Выхожу на связь (Очерки о разведчиках) - Колос И.. Страница 56
И в последнюю минуту правительство испугалось. Приказ был отменен.
…Сразу же после освобождения Милка и Зара расстались. Зара поехала в деревню, где у родственников была ее дочь. Взяла Геневеву — и домой, в уже освобожденную Варну.
А Милка устремилась в Софию, на поиски Гино. По дороге, в одной из деревушек под Плевеном, встретилась с передовыми частями Красной Армии, наступавшей без боев, без единого выстрела; осыпаемой цветами и виноградными лозами. Не выдержала. Выдерживала под пытками и в часы страшных ожиданий. А тут в слезах бросилась к солдатам в пропотевших гимнастерках, небритым и, улыбающимся.
Красная Армия катила на машинах и танках. Милка смотрела на солдат с порыжелыми полевыми погонами на плечах, со звездочками на пилотках. Она — такой же солдат, как они. Но никому, даже этому седому генералу, багровому от загара, она не вправе сказать, кто она. До той минуты, пока ей не разрешат сказать, об этом не будет знать никто, кроме Гино и ее товарищей по работе.
Через день она была уже в Софии, в доме матери. Что говорить об этой встрече?.. В первую же минуту здесь вернулось к ней настоящее ее имя — Свобода. Но она не могла так просто отказаться от Милки.
И в первую же минуту она узнала: нет больше Гино, погиб.
Она начала по крупицам собирать сведения о его жизни за эти полтора года и о его смерти. Гино так и не смог установить связи с Центром. Но он разыскал партийное подполье и стал выполнять задания Центрального Комитета. Дом матери Свободы превратился в явочную квартиру ЦК. По заданию оргсекретаря и члена Политбюро Цолы Драгойчевой Гино смонтировал радиоаппаратуру для Центрального Комитета, передатчики для связи со всеми областными комитетами партии. Пригодился и его опыт разведчика. Весной 1944 года Гино был направлен в Радомирский партизанский отряд. Там его знали как Александра Стойкова, зубного врача. В мае под деревней Дебели Лак отряд попал в окружение. Гино и еще пятеро партизан прикрывали отход остальных. Они отстреливались, пока отряд не скрылся в лесах. Все они были тяжело ранены. Фашисты их схватили, отвезли в Радомир и там в полиции пытали до смерти. Несколько дней их трупы были выставлены на городской площади…
7 ноября 1944 года останки Гино Георгиева Стойнова — советского разведчика и болгарского партизана — были торжественно перезахоронены в центре Софии, в братской могиле вместе с прахом руководителей Болгарской компартии, погибших в борьбе с фашизмом.
В этот день, 7 ноября 1944 года, на другом краю земли, за стенами токийской тюрьмы Сугамо, оборвалась жизнь соратника Гино по работе и борьбе, такого же, как он, мужественного разведчика, интернационалиста коммуниста Рихарда Зоpге.
В этот день, в 27-ю годовщину Великого Октября, Советская Армия уже освобождала Польшу, Чехословакию, Венгрию, Югославию, вела бои в Норвегии, в Восточной Пруссии.
Грохотали над Москвой и освобожденными городами орудийные салюты. И хотя мы еще не знали имен многих безыменных героев, но залпы гремели и в их честь — в честь бойцов и героев невидимого фронта, внесших свой вклад в грядущую великую Победу.
София. Улица 6 сентября, № 17… В дверях — немолодая женщина в строгом платье, с коротко стриженными волосами. В руках у нас фото. Между снимком и этим днем более четверти века. Но нет нужды спрашивать: тот же овал лица, та же прическа. А прежде всего — те же глаза: серые, спокойные.
— Здравствуйте, Свобода Михайловна!..
Так недавно мы встретились с героиней нашей документальной повести.
И уже на следующий день «Волга» мчала нас из Софии на юг — во все места, где работали Милка, Гино и их боевые друзья.
Многие места Свобода Михайловна увидела тоже впервые с той отдаленной десятилетиями поры. Волнуясь, обрывая дыхание, карабкалась она по отвесному склону берега в Южной Добрудже у селения Карапча — места, где ступила она на берег родины 28 ноября 1940 года. Под ногами, как четверть века назад, скрипела каменная крошка, песок, ракушки. Накатывались на берег гряды волн, выметая косы водорослей. Трава была колючая, выжженная солнцем, а за гребнем берега лежала золотая долина с уже скошенным, сложенным в скирды хлебом. Морской ветер трепал волосы. Свобода Михайловна стояла у кромки воды, на гребне берега. Мы не нарушали ее молчания…
Потом, в Добриче, на улице царя Колояна, 30, — с этой квартиры впервые заговорила с Центром их рация — к Анчевой бросилась, узнав, пожилая женщина, соседка Стоянка Колева:
— Милка!
Они целуются. У обеих на глазах слезы.
— Милка, я сразу тебя узнала, хоть ты и стала такой представительной дамой!
Варна — красавец курорт, притягивающий к себе туристов со всего мира. Многоязыкие пестрые толпы. Огромное количество автомашин. Белые корабли на рейде и на горизонте. Указатели: «Солнечный берег», «Золотые пески»… Трудно представить, что с этого рейда уходили сеять смерть вражеские корабли и подводные лодки, что были здесь страшные фашистские застенки… Так же трудно узнать в гостеприимной, плачущей от нахлынувших воспоминаний пожилой женщине мужественную Зару, с честью выдержавшую поединок с гестапо.
Да, много воды утекло… У Стойковых теперь не хибарка у сточного канала, а прекрасная квартира в центре Варны. И сама Зара уже давно бабушка: у ее Геневевы, мужественной девочки, нашедшей в себе силы предупредить Милку об аресте матери, уже свои дети: восемнадцатилетняя Бистра и тринадцатилетний Владимир. Много воды утекло, и слезы на глазах, но Зара по сей день осталась такой же, какой была всю жизнь. Уже через полмесяца после освобождения из тюрьмы она снова включилась в партийную работу. Последние тринадцать лет, до пенсии, работала в органах народной милиции, была бессменным депутатом горсовета. Да и сейчас она внештатный инструктор горкома партии. Награждена высокими орденами: «Девятого сентября» и «Народной Свободы». Удостоена почетного звания активного борца против фашизма. А Стойко и по сей день работает строймастером…
Мы возвращались с побережья в Софию. По дороге заехали в Пловдив, вышли у дома 30-а на углу улицы Бунтовнишка. Отсюда Милка и Гино вели последнюю передачу. Отсюда Милка провожала мужа на вокзал и здесь провела страшную ночь, ожидая ареста. Все так: и широкое трехстворчатое окно на улицу, и низкий потолок, и печь, в которой прятали передатчик… Только квартира отремонтирована заново и живут в ней другие люди. С удивлением смотрели они на нас, нежданно напросившихся в гости и пристально разглядывающих окно, печь, ступеньки в прихожей… За окном уже не окраина. Пловдив раздвинул плечи: дома, дома… В душе мы кляли себя за то, что вновь обрушили на Свободу Михайловну переживания. Но, может быть, и нужно возвращаться к прошлому, чтобы ценить настоящее…
В дороге Свобода Михайловна рассказывала: сразу же после возвращения в Софию горком партии направил ее переводчицей в одну из частей Красной Армии, вступивших в столицу Болгарии. Переводчицей она была до 1 ноября 1944 года. А затем пошла работать на завод инженером: она же имела диплом Московского станкостроительного института. Так с той поры и работает. Ныне — в министерстве путей сообщения начальником отдела железнодорожной промышленности. А дома у нее стоит на тумбочке такой же радиоприемник «Телефункен», как и тот, с помощью которого она и Гино передавали донесения в Центр…
У Свободы Михайловны небольшая, но дружная, хорошая семья. Муж трудится на том же заводе, куда она пришла инженером после освобождения. Двое детей школьников: семнадцатилетняя Людмила и четырнадцатилетний Петр. Да, жизнь залечивает раны. И те, кто пал, пали во имя жизни…
Перед встречей с нашей героиней мы разыскали в советских архивах документы о Милке — Свободе Михайловне Анчевой. Вот один из них: «Тов. Анчева на протяжении всей войны находится в тылу противника, выполняя задания особой государственной важности. Своей честной и безупречной работой, сопряженной повседневно с исключительным риском, тов. Анчева, своевременно и регулярно информируя командование по интересующим вопросам, активно помогает разгрому немецко-фашистских захватчиков…»