Любовь по соседству (ЛП) - Аврора Белль. Страница 49

— Ты заплатишь за это, мудак.

Он не имеет ни малейшего понятия, как много раз я слышал точно такие же слова дома. Они меня больше не пугают.

Я наклоняюсь вперед и шепчу:

— Ты не имеешь понятия, с кем связываешься. Я выстрелю три раза тебе в голову, и все равно это будет выглядеть как несчастный случай.

Несколько секунд он выглядит так, будто собирается отпустить меня, но мы оба знаем, что так он будет выглядеть слабаком перед остальными. Он заносит назад руку, и я вздыхаю.

— Сделай это быстро, задоголовый.

И тогда я чувствую кого-то рядом с собой. Глаза Криса расширяются, и он отступает от меня на шаг. Рука намоем плече заставляет меня обернуться, и я вижу этого парня. Я знаю этого парня. Ладно, я не знаю его, но он один из тех парней. Популярных парней.

«Какого хрена он делает?»

И только я собираюсь сказать ему, чтобы он отвалил, он говорит:

— Тебе нужна помощь?

И он не врет. У меня было достаточно опыта в общении с плохими людьми, чтобы знать, что этот парень действительно спрашивает, нужна ли мне помощь в том, чтобы надрать задницу этому спортсмену. Все еще не доверяя ему, я хмурюсь и качаю головой.

Он кивает, все еще с предупреждением смотря на Криса. А затем уходит.

Всю вторую часть дня я жду возле шкафчиков. Я чувствую себя паршиво от того, что просто стою здесь, но я хочу поговорить с ним.

Наконец-то, вот и он. Темно-каштановые волосы, самые яркие карие глаза из всех, которые я когда-либо видел, и он идет с горячей девчонкой. Его рука на ее заднице, и лишь на секунду я ему завидую.

Я выше его. Хоть и не на много. Я жду, пока он пройдет мимо меня вдоль коридора, и подбегаю, чтобы поравняться с ним.

Когда оказываюсь рядом, начинаю идти вместе с ним и говорю:

— Я — Ашер.

Он кивает головой, глядя прямо перед собой, и отвечает:

— Я — Ник.

Мы идем вместе по коридору, люди останавливаются и пялятся на нас. Люди вроде меня не зависают с людьми вроде Ника, но что-то есть в этом парне. В отношении к нему. Он один из тех парней, которые задают тренды. Никто бы не осмелился дерзить ему.

Я знаю, почему люди пялятся. На моей одежде дырки, а Ник носит дизайнерскую рубашку. Мы просто не подходим друг другу. На полпути в класс я спрашиваю:

— Почему ты это сделал?

Притворяясь дураком, он спрашивает:

— Что сделал?

Я уже близок к тому, чтобы потерять контроль. Я рявкаю:

— Я ни хрена не должен тебе, красавчик!

Ник широко улыбается. На его щеке появляется ямочка и он говорит:

— Я никогда и не говорил обратное, засранец. Утихомирься. Вот как мы поступим. Ты придешь и съешь со мной сегодня свой ланч. Только ты и я. Тогда мы и поговорим.

И затем он исчезает, уходя по коридору.

Ник видит, что у меня, в общем-то, нет как такового ланча, и дает мне половину своего сэндвича. Он говорит с набитым ртом:

— Так к чему вся эта твоя злость?

Я перевожу взгляд на него.

— А какого хрена радоваться?

Ник ухмыляется.

— Верно сказано. — Его выражение лица становится серьезным. — Ты прошел через дерьмо?

Я не отвечаю, просто какое-то время смотрю на него, откусывая сэндвич. Он кивает и тихо говорит:

— Да, я тоже.

Мы не разговариваем оставшуюся часть ланча. Он доедает свой сэндвич и встает.

— Забегай ко мне завтра после школы. У меня есть кое-что, что, возможно, ты хотел бы увидеть.

Он уходит прочь, а я ничего не могу с собой поделать, мне интересно, на самом ли деле у меня только что появился друг.

Я пялюсь во все глаза на предмет в моих руках с абсолютным благоговением.

Ник говорит, улыбаясь:

— Тебе нравится, не так ли? Папа дал мне его в прошлом году. Его привезли из России.

Это пистолет 45 калибра. Я поднимаю его и прицеливаюсь из окна. Ник выхватывает его из моих рук, размахивая пистолетом в воздухе, и говорит:

— Мой отец говорит — никогда не целься в то, что не собираешься убить.

«Мне нужно придумать, как украсть этот пистолет».

Интерес узнать берет верх, и я спрашиваю:

— Ты когда-нибудь его использовал?

Ник кивает, а затем передает мне сумку. Я беру ее, но не открываю. Она мягкая. Полагаю, что это одежда.

— Если что-то не подойдет, просто выбрось.

Я задаюсь вопросом, почему этот парень поддерживает меня.

Учитывая то, насколько я сомневающийся, что-то подсказывает мне, что нужно разведать, к чему все это.

Я не знаю, почему так нервничаю, но не могу прекратить смотреть на отца Ника. Думаю, я совершил промах.

«Почему Нику достался такой отец, а мне мой?»

Самое странное, что Илья (странное имя) так же пристально смотрит на меня. Такое впечатление, будто он может посмотреть, что у меня внутри. Видеть, через что я прошел. Мое сердце бьется чаще, когда я сижу за обеденным столом между Ником и его братом Максом. Макс нормальный. Он надоедливый, но во многом он, как Ник. Они действительно не имеют ни малейшего понятия о том, откуда я.

Я окружен громкой, счастливой семьей. И это отстойно. Это напоминает мне о том, чего у меня нет.

Мама Ника смотрит на меня грустными глазами, и мне хочется уйти. Я не хочу быть объектом благотворительности.

— Спасибо вам за ужин, но мне нужно идти домой. — Я встаю, чтобы уходить.

Никто не говорит и слова. Я могу видеть, что мама Ника разочарована. Илья встает и с сильным акцентом говорит:

— Пойдем. Я провожу тебя.

Продолжая держать голову опущенной, я никому не говорю «доброй ночи». Илья кладет руку мне на плечо, и мне хочется расплакаться. Когда он закрывает за нами парадные двери, то указывает мне на верхнюю ступеньку, и я сажусь. Он говорит:

— Если тебе когда-либо понадобится помощь, сынок, вообще любая помощь, ты звонишь Никки, и он говорит мне. А я позабочусь об этом.

Ошеломленный, я смотрю на него, и он заявляет:

— Синяки на твоей руке выглядят, как отметины от руки взрослого мужчины. — Откидываясь назад, он шепчет: — Ни один мужчина не должен поднимать руку на ребенка. Дети невинны. Они заслуживают лучшего. Если ты когда-либо почувствуешь себя не в безопасности — приходи сюда. Если я узнаю от Никки, что ты пришел в школу синяками, я сам пойду проведать твоих родителей, и я не обещаю, что буду милым с ними.

Я хочу спросить, почему он мне это предлагает, но передумываю. Постель в безопасном, теплом доме и еда, я бы был глупцом, если бы это упустил. Я говорю себе, что это никак не связано с тем фактом, что мне нравятся Ник и Макс. Смотря на их отца, я киваю в знак согласия. Он по-отцовски хлопает меня по плечу, и я встаю, чтобы уйти.

Уходя от Ильи, я поворачиваюсь на полпути на подъездной дорожке и говорю ему:

— Я ненавижу его. Я бы хотел, чтобы он умер. А в некоторые ночи, мне бы и самому хотелось умереть.

Лицо Ильи становится мягче. Я не жду ответа.

Я иду домой, какой бы ад меня там не ожидал.

Шестнадцать лет. Позже, в этом же году...

Я пакую все, что могу вместить в спортивную сумку.

Из кассетного магнитофона доносится песня Cannibal Corpse — Hammer Smashed Face (прим. ред. Можно перевести как «Разбиваю лицо вдрызг»), и я представляю, как делаю каждую вещь из этой песни со своим отцом.

Я спал у Ника дома. Много раз. По правде говоря, я больше не хочу находиться у себя даже для того, чтобы защищать свою мать, поэтому я пакую вещи и прямо сейчас ухожу. На прошлой неделе я пришел довольно поздно, и когда Сесилия, мама Ника, увидела мое лицо в кровоподтеках, она расплакалась и крепко обняла меня. Было приятно иметь кого-то, кому ты небезразличен. Илья отвел меня в сторонку и приказал.