Грустный день смеха (Повести и рассказы) - Дубровин Евгений Пантелеевич. Страница 53

— Очень приятно… Так вот, Тихон Егорович, я уже вам говорил, что случай с вами не ошибка, а сознательное преступление.

Далее я очень подробно рассказал шеф-повару столовой № 47 сначала о своем похищении, потом о похищении Романа Сундукова и обо всем, что с нами было дальше.

Во время моего рассказа Тихон Егорович хмыкал, крутил своей круглой лысой головой, смотрел на меня с усмешкой и, кажется, не поверил ни одному слову. Впрочем, на его месте я бы поступил так же.

После моего рассказа он даже немного повеселел.

— В молодости всегда тянет к розыгрышам, — сказал он. — Когда я был молодым, я тоже любил розыгрыши. Однажды мы так разыграли директора школы… Пойду я, ребята, все-таки узнаю, в чем дело. В самом деле — хамство. Уже, наверное, часов семь. Скоро все встанут, а уха не готова, меня затащили черт знает куда, небось и за час не доберешься.

Тихон Егорович взял кружку, напился и полез с ней опять на лестницу. Вскоре звонкие удары разнеслись по всему катеру.

— Обольют водой, вот и все, — предупредил я.

Но я ошибся. Крышка открылась. Появилась голова Николая.

— Какого черта! Кто дубасит? — спросил грубый спросонья голос.

— Можно мне с вами поговорить? — вежливо осведомился Завьялов. — Извините за шум, но у вас нет другой сигнализации…

— Ладно, вылазь.

Вернулся Тихон Егорович минут через двадцать. Вид у него был очень мрачный, на лбу большой синяк, костюм был испачкан и мокр.

— Вы пытались перепрыгнуть через борт? — догадался я.

Шеф-повар столовой № 47 ничего не ответил. Он прошелся по каюте, осмотрел ее более внимательно, еще раз напился, снял пиджак и сказал:

— Ладно, ребята, будем налаживать быт.

С этими словами Тихон Егорович стал вынимать из своих карманов различные предметы. Чего только не оказалось в карманах шеф-повара! Во-первых, все, что необходимо для приготовления ухи в походных условиях. Перец в жестяной коробочке из-под печати, лавровый лист в пакетике, соль, какие-то коренья. Затем на свет появился великолепный нож с полированными лезвиями, вилкой и небольшой ложкой, с другими полезными орудиями. Таким же порядком Тихон Егорович осмотрел свои нагрудные карманы. Там оказались бумаги. Шеф-повар на некоторых из них расписался шариковой ручкой, аккуратно сложил и спрятал в карман. После этого он проверил содержимое заднего кармана. В заднем кармане было: пухлый блокнот с множеством закладок, бумажник средней толщины и несколько фотографических карточек.

— Это моя жена, — показал одну из карточек Завьялов.

На снимке была изображена некрасивая женщина, снятая «под актрису».

Тихон Егорович вздохнул и стал вновь раскладывать все по карманам. Оставил он лишь специи.

— Я не успел позавтракать, — сказал он. — Кажется, здесь пахнет ухой.

— Да, пожалуйста, вон в той кастрюле.

Завьялов подошел к кастрюле, понюхал и сморщился.

— Разве это уха? Бурда какая-то…

Затем шеф-повар столовой № 47 принялся вытряхивать из коробочек и пакетиков специи. После добавления каждой специи он мешал уху и нюхал ее, причем брезгливое выражение не сходило с его лица. Несмотря на это, Тихон Егорович уплел все, что было в кастрюле, и только тогда спохватился:

— Надеюсь, это не утренняя порция?

— Нет, утром нас будут кормить.

— Что кормят, это хорошо. Могли бы и не кормить.

Насытившись, Тихон Егорович не знал, что дальше делать. Он то садился на кровать, то вскакивал, то начинал насвистывать песенку, стуча костяшками пальцев по стене, но тут же резко обрывал свист.

— Расскажите о своем последнем вольном дне, — попросил я.

Завьялов обрадовался такому предложению и стал охотно рассказывать. После я подробно записал этот рассказ его шариковой ручкой в его блокнот.

Тихон Егорович Завьялов так и родился шеф-поваром. В детстве его любимым занятием было стряпание. В то время как другие мальчишки считали мытье посуды и чистку картошки самым презренным делом, маленький Тихон Егорович охотно помогал матери у печи, постепенно превзошел ее в кулинарном искусстве и вытеснил из кухни. В пионерских походах маленький Тихон Егорович тоже, как-то само собой получалось, отгонял девчонок от костра и брал дело приготовления пищи в свои руки.

После окончания школы Завьялов, не задумываясь, пошел работать поваром в столовую, в то время как его соклассники усиленно пробивались в кораблестроители, летчики, геологи. С такими природными данными можно было подумать, что Тихон Егорович быстро станет продвигаться по поварской лестнице, но на самом деле получилось наоборот. Завьялова вскоре уволили, вернее, уволился он сам, но после недвусмысленных намеков. Из новой столовой, где он уже занимал поварскую должность рангом пониже, его тоже попросили. За пять лет Тихон Егорович прошелся почти по всему городскому общепиту и за ним прочно укрепилась слава чудака и грубияна.

На самом же деле Завьялов был мягким, отзывчивым человеком. Просто люди не понимали, чего он хотел. А хотел Тихон Егорович не так уж много.

Завьялов хотел, чтобы люди ели натуральную пищу. Это была слабость Завьялова. Он не мог спокойно наблюдать, как при нем перемешивали мясо с хлебом, жарили в постном масле, посыпали мукой и торжественно нарекали красивым и непонятным словом «шницель». Или мешали то же самое мясо с рисом, проделывая все вышеописанное, но теперь это уже были «зразы». А такие слова, как «суп-фри», «фрикадельки», доводили обычно спокойного Тихона Егоровича до бешенства. Особенно он ненавидел слово «эскалоп».

— Эскалоп! Опять нажарили эскалоп! — кричал Тихон Егорович на директора и даже топал ногами. — А почему не положить посетителю кусок мяса и не назвать его просто «мясо». А? Почему!

— «Мясо». Хи! «Мясо», — фыркал директор. — Да над нами куры будут смеяться. То ли дело — эс-ка-лоп.

— «Эскалоп»! — задыхался Завьялов, услышав ненавистное слово. — Вы просто издеваетесь над мясом! Каждый дурак делает с ним что хочет. Один сыплет муку, другой льет поганый вермут. Зачем вы льете в мясо вермут?

— Эскалоп требует…

— Сам ты остолоп! — кричал Тихон Егорович и, разумеется, в этот же день увольнялся.

Во всех инстанциях лежали докладные Завьялова. В докладных Тихон Егорович предлагал создать ресторан «Натуральный». Это должен быть ресторан особого рода. Всякие там «зразы», «котлеты» навсегда изгонялись из его меню. Их место должны занять натуральные блюда: «Мясо вареное», «Мясо жареное», «Мясо пареное», «Картофель отварной», «Лук порей», «Капуста квашеная», «Сало», «Квас». В общем, все то, чем всегда славился русский крестьянский стол и что постепенно смешалось одно с другим, перерубилось в мясорубках столовых и ресторанов, облилось противным соусом и появилось на столиках под причудливыми иностранными названиями.

«Посетитель, — писал Завьялов в своей докладной записке, — все больше отвыкает от натуральной пищи и привыкает ко всякой гадости. Наши котлеты — мешанина из сухожилий, хлеба, картошки — уже начинают кое-кому нравиться. Это ужасно! Пройдет еще немного лет— и мы совсем забудем запах вареной и обжаренной на костре баранины с румяной хрустящей корочкой и стекающим в костер салом. Раньше рыбу ели запеченной в листьях каштана, теперь ее подают в столовых полусырую, мокрую, обвалянную в ржаной муке. А может ли похвастаться кто-нибудь теперь, что ел утку в собственном соку? В лучшем случае слышал от своих дедов. А деды знали в этом деле толк. Они не вываривали бедную птицу до тех пор, пока она не превратится в отслужившую свой срок губку. Они обмазывали глиной утку прямо с перьями и потрохами и клали в угли тлевшего костра. Вот это было блюдо!»

Далее Тихон Егорович описывал еще с десяток забытых способов приготовления натуральных блюд и делал вывод, что необходимо самым срочным образом построить ресторан «Натуральный» с тем, чтобы там жарить и рыбу в листьях, и есть мороженое сало, и пить из глечиков топленое молоко, и печь утку в перьях.