Потерянный во тьме (СИ) - "Schneewolf". Страница 20

— Чего надо? — сделал шаг в сторону, но там уже ждали два фараона. Бежать было некуда. Полицейские подхватили под руки и повели к фургону, что был припаркован за углом. Рамси машинально дёрнулся, но тщетно. Как же глупо, ведь не будет он драться с полицейскими.

Тем временем очкастый мужик (как потом узнал, это был врач из какой-то комиссии) сообщил, что они из опеки. Тётки уже ждали в машине. Полицейские втолкнули его на пустое заднее сидение, как раз позади сотрудниц опеки. Рамси понял, что вновь оказался в клетке. Прислонился к окну и поглядел на улицу. Конечно же, никто не придёт ему на выручку. В голове били барабаны, и он стиснул зубы, уткнувшись лбом в стекло. Чёрный фургончик социальной службы тронулся с места, и Рамси пытался определить куда же его везут. Пожалуй, всё произошло так быстро, что он даже испугаться не успел, но и убежать, к сожалению, тоже. И вот теперь отчаянье тяжёлой волной захлестнуло его. Он ведь не сделал ничего плохого, так почему же его везут как преступника? Рамси надеялся, что ему ещё представится шанс на побег. Барабанный бой разбил вдребезги все связные мысли, оставалось только ждать, когда этот дикий гул затихнет. Рамси никогда не сдаётся или почти никогда. Тётки задавали вопросы, но Рамси не отвечал: почти их не слышал из-за барабанов. Ехали долго, муторно, а потом и вовсе застряли в пробке. В машине, к тому же, было жарко. Его совсем укачало и под конец поездки он думал только о том, как бы не блевануть. Это, однако, выдуло из головы все посторонние мысли. Рамси решил, что полицейские привезут его сразу в приют, но остановились почему-то возле больницы. Выйдя наружу, прислонился к дверце фургона и закрыл глаза. Голова всё ещё кружилась, но барабаны смолкли. Доктор подошёл и тронул его за плечо.

— Тебе плохо что ли?

— В тачке укачало, — на одном дыхании вытолкнул Рамси.

— Что ж, это бывает, — покивал головой мужчина. — Пойдём потихоньку.

— Руки уберите, — понизив тон, сказал Рамси.

— Прости, но беглецам доверия нет, — сообщил мужчина и, подхватив его под локоть, потащил за собой.

Полицейские шли в двух шагах позади, только что автоматов у них не было, а так вполне возникало ощущение, что его ведут на расстрел. Рамси нарочно запнулся, проверяя сможет ли высвободиться. Доктор с едва заметной улыбкой поддержал его. Может быть, Рамси смог бы вырваться, а вот убежать вряд ли. Конвой из двух фараонов следовал за ним по пятам, да и, к тому же, он чувствовал себя слишком паршиво. Одна из опекунских тёток осталась в машине, вторая плелась где-то в хвосте процессии. Честное слово, сопровождают словно государственного преступника. Когда миновали тропинку и поднялись по ступеням, Рамси затормозил перед стеклянными дверями. Над ними возвышался уродливый серый корпус больницы: громадный и бесформенный, словно выброшенный на берег мёртвый кит.

— Зачем меня сюда привезли? — глядя на своё отражение в стеклянной двери, спросил Рамси.

— Такие правила, — терпеливо объяснил доктор. — Всех детей сначала отправляют на обследование, а потом уж определяют в приют. Не беспокойся, если ты здоров, то надолго здесь не задержишься, — заверил он.

Доктор мягко потянул за локоть, и Рамси шагнул следом. Пока пути для отступления он не видел. А заверение в том, что надолго здесь не останется, всё-таки порадовало, несмотря на критическую ситуацию в целом. Едва вошли внутрь, как снова нахлынуло чувство тревоги, словно внезапно взвизгнувшая пожарная сигнализация. Признаться, его пугали эти светло-голубые стены и люди в белых халатах. Боль, одиночество, страх — картинки мелькали одна за другой. Он запнулся где-то на пороге кабинета, в который его привели, однако док и тут не оплошал, поддержал и усадил на кушетку. Отвратный запах дезинфекции и слишком много белого цвета. Снова стало тошно. Рамси почти не отвечал на вопросы полицейского и бабы из опеки, только мотал головой, уставившись в пол. Плитка змеилась трещинами, которые хоть как-то оживляли это мерзкий бело-голубой мир. Пошептавшись о чём-то, ушли полицейский и представительница опеки. Остались только доктор и какая-то необъятная дама с высокой пышной причёской, тоже, наверное, врач. Рамси вздрогнул, когда она приблизилась к нему. Её мощный силуэт заслонял собой окно и закрывал солнечный свет.

— Раздевайся, — сказала она. — Бегунок что ли? — обратилась к доктору, который сидел за столом, заполняя бумаги. Голос у неё оказался громогласный — под стать фигуре.

— Домашний, — заверил доктор. — В приют едет.

Женщина кивнула и окинула его скучающим взором.

— Руки.

— Чего? — недоумённо спросил Рамси.

— Руки покажи, — недовольным тоном повторила она.

Рамси насупившись, подчинился. Поражало, что врачи разговаривали так, словно его здесь не было. Наверное, им всё равно, что он их слышит.

— Футболку снимай, чего ждёшь-то, — недружелюбно бросила женщина.

Рамси вновь повиновался и вздрогнул, когда она к нему прикоснулась, отшатнулся к стене. Мало того, что не любил, когда его трогают, так ещё и пальцы у неё оказались холодные.

— Ты что такой дёрганый? Сиди спокойно, — опустив ему руки на плечи, приказала женщина.

Рамси едва вытерпел осмотр, сосредоточившись на трещинах в плитке. Их оказалось ровно тринадцать. Врач то и дело просила его то голову поднять, то рот открыть, то посмотреть на неё. Последнее и вовсе далось с трудом. Стиснул кулаки, пытаясь держать себя в руках. Его всегда нервировали больницы. Если уж говорить начистоту, то и вовсе приводили в ужас. Он терпеть не мог врачей. Его так долго мучили прошлым летом, что одни лишь воспоминания вгоняли в панику. Рамси не понимал: так громко стучат барабаны или его сердце.

— Жалобы какие-то есть? — закончив осмотр, поинтересовалась женщина-врач.

Рамси поспешно помотал головой.

— Нет. Всё со мной в порядке. Когда меня отпустят?

Однако, его вопрос проигнорировали. Доктор продолжил заполнять бумаги, а необъятная женщина-врач отвела его в процедурный кабинет. Пока медсестра брала кровь, Рамси с тоской глядел в стену. Больно не было, но всё равно как-то тошно и противно. Да и, к тому же, ужасно разболелась голова, о чём он, естественно, не стал сообщать.

Под конвоем толстой женщины и какой-то старухи его отправили в душевую. Бабка ушла, оставив ему больничную пижаму, а вот врач так и торчала рядом и сказала ему поторапливаться.

— Я вчера только мылся, — возразил Рамси.

— Давай живее, у меня есть ещё работа помимо того, чтобы с тобой возиться, — заявила она.

— Так может, хотя бы выйдете? — скинув футболку, несколько ошалело на неё уставился. Принимать душ под надзором какой-то толстой старой тётки не воодушевляло.

— Ой, как будто я там что-то не видела, — ненатурально хохотнула женщина и уходить не торопилась.

Рамси нахмурился и собирался с ней поспорить, но тут явился доктор и велел ему пошевеливаться. Он ушел, но снова вернулась старуха и завела оживлённую беседу с докторшей. На него снова прикрикнули. Рамси понял, что у них тут какой-то проходной двор и решил быстро ополоснуться, пока не собралась ещё большая аудитория. Впрочем, его тут, похоже, и за человека-то не считают. Врач со старухой начали обсуждать скидки на масло в супермаркете и, кажется, на него и вовсе не смотрели. Сказать, что он пребывал в шоке от здешних порядков — ничего не сказать.

— Зоопарк какой-то! — пробормотал Рамси.

После того как его заставили облачиться в уродливую полосатую пижаму и проводили в палату, то, наконец-то, оставили в покое. Повезло, что в этой тесной комнатушке он находился один: может, это был какой-то бокс для заразных или ещё что-то в этом роде, но кровать стояла всего одна. Рамси устал от всех этих людей, от сегодняшнего дня и бесконечной нервотрёпки. Рад был одиночеству. Ситуация казалась дикой, глупой, бессмысленной. Привезли сюда как преступника и обращаются так же. Он был растерян и испуган, с тоской поглядел на забранное решёткой окно — отсюда не сбежишь. Рамси обошёл по кругу всю комнатушку и брякнулся на кровать. Солнце клонилось к закату, заливая палату жёлтым светом. Подушка была противной и жидкой — какой-то бесформенной, словно небрежно сработанная тряпичная кукла, что расползается в руках. Теперь он уверен — грусть это жёлтый цвет. Если бы умел рисовать, то мир, тонущий в жёлтом вечернем свете, стал бы символом печали и безнадёжности на этой картине. Глядя на закат, Рамси подумал, что жёлтый шар подобен тающему лимонному мороженому, скоро он исчезнет совсем, и наступит тьма. Совсем позабыл о встрече с другом, но когда телефон замигал на тумбочке, оповещая о входящем вызове, горькая усмешка коснулась губ. Наверное, Теон хотел сообщить, что опоздает. Когда Рамси взял трубку, то услышал следующее: