Книга семи печатей (Фантастика Серебряного века. Том VI) - Зайкин П.. Страница 22

— Но ведь, когда вы падаете в обморок, вы можете уронить склянку, разбить ее и произвести взрыв?

Он мягко улыбнулся:

— Ну-ну, зачем же рисовать такие ужасы? Бог не без милости. А знаете, кто не рискует, тот ничего не выигрывает. Стоял же Наполеон на возвышенных местах, подвергая себя опасности получить пулю в лоб. А наш Скобелев? Если военные генералы проявляют такую храбрость, то и мы, противники войны, не должны праздновать труса. Как же вы обезвредите зверя, если не подойдете к нему вплотную и не проникнете к нему в пасть? Конечно, я немного рискую, но без этого нельзя. К тому же, смелым Бог владеет!

Я чувствовал, как мурашки забегали по моей спине. Я как бы прилип к стулу, на котором сидел, и инстинктивно старался не шевелиться.

— А где же вы храните ваш… как вы его там называете… неонитроглицерин, что ли?

— Вот тут, в шкафу. Хотите взглянуть?

И прежде, чем я успел произнести слово, Хлопушкин подошел к шкафу и достал узкий воронкообразный стакан, плотно прикрытый стеклянной крышкой. До половины он был наполнен желтой сиропообразной жидкостью.

— Вот он, дух разрушения и смерти! — говорил Хлопушкин, разглядывая на свет жидкость. — Но мы его скоро обуздаем… скоро… скоро…

Я не в силах был даже наружно сохранять спокойствие. Пробормотав что-то вроде извинения, я вышел из комнаты моего странного соседа. Очутившись у себя, я стал обдумывать то, что мне только что довелось видеть.

Безумец он или гений? Правду ли он говорят, или измышляет дикие фантазии? Действительно ли он хранит вещество, которое может взорвать целый квартал, или это бред больного воображения?

Заниматься я не могу, так как мысли мои постоянно возвращаются к длинному, узкому стакану, содержащему желтую жидкость. Что в нем хранится? Как это все глупо…

5 сентября.

Скверно. Я начинаю превращаться в какого-то маньяка. Есть рассказ про нищего индуса, который отправился к волшебнику, чтобы узнать секрет, как выделывать золото. Волшебник дал ему какой-то порошок и сказал: «Достаточно посыпать щепотку этого чудесного порошка на любой предмет, чтобы он превратился в золото». Нищий поблагодарил волшебника и стал удаляться. Вдруг волшебник позвал его: «Постой, я забыл сказать тебе одну предосторожность. Когда будешь посыпать порошок, можешь думать о чем угодно, только не о белых слонах, иначе ничего не выйдет». Нищий засмеялся: «Ну, чего мне думать о белых слонах, я даже не видел их никогда». Через неделю в шалаш волшебника вошел изможденный человек с блуждающими глазами. Это был нищий индус. Он бросил на землю узелок и, упав на колени, взмолился: «Пощади меня, вот я тебе принес обратно волшебный порошок, только избавь меня от белых слонов». «Каких слонов?» — удивился волшебник. «Слонов, о которых я не должен был думать. День и ночь стоят они, проклятые, перед моими глазами, день и ночь помахивают они своими белыми хоботами. Куда я ни хожу, что я ни делаю, везде и всегда они сопровождают меня! Спаси меня от них!»

Я в положении этого нищего. День и ночь перед моими глазами желтеет загадочный стакан, наполовину наполненный, и я не знаю, как мне избавиться от этого проклятого видения. Я весь превратился в один обнаженный нерв и с трепетом прислушиваюсь к тому, что происходит в комнате Хлопушкина. Малейший шорох заставляет усиленно биться мое сердце. Мне кажется, что вот-вот склянка со звоном ударится о пол и затем последует страшный взрыв, который превратит наш дом в груду мусора. Для меня возможны два выхода — выбраться отсюда или донести о странных занятиях моего соседа властям…

6 сентября.

Не спал всю ночь. «Он» поздно возился и несколько раз у него падали книги из рук. Тогда я вскакивал с кровати и с ужасом ожидал взрыва. Сегодня трещит голова. Заниматься вовсе не могу. Решил переменить квартиру. Сейчас иду подыскивать комнату, — возьму первую попавшуюся.

10 сентября.

Комнату нашел, но пока не перебрался. Меня терзает вопрос: правильно ли я поступаю, спасая свою шкуру и сознательно подвергая опасности мирных обывателей громадного дома? Ведь замалчивая то, что я знаю, я становлюсь соучастником преступления. Необходимо предупредить всех об опытах Хлопушкина. Но, с другой стороны, если он действительно находится на пороге величайшего открытия, которое должно навсегда искоренить войну, имею ли я право прерывать его работы своим вмешательством? Ведь если бы он замышлял: что-нибудь преступное, он не был бы со мной так откровенен и не выказал бы по отношению к чужому человеку столько доверия. Так поступают только люди с чистой совестью. Я не в силах донести на него, но тогда я не вправе уходить отсюда и первым должен разделить участь всех обитателей дома, если случится катастрофа. Иначе моя трусость будет позорной и будет граничить с подлейшим предательством.

22 сентября.

Я чувствую, что схожу с ума. Все это происходит так кошмарно, что я начал помышлять о самоубийстве. Разве смерть не лучше такой невыносимой муки, когда больной мозг не имеет ни минуты отдыха? Кажется, нет большей пытки, чем томительное ожидание. Я лежу без всякого дела на постели и слушаю, и жду. Чего? Конечно, взрыва, который должен меня уничтожить в одно мгновение. Но странно, что я, опасаясь взрыва, в то же время жду его с каким- то болезненным нетерпением и, таким образом, я испытываю: двойное страдание. Все на свете стало для меня безразличным. Я лежу без движения, вовсе не выхожу из комнаты и питаюсь только потому, что хозяйка присылает мне обед, а прислуга торопит меня, чтобы я поскорее «освободил посуду».

Сегодня я заглянул к «нему». Когда я постучал в двери, он сам отворил их мне и, увидев меня, как будто обрадовался.

— А, соседушка, очень рад вас видеть. Дело мое обстоит блестяще! Я добился неожиданных результатов. Кстати, я покажу вам мой замечательный опыт. Видите эти черные шарики? В каждом из них ничтожнейшее количество неонитроглицерина, что-то менее десятимиллионной доли чайной ложечки. Вот я помещаю один такой шарик в противоположный угол комнаты и навожу на него лучи изобретенного мною аппарата. Смотрите!

Он достал какую-то машинку, напоминавшую волшебный фонарь, и направил сноп лучей в ту сторону, где находился шарик с взрывчатым веществом. Затем он стал вертеть колесо, которое зажужжало, точно муха у оконного стекла. Прошло несколько минут и вдруг шарик с легким звоном лопнул и испустил кольцо беловатого дыма.

— Видели? — с восторгом заговорил Хлопушкин. — Как я взорвал его на расстоянии, посредством одних только лучей, которые одинаково протекают сквозь воздух, воду, дерево и железо? Теперь представьте себе броненосец. Мне достаточно взорвать в его пороховом погребе ничтожнейшую щепотку взрывчатого вещества, чтобы взрыв этот, по закону детонации, распространился на весь погреб и броненосец взлетел на воздух, как ракета! Не правда ли, хорошо? Повоюйте-ка после этого!

Хлопушкин весело смеялся, потирал руки, и лицо его выражало неописуемое блаженство. Я завидовал ему от всей глубины своей измученной души и спросил его:

— Значит, вы уже закончили свои работы?

— Почти, еще неделька-другая — и все у меня будет завершено… Тогда я опубликую свое открытие во всеобщее сведение и одним ударом уничтожу гидру войны! Дорогой мой, если бы вы знали, как я счастлив!

Он схватил меня за руки и горячо пожал их.

Я посидел еще минутку и вернулся к себе в комнату, совершенно обезволенный и смущенный. Нет! Я не имею права прерывать работы этого человека. Но тем более я буду презренным трусом, если я тайком убегу отсюда, спасая свою шкуренку. Итак, я обречен неопределенное время томиться, страдать и ждать конца «его» исследований… О, как это мучительно — ждать!..

6 октября.

Я решил навести справки о том, действительно ли произошел тот взрыв в лаборатории, о котором мне рассказал Хлопушкин и от которого погиб сторож. Я все-таки думаю, что этот рассказ является вымыслом рехнувшегося человека. И, быть может, желтая жидкость, которую Хлопушкин громко именует неонитроглицерином, — ерунда…