Пять причин улыбнуться - Градова Ирина. Страница 45
Вид у него и в самом деле неважнецкий: волосы взъерошены, куртка вся мятая и в паутине, а глаза — красные, как у заправского Дракулы.
— Витечка! — обрадованно вопит бабуля. — Зятек! А Ланочка уже разволновалась, столько всего передумала!
— Мама, что ж вы так кричите? Пожалейте свои легкие… — бормочет папа половиной губ, потому что другая половина занята мамиными губами.
Дед загоняет всех в дом, и наша — уже не вереница, а настоящая куча-мала, потому что все сгрудились вокруг папы и пытаются рассказать ему, как напугались, — заваливается на терраску. Когда папа выпивает кружку горячего чая — от самогонки он почему-то упорно отказывается, — заворачивается в плед и устраивается в старом кресле с исцарапанными подлокотниками, выясняется, что в его истории нет мистики.
— Ты уж прости меня, Ланочка, — целует он маму, которая сидит на корточках рядом с креслом. — Не надо было так уезжать. Я только потом подумал, как все это глупо… Вот и решил вырваться пораньше, приехать в деревню вперед вас, навести порядок… В общем, встретить семью, как положено… Подмести только и успел… Потом приспичило мне, дураку, проверить, осталась ли в подвале с прошлого года картошка. Я еще дверь в дом запер по городской привычке — вот идиот! Ну и полез я в подвал… Помнишь, пап, замок, из-за которого ты мне год назад всю плешь проел? — Дед, посмеиваясь, кивает. — Так вот, не зря проел… Замок-то современный, с приколом. Я дверью хлопнул, а он возьми да и закройся.
— А ключи? — удивляется мама.
— А ключи я, балбесина, снаружи оставил. На кирпич положил, чтобы не потерять… В общем, просидел я там часа два, а потом нашел за ящиками бутылку самогона. Сколько ему лет, я не интересовался — выпил весь для согрева и чтоб нервы успокоить. Потом уснул, а когда проснулся, услышал ваши голоса. Кричал, чуть легкие не надорвал. А вы только часа через три меня услышали…
— Говорила же — выключите свою шарманку, — гнет свое бабуля.
Я всегда сравнивал папу с нашим задумчивым лифтом, и в этом сравнении нет ничего плохого. Да, мой папа действительно такой: задумчивый, рассеянный и подчас смешной. И только с ним могла произойти такая дурацкая история. Ну и что, что дурацкая? Зато со счастливым концом.
— Ах вы, мои дорогие… — умиляется бабушка, глядя на папу, сидящего в кресле, и маму, прижавшуюся щекой к его руке. — И все-таки слушали бы хоть изредка мои советы…
— Знаете что, Полина Ивановна, — улыбаясь, перебивает ее дед. — Сегодня я понял, как отучить вас советы давать.
— И как же, Семен Арсеньевич? — хитро прищуривается бабушка.
— Жениться на вас.
Я не упускаю удовольствия посмотреть на вытянувшееся бабушкино лицо. А потом перевожу взгляд на Вику, которая, кажется, совсем запуталась в перипетиях нашего странного семейства.
— Это он что, серьезно? — глядя на меня удивленными синющими глазами, шепчет Вика.
— Серьезно, — уверенно киваю я, потому что хорошо знаю дедушку…
— И что, он действительно женился на твоей бабке? — лениво потягивается Леха, делая вид, что ему по-прежнему скучно. Я согласно киваю в ответ. — Да, дает дедуля… А сестричка твоя с этим прихехекелем?
— И Олька за Пашку вышла, — подтверждаю я Лехины догадки. — А мама после этого случая перестала ревновать папулю к Лерочке, и правильно сделала, потому что мой отец — как раз из поговорки «любовь до гроба, дураки оба»…
— А Вика? — хитро улыбается Анечка, поскольку заранее знает ответ.
— А Вика стала Викусей, а потом уменьшилась до Куси, — улыбается Куся и с благодарностью смотрит в мои глаза. Теперь уже я не жалею о том, что не поддался на Лехины уговоры пойти спать. Синий Кусин взгляд стоит десяти таких историй и бессонных ночей, даже в компании нудного Лехи.
— А знаете, что самое главное? — спрашиваю я у своих полусонных друзей.
— И?.. — зевая, интересуется Леха.
— Я часто думал потом, что, если бы мы тогда поехали в Крым, ничего этого бы не случилось. Ни папы, по собственной растерянности оказавшегося в подвале, ни мамы, которая поняла, что глупо ревновать половину собственной души. Не говоря уже обо всех остальных. И самой истории не было бы тоже…
— Слишком уж ты сентиментальный, Васька, — снисходительно улыбается Леха. — Не было бы этой истории — была бы другая.
— Такая же интересная? — лукаво спрашивает Куся, и Леха молчит, потому что даже он со всей своей железобетонной логикой не знает ответа на этот вопрос.
Я поворачиваюсь к Кусе и снова, в который уже раз, сознаю, что она — единственный человек, способный понять меня по-настоящему. И что она — самое важное звено в этой истории, без которого вся моя дальнейшая жизнь была бы лишена смысла.
А Куся улыбается, глядя куда-то сквозь меня, в иссиня-черную ночь, совсем не похожую на ночь в нашей деревне с загадочным названием Ворожейка. И за эту мечтательную улыбку я так люблю ее, Кусю…
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.