Слом (СИ) - Моричева Наталия "Кельта". Страница 26

***

Холодный ветер быстро забрался под белое эльфийское платье и задержался на нижних рубахах, от него не спасала даже белая пушистая шаль. Тающий снег, укрывший сплошняком дорогу, налипал на обувь и забивался внутрь, и вскоре ноги промокли. Тепло, душное и успокаивающее, осталось в Диких Землях, а в большом мире весна ещё не полностью вошла в свои права.

Цепочка шагов за спиной становилась всё длиннее, пока не потерялась за перекрёстком на наезженном обходном тракте. До ближайшей деревни оказалось два дня неспешного пути. Катя пошла быстрей, как только почувствовала запах дыма, принесенный игривым ветром. Но стоило за поворотом показаться частоколу ограды, как девушка остановилась. Идти туда, вперёд, было боязно, несмотря на принятое решение, несмотря на то, что сердце подсказывало, что она всё делает правильно. Катя придерживаясь рукой за тонкий ствол ближайшего деревца, собиралась с духом, искала спрятавшуюся где-то решимость и как могла подбадривала себя.

— Мамочка, я по тебе соскучилась. Как я хочу вернуться домой, чтобы ты не сердилась...

Воспоминания о семье в очередной раз плеснуло ложку сладкого тепла и придало спокойствия, которых хватило, чтобы дойти до ворот и уверенно постучаться.

— Кто эйто?! — окликнули из-за закрытой створки.

— Меня зовут Катя. Можно отдохнуть у вас?

Заскрипела, приоткрываясь, потайная дверка справа от ворот. Из щелки выстопоршилась борода и деловито уточнили:

— Катя Чистые Руки, та самая, что осенью от мора город избавила?

— Чистыми Руками меня действительно называют, а про мор они преувеличили. Я всего лишь не дала лежать людям в грязи и одиночестве. Они сами победили болезнь.

— Люди! — заорал во всю глотку приземистый широкоплечий мужичок, распахивая калитку. — Люди! К нам пришла Катя Чистые Руки! Та самая! — и уже чуть тише обратился к девушке: — Заходи, заходи, милая. Ой, как хорошо, что ты до нас дошла. Не ждали, но слышали.

Он болтал без умолку, суетился вокруг и с почтением почти до подобострастия повел по деревне. Её здесь узнали. Это немного удивляло — кто же мог предположить, что новости расползаются так быстро и о юродивой уже наслышаны по другую сторону Диких Земель. Но вместе с тем и успокаивало, ведь если о ней слышали, её не тронут.

В селенье Катя не стала задерживаться надолго, потешила любопытство жителей, выслушала их послания и пошла дальше. Эта часть обжитой земли была столь популярна у торговцев, что гостевые дома рассыпались вдоль трактов очень густо, и девушке редко приходилось ночевать возле костра, как и идти пешком. Быстрей, чем она шла, разлетались только слухи о ней. Не раз и не два она сталкивалась с изумившим её явлением: её караулили по тракту и зазывали заглянуть погостить. Но бывало, что и сама она заходила и просилась на постой.

***

В это село Катя забрела в разгар весны. Она застала жаркий спор прямо на улице, переходящий в крики и демонстративные уходы. Люди были так возбуждены, что девушка только через полчаса смогла добиться хоть сколько-нибудь внятного, хоть и путаного ответа на вопрос, что у них случилось.

Их деревушку, как и многие за последние года, задел мор, но забрал он немногих, а в конец зимы в лесу помёрз один из мужиков насмерть. Молодой он был, жену-сироту молодую оставил беременной. А несколько дней назад вдова та и родила, только тяжело ей роды дались, теперь встать не может. Им всем девку жалко, но сейчас в поле работы много, а работников не хватает. Они и согласны, раз так получилось, и её делянки вспахать и засеять, не звери же, но оставить присмотреть за больной никого не могут — даже детей с собой утром в поле забирают и затемно только возвращаются.

— А может я с ней и ребенком посижу, пока она не оклемается? — выслушав жителей, предложила Катя. — А потом и сами разберётесь. Только оставьте подробную инструкцию чем и как лечить.

Селяне переглянулись, довольные, закивали, и просто показали ей нужный домик — совсем крошечную избушку, пообещали зайти по пути в поля и разошлись по домам

Катя решительно выдохнула страх и, постучавшись, зашла в указанный домик. В сенях было пустовато, только вдоль стены угадывались несколько вёдер, метла и что-то из инвентаря. В комнате же, душной и тёмной, робко горела лучинка и тихо похныкивал ребёнок. Молодая мама лежала рядом с малышом и ворковала что-то утешительное, и, как не скуден был свет, но слёзы в её глазах всё же были заметны сразу.

Девушка простояла несколько секунд в растерянности, а потом решительно начала открывать окна и двери, впуская свежий тёплый воздух и утреннее солнце внутрь. А потом присела рядом с женщиной.

— Что случилось? Чем я могу помочь?

Молодая мать покрепче прижала к себе новорожденного, и вокруг отчётливо запахло прокисшим молоком, а на пелёнках стало видно мокрое пятно. Катя усмехнулась, вспомнив собственных младших сестрёнок, и постаралась как можно ласковей улыбнуться:

— Где лежат чистые пелёнки? Я помогу перепеленать малыша? Это девочка? А где вода, чтобы подмыть ляльку?

— Кто ты? — наконец откликнулась женщина, всё так же крепко прижимая к себе малыша.

— Я Катя. Многие называют меня Катя Чистые Руки. Твои односельчане обо мне слышали, они же и отправили меня к тебе. Так, где вода и пелёнки?

Имя юродивой, слухи о которой на несколько дней, а то и недель опережали её, подействовало почти магически, сразу внушив доверие.

— Это мальчик. Саррином назову. Вода должна была на печке остаться, а пелёнки вот в том сундуке.

— Сейчас всё сделаю. И сыну твоему, и тебе помогу.

Катя нашла всё необходимое, осторожно взяла устало плачущего ребенка и с лёгкой улыбкой развернула свёрточек. Влажным обрывком тряпочки осторожно обтёрла малыша начисто и, запеленав в чистый отрез, вернула обратно. Малыш тыкнулся носиком в маму, просительно пискнул и затих, напившись молока. Юродивая наблюдала за мальчиком и вспоминала, как в двенадцать лет помогала маме с самой младшей сестрёнкой — пеленать, купать, а потом и кормить с ложечки, заодно следить и за средней сестрёнкой-третьеклашкой. Вот всё и пригодилось, а из уголка глаза покатилась слеза. Но пока было не время для тоски по детству: дом следовало привести в более подобающий вид, да и женщине необходимо было помочь позаботиться о себе.

И работа закипела: проводить молодую мать, поддержать, пока она умывается, помочь переодеться и застелить чистое на постель; сварить нехитрую кашу, вымыть полы и протереть стены, застирать грязные пеленки... Одна из селянок принесла лекарство для роженицы — горько пахнущую настойку, которая якобы быстро поставит на ноги. Но больше в мирок избёнки в ближайшие часы никто не заходил.

Катя, уставшая за день, уснула, едва легла, и до самого утра не слышала ни шума за прикрытым на ночь окном, ни недовольной возни снова промокшего мальчика. На следующий день молодая мать — Копита — наблюдавшая за неожиданной помощницей, нашла в себе достаточно любопытства, чтобы начать осторожный расспрос.

— Ты, наверное, много где была. Счастливая. А я только родную деревню да мужнину, — с завистью в голосе тихо, чтобы не потревожить засыпающего малыша, проговорила Копита. — Интересно, что же в большом мире...

— Мир, может, и большой, но я видела только маленькую его часть, — откликнулась Катя, придирчиво рассматривая горшки и сковородки, прикидывая, что же приготовить. Подумала и, взяв успокаивающий тон, продолжила чуть нараспев: — Большинство деревенек и сёл, встретившиеся на моём пути, очень похожи на эту. Несколько дворов, иногда отгороженных высоким частоколом, огородики... Редко встречались и богатые сёла, но они возле столиц. Города друг от друга отличаются намного больше, чем деревеньки. Особенно это видно для городов чисто людских и тех, где есть эльфийские кварталы. Эти отличия сложно описать, но они чувствуются и в поведении жителей, в их разговорах. Но больше времени я провела не в деревнях и городах, а в дороге между ними. В этом ли счастье?