Бомба профессора Штурмвельта (Фантастика Серебряного века. Том VII) - Окунев Яков. Страница 30

Впрочем, речь была им сказана. Оратор коснулся истории математики, причем что-то очень долго и невразумительно рассказывал о папирусе Ринда [7], об Эвдоксе и Никомахе [8], но говорил воодушевленно и с жаром, благодарил и прославлял лектора, увлекая всех своим энтузиазмом и, когда кончил, пот градом тек с его лица. Все зааплодировали и кинулись было снова пожимать руки великому математику, но… он во время речи незаметно исчез. Заглянули в гостиную, столовую, — там тоже его не было видно. Тогда кто-то догадался посмотреть в переднюю, — пальто и шляпа гостя исчезли. Очевидно, он удалился по-английски, не простившись.

— Скромность, благородная скромность! — воскликнул с энтузиазмом оратор.

— Очень уж вы его захвалили, — ядовито прибавил шахматист, страдавший завистью. И вся компания, разговаривая с большим оживлением, направилась ужинать.

За ужином общий интерес к докладу Клобуко не ослабел. Наоборот, он перешел даже в спор. Оказалось, что один человек не разделял общего энтузиазма: это был педагог.

— Господа, это невозможно! — сказал он. — Я, конечно, не могу сейчас подробно рассказать, не будучи специально подготовлен, но мне помнится ясно, что кем-то доказало, что простых чисел бесконечное множество. Предела им быть не может.

— Да ведь он же вам доказал противное! — возразил студент.

— И притом доказал, как дважды два! — прибавил с волнением товарищ прокурора.

— Это-то и скверно, что доказал, — отвечал учитель упрямо, — скверно, что он доказал невозможную вещь.

— Я не помню, чтобы в теории чисел было доказано кем- нибудь противное, — возразил кто-то.

— И я! И я! — присоединились голоса.

— А я помню, — горячился педагог.

Все заговорили разом. Тут вмешался доктор:

— Позвольте, господа, прошу минуту общего молчания. Я прошу нашего уважаемого коллегу, который сейчас выразил сомнение в правильности доказательства, которое прослушали девятнадцать человек, смыслящих, смею думать, в математике несколько больше четырех действий над числами любой величины, и которое, повторяю, эти девятнадцать человек… Кто-то что-то сказал? — вдруг перебил он себя.

— Нет, это кто-то, кажется, кашлянул…

— А по-моему кто-то, господа, стукнул дверью в соседней комнате.

— Там никого нет, — возразил князь. — Все мы налицо, лакей обносит шампанское…

— Господа, да не перебивайте же, пожалуйста, доктора! — заволновался студент. — Ведь это же важный вопрос, а вы о пустяках! Ну, чихнула кухарка, и дай Бог ей здоровья! Продолжайте, доктор.

Доктор откашлялся.

— Позвольте же, господа. Итак, по мнению нашего уважаемого оппонента, все мы, девятнадцать человек, не заметили неверности или фальши в доказательстве Клобуко. Так я говорю, господин профессор?

Учитель смешался.

— Нет, этого я не утверждаю… Но с другой стороны…

— Позвольте мне, в таком случае, задать уважаемому коллеге вопрос: ну, а сам он заметил ошибку?

— Нет, — растерянно отвечал педагог.

— В таком случае, — торжественно закончил доктор, — в чем же вопрос?

— В таком случае, — сказал князь, который хотел смягчить остроту спора, — позвольте просить вас, господа, взять ваши бокалы и выпить за здоровье того человека, который сделал величайшее математическое открытие двадцатого века. За иностранца Клобуко!

Все поднялись с мест, чокнулись и молча уже готовились прильнуть губами к бокалам, как вдруг из соседней гостиной раздалось громко и весьма уже недвусмысленно:

— А-пчхи!

Князь нервно отодвинул бокал, не выпив из него ни капли, и сказал, слегка запнувшись:

— Позвольте, господа, кто же это там может быть?

Он быстро направился в гостиную и повернул выключатель… И вдруг раздирающий душу крик его раздался оттуда. Испуганные гости стремительно бросились к двери, роняя на ходу стулья; кто-то из офицеров зацепил шпорой скатерть и, стянув ее угол, разбил с полдюжины тарелок и стаканов драгоценного сервиза. Но на это никто даже не обратил внимания; все стремились в гостиную.

Там бледный, шатающийся стоял князь и дрожащей рукой как бы указывал, куда надо смотреть. Сам он боялся, видимо, даже взглянуть на страшное зрелище.

В это время раздался второй крик, — на этот раз лицеиста.

— Я не могу смотреть на кровь… а-а-а!.. — вопил он.

Вытянутая рука князя указывала действительно страшное зрелище.

Посредине гостиной стоял злополучный шкапчик или, вернее сказать, половина шкапчика, ровно, как будто пилой отпиленная; другая половинка отсутствовала. Уцепившись руками за какую-то часть механизма, стоял Клобуко и с напряжением, ясно написанном на его лице, упирался в какой то рычаг внутри шкапа. Но не в этом заключался ужас зрелища, а в состоянии самого Клобуко. Он был в шубе и шапке, но шуба его спереди была срезана с обоих боков от подмышек донизу; также спереди было аккуратно срезано все его платье и даже белье. Мало того, с него была кем-то аккуратно содрана или срезана вся кожа с шеи до ног! Спилена была вся передняя часть ребер, и глазам зрителей представилась ужасающая картина анатомированного живого тела: ясно были видны сердце, легкое, грудобрюшная преграда, желудок и кишки! Представлялось непонятным, как человек, подвергшийся такой ужасающей операции, мог стоять на ногах и как не вываливались из него его внутренности.

Это зрелище было настолько поразительно, что все застыли, как вкопанные, в тех позах, в каких кто был.

А затем события развернулись необыкновенно быстро и в такой последовательности. Анатомированный Клобуко сделал новое напряженное усилие, и рычаг механизма снова подался под его руками. Вдруг, на глазах у зрителей, исчезло его сердце, затем пропал желудок, большая часть кишок и передняя часть легких. Изумленные зрители мельком увидели, как исчезли и остатки легких и кишок; на мгновение остались пустые полости грудной клетки и брюшины и мелькнул спинной хребет. В то же время произошли поразительные вещи с головой великого математика. Пропал первым нос, открыв два зияющие отверстия, как у черепа; веки точно соскользнули с глаз, обнаружив глазные яблоки, исчезли щеки, и на публику оскалились зубы в неприкрытых челюстях. Когда лобная кость, точно удаленная искусной рукой хирурга, обнажила мозг, с педагогом началась истерика, а князь воскликнул:

— Уберите, уберите скорее эту гадость!

Но убирать скоро уже было нечего. Точно по волшебству, исчезли руки, ноги, остатки головы и туловища Клобуко. Секунду в воздухе продержалась пустая шуба, затем пропала и она. Последним исчез шкапчик, который как будто растаял в воздухе: в середине гостиной не было больше ничего…

Несколько минут оцепенение владело членами кружка любителей бесполезного в математике. Зрелище перед их глазами промелькнуло так быстро, что многие детали не были ясно рассмотрены отдельными лицами. Впоследствии показания отдельных зрителей значительно даже расходились между собой. Некоторые, например, утверждали, что части тела Клобуко исчезали не последовательно, как было изложено выше, согласно рассказу большинства, а все разом. О длительности всего процесса мнения были тоже чрезвычайно различны и противоречивы. Доктор утверждал, что все было кончено в пять секунд, князь и педагог склонялись скорее к одной, двум минутам, а лакей, видевший также всю картину, полагал, что гость «все вышли в один момент».

Когда первый испуг и изумление прошли, члены кружка заговорили разом. Послышались разнообразные восклицания; кинулись рассматривать место, где только что стоял шкап и анатомированный Клобуко, но не нашли ничего, решительно ничего. Больше всех волновались товарищ прокурора и доктор. Первый кричал о наличности несомненного преступления и требовал полицию. Доктор же поспешил закрыть все двери и приставил к каждой из них по человеку.