Она налила текилу в стакан и сделала глоток.

— Какой отвратительный вкус! Вообще не понимаю, что люди находят в алкоголе. Вот, наверное, напьюсь, а потом вылью ему всё и лягу спать.

Закинув в рот дольку лимона, она выпила на одном дыхании пятьдесят грамм. Кухня пошатнулась. Щёки вспыхнули. Аделия села на стул. Не дав себе передохнуть, она повторила всё это четыре раза.

Если учесть, что она вообще никогда не пила, то уже через полчаса разум совершенно отключился.

Ей очень хотелось сбежать из дома. Куда угодно, лишь бы только не думать. Надеясь, что алкоголь даст ей возможность всё забыть, она совершенно ошиблась, потому что от мыслей стало еще больнее.

— Больше никогда не буду пить — произнесла она, пытаясь натянуть на себя штаны — состояние ужасное. И почему говорят, что, напившись, можно обо всё забыть? Как по мне, так становится еще хуже.

Прохладный весенний воздух ударил её по лицу. На улице было много людей. Особенно парочек, которые гуляли, взявшись за руки. Она шла вдоль дороги ровно, несмотря на то, что вся улица блуждала по кругу. Сердце больно стучало. Из головы совершенно не выходили слова о том, что Отто уже был с кем-то. Аделия надеялась, что на улице, её организм хоть немного протрезвеет, но с каждым шагом всё становилось только хуже. Осознав, что идти кроме дома ей некуда, она решила поехать на вокзал и купить билет к нему, но в центре площади, где он когда-то кружил её на руках, у фонтана, она села, потому что идти дальше больше была не в состоянии.

Элли без конца звонила ей, но только она не хотела ни с кем говорить. Там, сидя на лавочке, Аделия впервые поняла, что совершенно зависима от одного единственного человека, и пыталась найти возможность как-то от этого избавиться.

Неожиданно раздался звонок от Отто. Она ответила сразу.

— Где ты? — тут же спросил он.

— Какая тебе разница.

— Я спрашиваю, где ты?

— На улице.

— Мне Элли звонила.

— Я рада за тебя. В общем, Отто, я больше никогда в жизни не назову тебя Отти. И мне совершенно всё равно на то, что ты там себе думаешь и делаешь. Знаешь, мне было плохо, конечно, от всего, что ты наговорил, но знаешь, спи с кем хочешь, это твоё право. Я не хочу окончательно сойти от тебя с ума, поэтому у нас с тобой всё кончено. Я думала, что когда-то смогу простить то, что тебя трогали чужие руки, но не могу. Знаю, что ты не моя собственность. Но… всё равно.

— Адель…

— Может быть, я несу какую-то чушь — не обращая внимание на его реплики, продолжила она — но знаешь, я ведь и правда тебя очень люблю. Мне бы не хотелось, чтобы тебя так любил еще кто-то.

— Адель, послушай.

— А вообще, я приеду к тебе. Вот прямо сейчас. Потому что я еду на вокзал, хоть ноги меня и не держат. Вот скажешь мне, что ты меня не любишь, и я поеду обратно. И мне будет плевать тогда. Только скажешь мне всё, глядя в глаза. Я всё сказала. Теперь можешь дальше идти спать, с кем тебе хочется.

— Где ты?

— Какая тебе разница? После этого ты уже не имеешь ко мне никакого отношения.

— Да не спал я ни с кем! Дурочка ты! — неожиданно закричал он — Если ты сейчас не поедешь домой, то я приеду и убью тебя!

— Нет, это ты специально так говоришь. Ты спал и тебе полегчало…

— Я уже сам жалею, что сказал тебе эту глупость.

— А я вот нет. Теперь я знаю, кто ты.

— Я думаю, что теперь ты знаешь, что такое текила. Иди домой, пожалуйста. Я сейчас позвоню Элли и скажу где ты, она приедет.

— Тебе не обязательно знать, где я. Иди гуляй.

— Боже мой, Адель! Сколько ты выпила?

— Чтоб ты знал, я трезвая. И вообще, это всё говорю не я, а моё расстроенное воображение. Знаешь, если бы я знала, что всё так получится… — она замолчала и продолжила — то всё равно бы захотела с тобой познакомиться. Мне больно, поэтому я больше не хочу с тобой говорить. Я тебя ненавижу.

— Да ты дура просто! Извини, что я ору, но я люблю тебя, чокнутую! Ты меня так разозлила и расстроила тогда, как никто другой! Я наговорил тебе всякой ерунды, сам не знаю зачем. Прости меня, только пожалуйста, езжай домой.

Аделия молчала.

— Пожалуйста, я прошу тебя — продолжил Отто — скажи мне, где ты, я волнуюсь. Я же не могу позвонить Джери и сказать, что ты пьяная болтаешься по городу.

— Я не болтаюсь, а сижу. А Элли всё равно нет дома, поэтому нет смысла в том, чтобы тревожить её.

— Вызови такси себе. Адель, я снова хочу говорить с тобой вечерами.

— Ты думаешь, что это так просто? Сначала сказать, что ты был не один, а теперь взять свои слова обратно. Невозможно так просто всё выбросить из головы.

— Давай мы поговорим, когда ты приедешь домой?

— Пока, Отти.

— Хорошо, что, хотя бы Отти.

— Пока — повторила она и положила трубку.

Наконец, вызвав такси, Аделия практически уснула на заднем сидении. Как бы она не злилась, ей стало легче, потому что, возможно, Отто теперь и правда сказал правду. Но, вспоминая то, что он написал ей, сердце снова сводила непонятная боль. На город опускалась ночь. Свет придорожных огней заставлял впадать в спячку. Она вышла у своего дома, и уже у входной двери обнаружила, что ключа от квартиры не было.

— Голова моя дурная — произнесла она и села на лавочку.

Раздался телефонный звонок.

— Ты доехала? — спросил Отто.

— Да.

— Ты уже дома?

— Нет, я сижу под подъездом — успокоившись, ответила она.

— Прости меня за то, что я наговорил всякой ерунды, просто я ненавижу, когда бросают трубки.

— Я теперь тоже.

— Адель, послушай, у меня правда кроме тебя никого нет, я очень люблю тебя.

— Я знаю.

— Почему ты не идёшь домой?

— У меня нет ключа. Он остался дома, когда я захлопнула дверь. И ещё, мне холодно.

— Это просто ты отходишь после текилы.

— Думаешь?

— Знаю — улыбаясь, ответил он.

— Ты прости меня.

— За что?

— Я не должна была бросать трубку.

— Этот не ты виновата, просто у меня скверный характер.

— Мне многому предстоит у тебя научиться, Отти.

— Люблю твоё «Отти».

— Я знаю.

— Ты ведь не уходишь?

— В смысле?

— Ну ты сказала, что уходишь от меня.

— Ага, конечно, от тебя так просто уйдёшь — сказала она и добавила — я знаю, что ты сейчас улыбаешься.

— Я так люблю тебя.

— И я люблю тебя.

— Моя малышка, подожди, пожалуйста, я сейчас наберу Элли и скажу, что ты под подъездом сидишь.

— Она не приедет всё равно.

— Не волнуйся. Я сейчас договорюсь.

Аделия сидела у дома и теперь снова чувствовала, как счастье приятной дрожью растекается по телу. Погода уже не казалось холодной и противной, люди были другими. Ночь была другой.

— Что, домой попасть не можешь? — радостной подбегая, спросила Элли.

— Что ты тут делаешь?

— Адди, ты — алкоголичка! Я еще полчаса назад выехала, а тут Отто только что позвонил и оказалось, что ты как раз под дверью сидишь.

— Спасибо, что приехала. Я уже замёрзла.

— На улице тепло. Это тебе от другого холодно.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я люблю текилу.