Выхожу на связь (Очерки о разведчиках) - Колос И.. Страница 62

— Не хватает только сейчас быть сбитыми! — проворчал Габор, уже перебравший в памяти запасные варианты «легенды» на случай, если им придется приземлиться в другом месте, а не в том районе, где было запланировано по условиям задания. Посмотрев внимательно на товарища, Габор понял, что тот волнуется; он нашел его руку и крепко сжал ее:

— Nyugi, nyugi! [12]

Иштван взглянул на Габора своими ясными серыми глазами и благодарно улыбнулся. Видно было, что это твердое рукопожатие вселило в него бодрость и уверенность.

«Хороший парень», — тепло подумал о нем Габор.

А самолет тем временем благодаря искусному пилотированию летчика сумел оторваться от назойливого прожекторного луча и вскоре миновал опасную зону зенитного обстрела. Снова ровно гудели моторы; их мерное гудение действовало успокоительно. Габор посмотрел в окно. Самолет летел на сравнительно небольшой высоте, и тут он узнал знакомые очертания озера Балатон, расстилавшегося под ними. Вот характерный выступ Тиханьского полуострова. У подножия его примостился курортный городок Балатонфюред. Сейчас он был погружен в сплошную мглу. «Когда-то это было веселое местечко, — невольно вспомнил Габор. — Разноцветные фонарики, музыка, нарядно одетая публика… — Там жила летом его семья. И в тот памятный день, когда праздновали окончание академии и производство Габора в лейтенанты, они пили вино, привезенное отцом из Балатонфюреда. — Как давно это было! Сколько воды утекло с тех пор!..»

Послышался сигнал-гудок: «Приготовиться!» Габор встрепенулся и вскочил с места. «Странно, — поймал он себя на мысли, — зачем нам понадобилось возвращаться к Балатону, и где мы сейчас, куда будем прыгать?..» Но времени для раздумий уже не оставалось. Поднявшийся вслед за Габором Иштван подошел к дверце самолета. Из кабины экипажа вышел инструктор. Проверив готовность разведчиков, он открыл дверцу и скомандовал: «Пошел!»

Иштван прыгнул и… застрял в дверях. Оказывается, он столько набрал с собой батарей питания (а во время полета они еще сместились), что «разбух» до неимоверности. Инструктор снова захлопнул дверцу, зашел в кабину к летчику, и тот стал делать еще один круг. Инструктор вернулся к Иштвану и помог ему переложить груз, распределив его более равномерно.

Снова сигнал. Дверца распахнулась. Снова команда: «Пошел!», и разведчики один за другим ринулись в черный проем. Свистящая струя воздуха подхватила их, крутанула, потом словно отпустила, и они камнем стремительно понеслись к земле… Им обоим казалось, что они с головокружительной скоростью ввинчиваются в плотную, хотя и податливую, воздушную массу. Но вот они почувствовали рывок, и падение их резко затормозилось, стало приятным и плавным. Над головой распустились белые купола парашютов.

Приземлившись, Габор быстро отстегнул парашют и, приподнявшись на одно колено, тихо залаял — это был условный сигнал сбора. Тотчас же невдалеке послышался ответный лай. Обрадованные, они бросились друг к другу, обнялись, не в силах сдержать своих чувств в этот первый момент удачного начала их новой, опасной и полной неожиданностей деятельности разведчиков во вражеском тылу. Потом заспешили к темнеющему поблизости леску. Там закопали парашюты, поправили на себе одежду и попытались сориентироваться. Однако определить по карте, имевшейся в офицерском планшете Габора, место приземления им не удалось.

— Что же, пойдем наугад из леса, найдем какую- нибудь проселочную дорогу или шоссе, а там уж будем действовать по обстановке, — предложил Габор.

— А вам не кажется странным, что от нас так близко фронт? — спросил Иштван. — Слышите: это гул артиллерийской канонады. И самолеты над нами летают, и где-то неподалеку бомбят…

— Правильно. Меня это тоже удивляет. Я думаю, что из-за зенитного огня, под который угодил наш самолет, место выброски, видимо, было определено не совсем точно…

Выйдя на проселочную дорогу, они «распределились», как полагалось по «легенде»: впереди налегке шагал старший лейтенант венгерской армии Габор Деметер, а за ним на расстоянии двух-трех шагов брел сгибавшийся под тяжестью поклажи — офицерского чемодана и плотно набитого солдатского вещевого мешка — его денщик — рядовой Ференц Гэц.

Вскоре они заметили стоявший немного поодаль от дороги одинокий хутор и решили зайти в него. Хозяин хутора, пожилой крестьянин, с готовностью объяснил им, что вышли они в район села Чепрег. («Вон там, за рощицей, видите зарево? Так это оно горит. А другое ближайшее отсюда село — Сентдьёрдьвёльд».)

Иштван при этих словах даже присвистнул, но, поймав строгий взгляд Габора, тут же присмирел. Габор, разумеется, понял причину такой неосторожности Пишты: из слов крестьянина явствовало, что они приземлились в 30–35 километрах севернее намеченного пункта выброски — села Ленти, в непосредственной близости от линии фронта.

— Пишта, дорогой, будь осторожнее в выказывании своих чувств, — сказал Габор, когда они вышли с хутора и снова зашагали по большаку в направлении на село Лендвалкабфа. — Ты же понимаешь, что, будь этот хуторянин помоложе да похитрее — а мог он на беду еще оказаться и нилашистом, — у него вполне могла вызвать подозрения «заблудшая пара»: офицер и денщик, не знающие, где находятся, да к тому же денщик, непочтительно свистящий в присутствии своего хозяина — господина старшего лейтенанта…

Иштван виновато молчал.

Было уже за полночь, когда они добрались до Лендвалкабфа. В селе царила страшная суматоха; оно было переполнено немцами. Их мотоциклы и грузовики с ревом проносились по большаку, оттесняя за обочины, к домам, рысцой бегущую пехоту.

Разведчики с трудом отыскали комендатуру. Габор обратился к заросшему рыжей щетиной долговязому немецкому капитану и попросил разрешения устроиться на одну из проходящих через село и останавливаемых на контрольно-пропускном пункте машин.

— Мы, — говорил Габор, — вынуждены были добираться сюда из горящего Чепрега пешком. В мою легковую машину попал осколок бомбы, бак взорвался, и ее пришлось бросить.

Рыжий капитан рассеянно выслушал Габора и обещал помочь: дать солдата, который сопроводит их до контрольно-пропускного пункта и там посадит на одну из машин отходящей на запад немецкой части.

Однако капитан тут же забыл о своем обещании, а вскоре и сам куда-то бесследно исчез (видимо, посчитал за лучшее, пока не поздно, оставить свой беспокойный пост в комендатуре и присоединиться к улепетывающим на запад собратьям. Его подчиненные попробовали было разыскать своего начальника, но, разумеется, безуспешно. Правда, некоторые из отправившихся на поиски капитана унтер-офицеров сами тоже подозрительно исчезли.

В такой обстановке панического отступления немецкого воинства венгерский офицер и его денщик, не расстававшийся с увесистым чемоданом своего господина и с собственным объемистым рюкзаком, заметно стали вызывать раздражение немцев, и Габор с Иштваном, воспользовавшись удобным моментом, выскользнули из комендатуры. Свернув в боковую улочку, они решили зайти в первый же пустой дом — нужно было радировать в Центр, доложить о благополучном приземлении.

Вскоре они увидели на противоположной стороне улочки небольшой домик, распахнутые настежь черные окна которого говорили о том, что он покинут своими обитателями. Разведчики вошли в него, осмотрелись и, убедившись, что в доме действительно никого нет, решили расположиться в сенях. Габор зажег карманный фонарь, Иштван извлек из вещевого мешка рацию и стал готовить ее к сеансу. Прошло немного времени, и в эфир полетели сигналы…

Сообщив в короткой радиограмме о благополучном приземлении и назвав примерное место выброски, Иштван не стал дожидаться ответа и, быстро собрав рацию, уложил ее в свой вещевой мешок. Только они вышли из дома, как в улочку вошла немецкая маршевая колонна. Кое-кто из солдат выбегал из строя и заскакивал в ту или иную дверь. Разведчики переглянулись: как вовремя они закончили сеанс и покинули дом!

Уже совсем рассвело. По небу плыли окрашенные в розовый цвет кучевые облака. Их причудливые, все время меняющиеся очертания напоминали то каких-то диковинных зверей, то ледяные айсберги, то вспененные морские валы… Утренний свежий ветер принес с полей ни с чем не сравнимый запах недавно освободившейся от снега сырой земли. И тут же к нему примешался и перебил его другой запах — горьковатый и едкий запах дыма и гари. Война не давала о себе забывать…