Выхожу на связь (Очерки о разведчиках) - Колос И.. Страница 7

Я присматривался и думал: откуда такой достаток у этой тетушки? Сидели часа полтора, разговаривал больше Юзеф. Я поблагодарил, сказал разведчице, чтобы она пришла к Сенку.

По дороге, когда мы пробирались по подвалам, под землей к себе, я спросил Юзефа:

— Как ты думаешь, что это за женщина?

— По-моему, — ответил он, — тут явно что-то неладно…

Когда мы вернулись, я поделился своими соображениями с майором Сенком. Решили понаблюдать с помощью верных людей за квартирой тетушки. А с девушкой продолжить встречи.

Вскоре мы установили, что тетушкину квартиру посещает агент английской разведки. Потом мы выяснили следующее. Наша разведчица действительно была выброшена под Варшаву, но попала к гитлеровцам в руки и затем бежала. Английская разведка каким-то образом узнала позывные нашей разведчицы и решила использовать их в собственных целях, найдя подставное лицо и поручив ей роль советской разведчицы. Надо сказать, что завербованная ими девица неплохо играла эту роль. Разоблачить ее до конца помогла мне действительная наша советская разведчица Елена Незабытовская, «Виктория», которая нашла меня в последние дни моего пребывания в Варшаве.

Обстановка в городе усложнялась. На десятый день я получил сведения от одного из офицеров Армии Крайовой о том, что Бур-Комаровский ведет переговоры с фон Дем- Бахом о капитуляции повстанцев. Это было, конечно, предательством, политическим банкротством.

Холодное дождливое утро. Улица затянута не то дымом, не то туманом. Вчера еще можно было но ней пробираться только ползком, по-пластунски. В центре города стрельбы почти нет. Она доносится только со стороны Жолибоша. Это подразделения полковника Кривичеля ведут бой. И Мокотув не сдается.

Гитлеровцы в центре в тот же день начали занимать кварталы. Майор Сенк решил со своими подразделениями пробраться на окраину города по подземным ходам и канализационным трубам. К нему примкнули многие повстанцы и офицеры Армии Крайовой. Повстанцы яростно атаковывали гитлеровцев. Пробиваясь сквозь засады, мы врывались во дворы и переулки, теряя людей под ожесточенным пулеметным огнем. Иногда нам на какое-то время удавалось оторваться от противника, и тогда мы скрывались в развалинах, готовясь к новой атаке. Сенк громко отдавал приказания. Они мгновенно доходили до каждого повстанца. Много раз участвовал я в боях, видел, как храбро дрались наши бойцы с гитлеровцами на фронте, но и здесь, в Варшаве, я увидел много незабываемых примеров самоотверженности и героизма. Повстанцы действительно сражались не на жизнь, а на смерть.

Снова появлялись гитлеровские тапки, тарахтели мотоциклы, раздавалась гортанная команда. Подъезжали грузовики, с них на ходу прыгали солдаты новых эсэсовских отрядов. Улицы простреливались плотным автоматным огнем, на изрытой мостовой валялись сотни убитых женщин и детей. Окруженные со всех сторон превосходящими силами врага, повстанцы продолжали борьбу.

Сенк отдал приказ занять полуразрушенное здание театра недалеко от Маршалковской улицы и ждать ночи.

Над грудами развалин и щебня, где когда-то был центр Варшавы, выли снаряды. Лишь изредка сквозь пороховой дым и копоть пожарищ проглядывала давно многими забытая небесная синева…

Двигаться дальше было невозможно. Может быть, когда стемнеет, удастся просочиться сквозь кольцо осаждающих?.. Но сейчас грязно-зеленые цепи гитлеровцев то и дело подкатывались со всех сторон к занятому нами зданию. Как ни были мы измучены, наши точные выстрелы не давали врагу подняться с земли. Гитлеровцы прекратили атаки и начали забрасывать нас минами. Силы были неравными. Пришлось уходить в подвалы, траншеи и исчезнуть под Варшавой.

— Юзеф! — хрипло крикнул майор Сенк, вытирая кровь с исцарапанного лица и потрескавшихся губ. Юзеф подполз.

— Ничего не забыл? — спросил Сенк, наблюдая за противником сквозь щель в стене. — Документы взяли?

— А зачем они нам? — глухо ответил Юзеф. — До Вислы все равно не добраться.

— Вы с капитаном проберетесь на тот берег! Кто ж это сделает, если не вы? Никто из нас лучше тебя не знает подземные ходы канализационных труб. Пробирайтесь по ним. Не может быть, чтобы гитлеровцы все там заняли. Как твоя рана? Ничего! Должен выдержать! Ну, капитан, попрощаемся…

Майор протягивает руку. Я не беру ее.

Сенк нахмурился и хотел что-то сказать, и вдруг над нами загудели моторы.

— Самолеты! — закричал вбежавший в подвал повстанец.

Майор выскочил за ним с ракетницей в руке. Минута — и земля заходила под ногами от взрывов.

— Наши! Наши!

Все разом кинулись к выходу из подвала. Я столкнулся с Юзефом. По лицу его текли слезы.

Наверху застучало. Так могут стучать только крупнокалиберные пулеметы в воздухе!

Мы выбежали на первый этаж и прильнули к окнам. Все кричали, размахивали винтовками, сопровождали каждую бомбу криком «ура». В ярком сиянии осветительных ракет было видно, как разбегаются гитлеровцы. Над ними с коротким ревом проносились наши штурмовики. По двору плыли клубы сизого дыма. Ко мне подошел Сенк.

— Ну вот и все, капитан. Теперь руку!

Мы обнялись, крепко поцеловались.

Я пошел за Юзефом, в последний раз оглядываясь на моих товарищей. Они глядели нам вслед и махали оружием.

Это было поздно вечером на Аллее Уездовской. Держа в здоровой руке фонарик, Юзеф по трапу спустился в канализационный колодец. Видно было, что он сразу до пояса погрузился в жидкую грязь. Я положил пистолет в нагрудный карман пиджака и спустился вслед за ним. Ледяная вода заливалась за голенища, потом поднялась выше колен, и намокшие брюки плотно прилипли к бедрам. С трудом я нащупал сапогами твердое и скользкое, вымощенное камнем дно.

— Зажги фонарик и держись со мной рядом! — сказал Юзеф.

Его голос глухо, но громко прокатился по трубе. «Зачем он кричит?» — подумал я. Но его губы едва шевелились.

Мы продвигались вперед, прижимаясь к круглым стенам, наступая на какие-то куски железа; до выложенного кирпичом тоннельного свода можно было дотянуться рукой.

Лучи наших фонариков прыгали в узком сдавленном пространстве, выхватывая из холодной мглы грязные стены, небольшое пространство зловонной воды, поднявшейся до половины тоннеля, трубы давно бездействующих насосов. Изредка докатывался до нас глухой рокот.

— Стреляют! — нарушил тишину голос Юзефа. — Иезус Мария! А что, если дальше грязь доходит доверху?!

Тоннель стал уже и ниже. По тому, как ноги стало тянуть назад, можно было догадаться, что ход поднимается, хотя и не очень круто. Жижа густела, наши ноги месили илистый слой грязи и песка. Юзеф шел теперь впереди. Сгибаясь все ниже, мы брели по обмелевшему дну, похожему на русло пересыхающего ручья. Воздух в этой темнице так давил на уши, что мне казалось, будто я оглох. Эта невыносимо гнетущая тишина иногда прерывалась пугающим шумом. С грохотом отскакивала задетая ногой консервная банка. Насквозь промокшая одежда, задевая о стену, громко шуршала.

Мы шли до того места, где в обе стороны от главного тоннеля уходили в темноту несколько широких и узких боковых ответвлений.

Юзеф остановился.

— Мы под гитлеровцами, — шепотом сказал он. — Не напороться бы на них!

Вскоре мы услышали далекие, перекатывающиеся под сводами голоса. Я остановился и выключил фонарик. Но Юзеф обернулся и успокаивающе сказал:

— Это очень далеко. Наверное, наши, из других отрядов или цивильные… Их тут должно быть много.

В одном месте свод тоннеля был продавлен и сплющен сверху, видимо, взрывом сильно углубившегося снаряда или большой авиабомбы. Нам пришлось ползти на четвереньках. Руки скользили в грязи. Хорошо еще, что здесь был подъем — будь тут пониже, пришлось бы нам возвращаться. На этой своеобразной мели табунами рыскали крысы. Они неохотно и медленно отступали под тусклыми лучами наших фонариков.

Неожиданно раздавшийся грохот оглушил нас. Казалось, что над нами с бешеной скоростью пронесся поезд. Минута тишины. Потом впереди замелькали частые вспышки, и тот же грохот снова пронесся над самой головой. По вспышкам я понял, что это бьют из пулемета. Третья очередь прозвучала уже много глуше. Мы ничком лежали в ледяной грязи, выключив фонарики.