Слом (СИ) - Моричева Наталия "Кельта". Страница 41

— Нет, нет, — замотала головой девушка. — Я не палач, я не убийца.

— Это будет справедливо, — откликнулся Эль-Саморен. — Из-за него нет больше Яль-Марисен, Вы заняли её тело. Перед Вами её церемониальный меч. Ваше тело помнит, как защищаться магией и от мага, помнило два года назад в гостевом доме, вспомнит и сейчас.

— Нет, нет, — Катя медленно встала и начала, спотыкаясь, отступать.

— Катя, Яль-Паларан безумен, он не остановится. И сколько тогда полей с урожаем будет вытоптано сражающимися армиями, — Эль-Торис припомнил упрёки прошлого утра.

— Нет, нет...

— Вас считают юродивой, а они не принадлежат ни одному королевству. Так кто же, кроме Вас, может привести приговор в исполнение. Ведь Яль-Паларан — угроза всем королевствам, и представители всех королевств его судили единогласно, — добавил один из генералов.

— Нет, нет...

— Катя, у Вас, нет, у тебя браслет с самыми сильными амулетами Яль-Марисен. Я чувствую, что ни один из них не потерял силы. С ним только у тебя есть шанс подойти к наставнику и нанести удар, — поддержал генерала Яль-Яль.

— Нет, — пробормотала девушка, выбегая из шатра.

***

Она бесцельно бродила по обоим лагерям. Караульные её не останавливали, только приветствовали с радостными улыбками. Им не хотелось умирать в сражениях. Просыпающиеся люди махали руками, приглашая к оживляемым костеркам. Они хотели вернуться домой. Порой в нестройном словопаде приветствий раздавалось: «Ты помнишь меня? Ты заходила к нам, так потом такое было!». Она не помнила, но кивала в ответ.

Вот совсем молодой эльф, смеясь, спросил почему Ольси-Чистые Руки ходит не умытой и предложил проводить к роднику. Вода из ключа разрыла землю до песка, а в нескольких шагах дальше по течению солдаты выкопали небольшую яму, в которой собиралась вода, сглаживала следы от лопаты и пыталась выбраться и отправиться в дальнейшее путешествие. Катя поблагодарила своего проводника и попросила оставить её на несколько минут одну.

Девушка зачерпнула полные горсти ледяной воды, плеснула на лицо, смывая липкую паутину страха. Вновь зачерпнула воду и засмотрелась, как она по каплям просачивается между ладонями, убегает сквозь пальцы, унося с собой пыль и грязь...

— Чистые Руки. Можно ли их отмыть от крови? «Сделай это, Катя Чистые Руки», — девушка невесело усмехнулась и выплеснула оставшееся в ладонях. — От чьей крови их можно отмыть? Солдат? Мага?

Катя засмеялась — нелепо, абсурдно. Встала, привела в порядок одежду и побрела обратно в шатёр. В груди было пусто, и чтобы отвечать улыбкой на улыбки приходилось каждую минуту перешагивать через себя.

А в шатре, одиноко стоящем посреди вытоптанного поля, никого не было. Только меч всё так же лежал на столе, хвастаясь острыми ровными кромками. Девушка замерла рядом, рассматривая оружие. Она осторожно обхватила рукоять и ей показалось, что в клинке бьётся сердце. Показалось — это пульсация её собственной крови отдавалась в мгновенно вспотевшей ладони. Катя, пытаясь разорвать наваждение, вложила меч в ножны и положила их обратно на стол.

От входа донеслись знакомые голоса. Девушка узнала ворчание Эль-Ториса и одного из генералов, в которых уже успела запутаться.

— Может не стоит так часто называть её несмышлёнышем? Если она не понимает этого, зачем продолжать оскорблять её Ольси?

— А как ещё к ней обращаться, если она то ли эльф, то ли нет?

Собеседники зашли внутрь и замолчали. Старый знакомый отвёл взгляд в сторону и заметил вложенный на место меч. Девушка кивнула, отвечая на невысказанный вопрос.

— К утру мы подготовим отъезд, — сглотнут подступивший ком Эль-Торис. — С вами ещё хотели побеседовать генералы.

— Я выслушаю их, — Катя кивнула, отворачиваясь. Перед ней вновь оказались белые ножны, только на какой-то миг вместо струганных досок столешницы под ними померещились тёмно-серые истёртые камни.

Вечером девушка не решилась выйти из шатра и прогуляться среди множества костерков. Смех людей был слышен даже здесь, но в сгущающихся сумерках ей всё мерещились древние стены, спрятавшиеся за густым ковром лесной зелени.

***

Сафен за последние несколько недель осунулся, побледнел и похудел. Он никогда раньше не тяготился уединением жизни в Сторожке, но в этот раз с трудом дождался завершения смены. И как только долг отпустил его, направился не домой, а сюда, к ступеням Храма.

Его народ веками провожал у этой лестницы услышавших Зов, но ни один из жителей Леса не поднимался по ней, их сдерживал негласный запрет. Они словно стражи почётного караула приветствовали и провожали. А он сейчас стоял даже не в шаге, носки его сапогов касались торца ступени. Храм, укрывшийся зеленью, пугал затаёнными мощью и величием. И тем, что никто из побывавших в нём никогда не возвращался обратно. И сердце подсказывало, что она уже тоже больше не выйдет к ручью, устало улыбаясь, придерживая лямку сумки, внимательно глядя под ноги. Она ушла навсегда. А он так и не смог отпустить и перестать ждать и каждое утро, выходя к ручью, подолгу всматривался в окружающий лес.

Солнце коснулось верхушек деревьев, расцвечивая алым и золотом жадную пасть входа. И Сафен решился. Он шаг за шагом поднялся наверх и, хватаясь за остатки решимости, зашагал по каменному полу вглубь. Залы один за другим оставались позади, и всё меньше света было вокруг. И в последней комнате, заполненной вязким полумраком, едва разгоняемым прорвавшимися по следам Сафена лучами света, он нашел нишу с колонной, отполированной сотнями, тысячами рук. Едва он коснулся каменного столбика, как на него обрушились тьма и тишина.

Он потерялся среди холодной пустоты. Ждал, но ничего не менялось, только время всё ощутимей утекало под стук сердца.

— Зачем? Кто они такие? Зачем они тебе? Почему они не возвращаются? — не выдержав, закричал Сафен. — Почему!

Тьма заполнилась едва слышимым смехом и ответ прозвучал где-то среди его собственных мыслей: «Их боль, вот что мне нужно. И Катя уже отдаёт мне её без остатка. До последней капли. До последней мысли. Она моя».

— Но почему она? — из сердца поднимались слёзы.

Ответ вновь прозвучал везде сразу: «Она хотела перемен, как и все до неё. Я даю им то, что они ищут и жаждут. А остальное — их собственный путь. Мир не изменяется по чьёму-то желанию».

Сафен в ужасе разжал руку, и вокруг вновь проступили каменные стены в отблесках одинокого луча. Только тихий торжествующий смех продолжал звучать, еле уловимо, издевательски. Мужчина почти бегом поспешил покинуть Храм, но, уже стоя на верхней ступени лестницы, он почувствовал Зов.

Храм лгал — выбора больше не было.

***

Отъезд юродивой из лагеря был полностью готов, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Но уже сейчас кони недовольно фыркали в сторону кареты и подбирали ещё оставшиеся на уничтоженном поле колоски. Эль-Торис, сердито бормоча что-то под нос, в очередной раз обошел кругом недоразумение на колёсах и покосился в сторону лошадей — он был не счастливее их, тем более ему выпало сегодня быть пастухом.

— Ну и запах! Да эта недоделка развалится на полпути, а если не развалится, то Катя от вони задохнётся...

— Хватит ворчать. Вы сами прекрасно понимаете, почему до подготовки не допустили людей, — Эль-Саморен тоже заглянул внутрь кареты и скривился. — Но где они достали эту древность! Проще уж везти Катю верхом...

— Не проще. Вы же должны понимать, что сделают люди, когда увидят, как Катю Чистые Руки, остановившую сражение, их легенду и надежду, куда-то увозят. — Яль-Яль тихо вышел из сгущающихся сумерек и, создав перед собой светильник, заглянул в карету. — Да, грязненько. Ну здесь я, наверное, могу подправить...

Маг что-то нашептал на руку и долгим пасом создал заклинание. По его воле пятна глины, вмазанные в обивку, следы от пролитого пива и вина и, кажется, от части урожая, который везли на ближайший рынок, вылетели и пылью осели на землю.

— Так намного лучше, — Яль-Яль улыбнулся и запустил ещё несколько светлячков летать вокруг. — Теперь можно и о поговорить. Вы ведь остаётесь здесь.