Лесная легенда (СИ) - Никитина Валентина. Страница 1
Лесная легенда.
Валентина Анатольевна Никитина
(рассказ)
Ведьма склонилась над спящей царевной, приподняла ей веки, пощупала запястья, приложила ухо к груди...
Девушка, опоённая зельем, облачённая в мягкую льняную рубашку с кружевами, едва слышно вздохнула, приподняла брови, будто пытаясь открыть глаза. Босые ножки с бледными пятками неловко торчали с короткого топчана.
Баба опрятно поправила, выбившуюся из-под богатого платка прядь волос, разложила на полке колдовские травы и амулеты, отмахнула от себя ароматные пары от котла...
В щель приоткрытой двери глянула новая царица, заменившая, постриженную в монахини, мать девушки.
Ведьма шикнула на неё, плюнула!
Та шарахнулась в сторону!
Но, через минуту, сглотнув пересохшим от страха горлом, вновь прильнула к двери.
- «...Жутью ночною от века до века,
в Дебрянских дебрях пугай человека!
Силы ночные, услышьте меня!
Пусть ни рассвета, ни белого дня
ей не откроет ни млад и ни стар...
Если не явится пьяный гусляр!
Если он скажет три поганых слова,
а в-четвертых, произнесёт: «Лепота!»;
ударится головой о три дерева: сосну, елку и берёзу,
а в-четвёртых - пнёт трухлявый пень с мухоморами;
перекувыркнётся три раза с гуслями,
а в-четвертых - сядет на бережок;
три раза прокричит домашней скотиной,
а потом заиграет на гуслях и запоёт про любовь.
Только тогда царевна вернётся в свой облик...»
Гринька брёл по лесу ко Святому озеру. За спиной затихли голоса и бренчание гитар. Слёт клубов самодеятельной песни расположился, как всегда, лагерем на берегу реки, у лесной сторожки.
За ночь он наорался у костров, напился и снова протрезвел. А к утру, ребята пригласили его искупаться в Святом озере и опохмелиться холодным пивом, которое они утопили на берегу озера ещё с вечера. Он «слегка» притормозил у костра - допевал свою песню, потом еще одну, потом ещё... а друзья ушли вперёд.
Пока пробирался, решил спрямить - дорогу он знал, как свои пять пальцев. Но в темноте чуть не сшиб башкой три дерева! Три раза со смаком выругался и вдруг, замер: перед ним раскинулось, укрытое туманом озеро, окружённое лесом. Над деревьями намечался рассвет, и туман над озером один сиял белым молочным светом.
Он почувствовал себя ребёнком, заглянувшим в огромную чашу с молоком. Вообразив, что кто-то из ребят уже заприметил его, картинно поднял руки над головой и произнёс: «Лепота!» Ему казалось, что это старинное слово более точно выражает его нечаянный восторг. Не отрывая глаз от красот озера, шагнул вперёд, споткнулся о трухлявый пень с поганками, попытался удержать равновесие, прижимая к себе свою драгоценность - двенадцати - струнную гитару... Но берег, в темноте коварно приготовил ему резко уходящий вниз склон.
Три раза кувыркнувшись, скатился по склону, как циркач, и, на удивление мягко, без потерь и травм, приземлился на прибрежный песок.
- Хо-хо! - хохотнул он, пьяно удивляясь своей неожиданной ловкости.
Желая привлечь внимание парней и одновременно отпраздновать свою удачу, замяукал во всё горло, гулко бухая басом, залаял и, наконец, блаженно закукарекал, нарушив таинство тишины лесного утра. Не услышав отклика, ударил по струнам и заорал: «Я люблю тебя жизнь и надеюсь, что это взаимно!..»
Тут что-то со страшной силой обрушилось ему на голову! Он взвыл, распахнул горластую пасть для трёхэтажного мата и вдруг, поперхнулся...
Рядом с ним на берег свалилась большеглазая, растерянная девчонка.
Гринька с удивлением оглядел её длинное, все в кружевах платье, длинные, распущенные по спине волосы.
- Откуда такая Ундина свалилась на мою голову, притом в прямом и переносном смыслах одновременно? - галантно дохнул он на неё трехдневным перегаром.
Девчонка, открыв рот, смотрела на него и моргала.
«Еще одна дура попёрлась за романтикой!» - с внезапной злостью подумал он.
- Наверно, как и я, о пень спотыкнулась?
- Ты меня видишь?! - испуганным шёпотом спросила «Ундина».
- Ну, не слепой же!
- И не боишься, не убегаешь?!
- Я что, похож на тех, кто бегает от хорошеньких девушек? - засмеялся Гринька.
- Хорошеньких?! - взвизгнула она и бросилась к озеру.
На тёмной глади, завуалированной туманом, почти ничего не отражалось, только девичий силуэт. Но она, неверяще, протянула руки к озёрной глади и заплакала.
- Ты чего это? - изумился гитарист, - обидел кто-то? И чего ты в бальном платье в лес попёрлась? В лес надо по-спортивному. А на ночь, потеплей куртку прихватить... - растерянно бормотал он: «Ну, точно, под кустик кто-то затащил дуру расфуфыренную! У неё же на лбу написано - Ундина!»
- Красота какая... Рассвет... Солнышко встаёт... - рыдала та.
- А-а, так ты из-за красоты? - облегчённо вздохнул он, - да, красота здесь, прямо волшебная. Я и то вон, чуть шею не сломал - залюбовался. А я сюда не первый год приезжаю...
Девушка окунула руки по локоть в воду и, рассмеявшись, ныряя головой в воду, как утка, стала плескаться, мешая смех с рыданиями:
- Живая!.. На самом деле живу!..
Гринька поморщился: «Ну, точно! Совсем от сентиментальности охренела! Такую, можно голыми руками брать.
Две-три песенки, соответственно настроению и - не трепыхнётся!»
Осторожно заворачивая и направляя девушку в сторону, где он предполагал мостки, повел свою неожиданную находку к ребятам.
Леха разжигал костер, остальные собирали хворост.
- Ну, Гриня, ты в своём репертуаре! Где такую царевну поймал? Везёт же тебе, уроду!
Этот сволочь тебя не обидел, случаем? - глянув на заплаканное лицо девушки, спросил Леха.
- Нет, это я его ударила нечаянно, - поспешила заверить незнакомка.
- Это когда?
- После того, как он прокукарекал и песню запел...
- И здорово ты его?.. - заинтересованно допрашивал Лешка.
- Да. Сильно.
- Ну, ты молодец! Завидую! - восхитился тот, - я сам мечтал ему покрепче врезать, когда он такую благодать испохабил, паскуда!
- Это я не сумел восторга сдержать! - виновато хмыкнул Гришка.
Утренний туман пробирал холодом, трезвил до звона мозги. Глянув на девушку, в чересчур легком платье, с босыми ногами, поёжился. По-хозяйски кинул на плечи девушки свою ветровку, покосился на ребят, пусть видят - он с нею первый пришёл. Снял и велел ей надеть на себя его кеды, согреть ноги.
Она послушалась, но, почему-то сначала обнюхала куртку, потом кроссовки. «Чем они могут пахнуть, кроме пота и табака?» - недоумевал он. Обмахнула, запачканные влажным песком ступни, вставила в чересчур просторную обувь, разглядывая шнуровку на кедах, затянула.
Гриня, красуясь, разделся до плавок, поводя тощими лопатками, развёл руки в стороны, как коряга обрубки корней, и с плеском нырнул в озеро. Вода была необычайно прозрачной, он был виден в ней весь, как в зеркале, бултыхающий ногами, раскоряченный, как лягушонок. Не понимая, насколько он смешон и жалок, красовался перед девушкой: то сделает несколько гребков сажёнками, то нырнёт в воду.
А она и не смотрела в его сторону. Смущённо отвела взгляд, когда он еще начал раздеваться, потом старательно глядела в огонь костра на берегу. Иногда взгляд её поднимался к вершинам деревьев, к разгоравшемуся рассвету. И глаза её были как смешанный крик восторга и тоски.
К костру подошёл Валера с топориком и бросил охапку поленьев из сухостоя. Ребята собрались у костра и, искоса поглядывая на странную девушку, заварили чай с листьями смородины. Подали ей кружку со сладким чаем, пододвинули бутерброды.
Девушка обнюхивала пищу и пробовала обычные бутерброды с колбасой, как заграничный деликатес.
- Ты брянская? - спросил Валера.
- Нет... - девушка замешкалась, - ...когда-то давно я жила на Москве.
- А сейчас, где живёшь?
-...Не знаю.