За темными лесами. Старые сказки на новый лад - Гейман Нил. Страница 21

– П-шла вон! П-шла вон, тварь ненасытная!

Крюк зацепил пару веток. Бутылки, висевшие на дереве, упали на землю и с громким звоном разлетелись вдребезги. Дунул раскаленный ветер. Змея с вздувшимся от двух яиц зобом поспешно ускользнула прочь. Бедная птица с плачем закружилась над гуавой.

Беатрис прислонила шест к стволу дерева. Больше помочь было нечем. Когда Сэмюэл вернется домой, она попросит его отыскать эту противную змею и убить.

Казалось бы, налетевший бриз должен принести с собой хоть чуточку прохлады, но вместо этого от него день стал еще жарче. Два крохотных смерчика закружились у ног Беатрис, пронеслись по двору и рассыпались в прах, разбившись о ставни на окне третьей спальни.

Беатрис поспешила вернуться на веранду и надеть сандалии. Сэмми вовсе не понравится, если она наступит на битое стекло. Вооружившись прислоненной к стене дома метлой, она принялась подметать осколки. Оставалось надеяться, что Сэмми не очень рассердится на нее. Он был из тех, кого лучше не сердить – попадись под горячую руку, становился суров и неумолим, как отец.

По большей части, этим-то и запомнился ей папка – характером, вспыльчивым, но отходчивым. Таким он и был, пока не бросил семью – Беатрис тогда едва исполнилось пять. Единственной светлой памятью о нем осталось вот что: отец раскачивает Беатрис в воздухе – взад-вперед, вверх-вниз, обе ее ручки зажаты в его ладони, а обе ноги – в другой, надежно, крепко. Качает ее отец и поет песенку из старой сказки:

– Глянь, Юн-Кьюм-Пьюн, ай да милая корзинка!
Маргрит-Пауэлл-Элон, ай да милая корзинка!
Глянь и ты, Эгги-Ло: ай да милая корзинка! [23]

А потом он прижал заливающуюся беззвучным смехом Беатрис к груди – да так крепко, что она едва не задохнулась. Ну и задала ему мамуля за этакие игры!

– Хочешь уронить ребенка да голову ей об пол разбить?! А?! Что за безответственность?!

– Безответственность?! – рявкнул он. – А кто у нас пашет, как вол, от темна до темна, чтобы насытить вот эти животы?

С этими словами он поставил Беатрис на ноги. Больно ударившись пятками об пол, она захныкала, но отец просто подтолкнул ее к матери и вышел из комнаты, яростно хлопнув дверью. Еще один залп в их непрестанной войне… Когда папка ушел от них, пришлось мамуле открыть в городе маленькую закусочную, чтобы сводить концы с концами. По вечерам Беатрис втирала лосьон в загрубевшие, натруженные материнские руки.

– Видишь, как мы из-за него опустились? – ворчала мамуля. – Посмотри, на что я стала похожа.

Про себя Беатрис думала, что папке, может быть, всего-то и нужно было немного терпения. Мамуля, как бы Беатрис ни любила ее, была слишком уж строга. Чтобы порадовать ее, Беатрис усердно училась до самого конца средней школы: физика, химия, биология, куча исписанных аккуратным бисерным почерком тетрадей с результатами лабораторных. Каждую новую «Эй» мать встречала невнятным ворчанием, любая другая оценка влекла за собой долгий выговор. На все это Беатрис беззаботно улыбалась, поглубже прятала боль и обиду и делала вид, что похвалы для нее ничего не значат. Училась она со всем старанием, но находила время и на развлечения. Английская лапта, нетбол, а позже – парни. Все эти парни, которых так и тянет к светлокожим мулаточкам вроде нее. Свою привлекательность Беатрис обнаружила быстро.

– Иш-шь, рас-спустила перья… сучка…

Шипение донеслось со стороны нескольких девчонок, прошедших мимо Беатрис, присевшей на ступени перед библиотекой в ожидании Клифтона, обещавшего заехать за ней. Хотелось зажать уши, заглушить жгучую боль этих слов. Она же знала многих из этих девчонок! Маргарита, Дебора… Они же были ее подругами! Беатрис гордо расправила плечи, но пальцы сами собой потянули книзу край короткой белой юбки. Чтобы немного прикрыть бедра, она опустила на колени объемистый том учебника физики.

Мысли прервал рев и фырканье мотора мотоцикла Клифтона. Ослепительно улыбнувшись, он сбросил газ и картинно развернул мотоцикл прямо перед Беатрис.

– На сегодня учебе конец, дорогая. Пора поразвлечься!

В тот вечер он выглядел потрясающе – впрочем, как и всегда. Облегающая белая рубашка, мышцы бедер распирают джинсы, тонкая золотая цепочка вокруг темно-коричневой шеи… Беатрис поднялась, сунула учебник физики под мышку и одернула юбку. Взгляд Клифтона опустился книзу, вслед за движением ее рук. Видите, как мало нужно, чтобы с тобой хорошо обращались! Беатрис улыбнулась ему…

Сэмюэл не терял надежд и время от времени появлялся, чтобы пригласить ее прокатиться с ним за город. Он был настолько старше всех остальных ее ухажеров! И настолько скучнее… Прокатиться за город, бог ты мой! Несколько раз Беатрис приняла приглашение: он был так настойчив, что она просто не смогла придумать, как ему отказать. Намеков на то, что ей нужно учиться, он словно бы не понимал. Однако, говоря откровенно, со временем она начала находить его спокойствие и непритязательность успокаивающими. Его «BMW», белый, как яичная скорлупа, катил по щебню загородных дорог так тихо, что без труда можно было расслышать, как щебечут питанги в ветвях манговых деревьев, снова и снова спрашивая об одном и том же:

– Ди, ди, кес-кель ди?

Однажды Сэмюэл принес ей подарок.

– Это тебе и твоей маме, – застенчиво сказал он, протянув Беатрис смятый бумажный пакет. – Я знаю, она их любит.

Внутри оказались три пухлых баклажана, выращенных им своими руками на собственном огороде. Беатрис вынула скромный подарок из пакета. Туго натянутая кожица баклажанов отливала глубокой глянцевой синевой. Позже она поняла, что с этого и началась ее любовь к Сэмюэлу. Такой надежный, основательный, ответственный… Уж с ним-то и она, и мамуля будут счастливы!

Шло время, и Беатрис все больше и больше поддавалась застенчивым ухаживаниям Сэмюэла. Образованный, культурный, с правильной речью… Он бывал за границей и много рассказывал об экзотических видах спорта вроде хоккея на льду и горных лыж. Он водил ее в шикарные рестораны, о которых она раньше только слышала: ее другие, молодые, еще не нашедшие себя в жизни поклонники ни за что не смогли бы позволить себе такого, а если бы и решились, то, пожалуй, только смутили бы ее этим. Другое дело – блестящий, элегантный Сэмюэл. Но в то же время он был и скромен: сам выращивал овощи на огороде, и эта самокритичность, с которой он всегда говорил о себе… Неизменно пунктуален, неизменно учтив с ней и с матерью. Всегда готов забрать Беатрис после учебы или отвезти мать к парикмахерше. С другими всегда приходилось держаться настороже: дуться, чтоб пригласили куда-нибудь вместо еще одного дармового ужина в закусочной матери, упрашивать пользоваться презервативами, никогда не раскрывать перед ними душу до конца. А вот с Сэмюэлом можно было расслабиться. Сэмюэлу можно было доверять.

– Беатрис, иди сюда! Живей, живей!

Услышав крик матери, Беатрис, возившаяся на заднем дворе, поспешила в дом. Неужто с мамулей что-то случилось?

Мать сидела за кухонным столом, перед миской с тестом для фунтового кекса на продажу, держа в руке занесенный над яйцом нож. Замерев с разинутым от изумления и восторга ртом, она смотрела на стоявшего перед ней Сэмюэла, с нетерпением крутившего в руках букет кроваво-алых роз на длинных стеблях.

– Господи боже, Беатрис, Сэмюэл говорит, что хочет на тебе жениться!

Беатрис вопросительно взглянула на Сэмми.

– Сэмюэл, – недоверчиво спросила она, – что ты говоришь? Вправду?

– Да, Беатрис, – кивнул Сэмюэл. – Вправду.

В груди что-то мягко дрогнуло. На душе вдруг стало легко-легко, будто долго сдерживаемый вздох наконец-то вырвался наружу. Будто до сих пор ее сердце было заключено в стеклянном яйце, а теперь Сэмми выпустил его на волю.