Святой (ЛП) - Райз Тиффани. Страница 60
Положив голову в изгиб его плеча и шеи, она вдохнула его аромат, успокаивающий ее сердце.
- Но не ты отправляешь чек.
Неохотно Нора выбралась из объятий Нико. Она редко, если вообще когда-либо, ощущала себя такой слабой с мужчиной. Горе довело ее до такого состояния. Она редко испытывала такую глубокую печаль. Ее утрата оставила ее потерянной. Утрата? Какое неправильное слово. Ничего не было утрачено. Что-то было отнято. Она чувствовала себя ограбленной, словно кто-то вломился в ее жизнь и украл ее драгоценности. Это не потеря. Это кража. И она знала, что никогда не получит это обратно.
Нико сполз с кровати и подошел к камину. Он бросил полено в угасающее пламя и оживил огонь. Он действовал быстро, не теряя ни времени, ни сил. Он сказал ей, что, когда был ребенком, то работал на виноградниках. Днём в школе. Вечером на работе. Ночью сон. Результат такой жизни - смышленость, сила и чистая совесть.
Он вернулся в постель и лег рядом с ней. Обняв ее, он притянул Нору к себе, прижимая спиной к своей груди и натянув покрывало на них обоих.
- Что случилось после смерти твоего отца? - спросил Нико, вероятно, ощутив, что она не может и не станет говорить об их будущем.
- Как я и сказала, я поступила в Нью-Йоркский университет. У меня было будущее и деньги, чтобы заплатить за него. А потом наступил тот момент, которого я так ждала.
- Какой?
- Мне исполнилось восемнадцать. Я наконец-то получила водительские права. И Сорен с Кингсли начали меня тренировать. Кингсли отвел в первый для меня БДСМ-клуб - маленький, им управлял его друг. Это не было похоже на возвращение домой. Это было намного лучше, как будто ты приезжаешь в новый город и чувствуешь «да, я могу прожить здесь до конца своих дней» и мысленно пакуешь чемоданы.
- Знаю это ощущение, - сказал он, и она заметила, как что-то блеснуло в его глазах. Собирал ли он для нее чемоданы, чтобы она осталась с ним?
- Хорошее ощущение, - подтвердила она, пытаясь не попасть под чары Нико. - Я так стремилась присоединиться к этому миру. Но вот она я, все еще девственница.
- Расскажи. Я хочу знать, какой ты была, когда была девственным подростком.
- Я была подростком, но никогда не была девственницей. Даже когда я была девственницей.
- Когда ты лишилась девственности?
- Мне было двадцать. Почти двадцать. А тебе?
- Пятнадцать. Ей было тридцать шесть.
Нора поджала губы.
- Звучит знакомо.
- Трудно поверить, что кто-то с твоей пылкостью, мог ждать так долго. Ожидание того стоило?
- Да, - ответила она, погружаясь в далекое прошлое. - Но он был прав, заставив меня ждать так долго, несмотря на то, что я хотела его как можно раньше. Теперь я это понимаю.
- Что ты поняла?
- Я была готова к сексу задолго до моего первого раза. Но я не была готова к нему, к тому, что он хотел от меня.
- И что это было?
- Все. Мне пришлось многому научиться, прежде чем мы стали любовниками. И у Сорена были интересные методы обучения.
Нико изогнул бровь, довольно высоко. Она пожалела, что под рукой нет линейки. Интересно, кто выгибает бровь лучше - Кингсли или Нико?
- Дело в том, что мой первый обучающий ужин с Сореном был той же ночью, когда я получила свой ошейник.
- Что произошло?
- Ну, мы были у Кингсли.
- Хорошее начало.
- Подали ужин.
- Продолжай.
- А я была, в чем мать родила.
Глава 26
Элеонор
Свидание.
Настоящее свидание.
Нормальное свидание.
Ужин. Наряд. Секс. Наконец, в восемнадцать лет Элеонор собиралась на первое настоящее свидание в своей жизни.
Со своим священником.
Ладно, может, это свидание и не было обычным. Но у нее было новое платье - белое короткое с большим количеством ремешков, и особняк Кингсли будет предоставлен только им, поскольку короля на этой неделе не было в резиденции. Очень похоже на настоящее свидание. Сорен даже пообещал, что сегодня не наденет свою колоратку, которую она так любила на нем. После того, как он дал обещание, Сорен сказал кое-что загадочное, из-за чего эти слова несколько дней крутились в ее голове. Только один из нас будет в ошейнике. И это буду не я, обещаю.
Столовая Кингсли была освещена десятками свечей и мерцающим светом от камина. Сорен был там. Еда была там. Но все, что она могла видеть, это белую коробку, которая стояла рядом с ее тарелкой.
Пока она смотрела на коробку, Сорен подошел к ней сзади, поцеловал ее спину и шею и опустил застежку на платье.
- Ого, что происходит? Мы не будем ужинать?
- Будем.
- И вы снимаете мое платье, потому что...?
- Я хочу видеть тебя обнаженной, - произнес он, словно этот ответ был наиболее очевидным во всем мире, таким очевидным, что ей даже не следовало задавать вопрос.
- Это обнаженный ужин?
- Для тебя, Малышка. Я останусь в одежде.
Сорен начал стягивать бретельки ее платья, и Элеонор замерла. Он остановился.
- Что-то не так?
- Нет. Ничего. Кроме того, что вы заставляете меня ужинать абсолютно голой.
- Это доставляет тебе неудобство?
- Невероятно неудобно.
- Понятно, - сказал он и продолжил опускать бретельки ее платья.
- Но мы все равно это сделаем?
- Элеонор, - начал Сорен, повернув ее к себе лицом. - Сегодня для нас особенная ночь. Ты уже достаточно взрослая, чтобы начать обучение тому, чего я ожидаю от тебя, если мы собираемся быть вместе. Так все и будет, если ты будешь принадлежать мне. Я буду владеть тобой. Это не метафора или романтическая гипербола. Это констатация факта. Я могу снять с тебя одежду в любое время и где захочу. Обнажение должно сопровождаться минимальными объяснениями или предупреждениями, как и снятие моей колоратки. Я делаю это, когда мне хочется и ни по какой другой причине.
- Да, сэр. - Она нервно сжала ладони в кулаки, стоя в центре столовой, освещенной свечами, и позволяя Сорену раздевать ее. Она чувствовала себя нелепо, стоя обнаженной с собранными в замысловатую прическу волосами и в туфлях на высоком каблуке. Сорен не прикасался к ней, только стянул трусики по ее ногам. Он положил платье и нижнее белье на спинку оттоманки, которая стояла рядом с камином.
Он отодвинул для нее стул, и она села, вздрогнув, когда ее обнаженная кожа соприкоснулась с холодным деревом.
Сорен взял белую коробку и вложил ей в руки.
- Что это? - спросила она, рассматривая элегантную черно-белую обертку.
- Открой.
Элеонор осторожно развязала черную ленту и разорвала белую бумагу. Она подняла крышку и уставилась на предмет в коробке. Значит, Кингсли не шутил, не преувеличивал, не пытался разозлить ее в прошлом году, во время их первой совместной поездки в «Роллс-Ройсе».
- Нравится? - спросил Сорен.
Элеонор ответила одним словом:
- Гав.
Сорен усмехнулся, взял белый кожаный ошейник и расстегнул его.
- Собачий ошейник?
- Ошейник рабыни. Ты принадлежишь мне всегда, где бы мы ни были и что бы ни делали. Но когда я надену на тебя ошейник, ты должна понимать, что полностью отдаешь мне свое послушание и безраздельное внимание. Пока ты в ошейнике, ты будешь обращаться ко мне «сэр», и никак иначе.
- Он белый. - Она посмотрела на него.
- Интересно почему.
- Понимаете, носить собачий ошейник... ошейник рабыни, - исправилась она, - немного унизительно.
- И именно поэтому я хочу, чтобы ты его носила.
Она рассматривала ошейник в руках.
- А ваш ошейник унизителен, сэр?
- Да, - односложно ответил он. Не такого ответа она ожидала, но поняла его. Он обернул ошейник вокруг ее шеи и застегнул его маленьким серебряным замочком.
- Не переживай, у меня есть ключ, - заверил он. - Единственный ключ.
- Хорошо.
- Слишком туго?
Она с легкостью сглотнула, с легкостью дышала.
- Нет.
Сорен сел на стул рядом с ней.