В мире будущего - Шелонский Николай Николаевич. Страница 47

Какой степени достигала культура древней Индии - та культура, которая несколько тысяч лет тому назад уже воздвигла себе памятники, дошедшие до нас и возбуждающие наше удивление? Какими знаниями владели древние ученые Индии, если они положили основание точнейшим из новых наук? Кто может дать ответы на эти вопросы? И что удивительного, если среди теперешних ученых индусов хранятся знания, до которых мы достигнем еще очень не скоро…

Бомбей - один из древнейших городов Индии. Залив его - одно из живописнейших мест мира. При входе в Бомбейский залив из числа разбросанных в нем островов прежде всего останавливает на себе внимание головообразный Гхарипури - иначе остров Элефанта (слона), названный так потому, что напоминает собой голову этого животного.

Гхарипури представляет собой массивную громадную скалу, состоящую из гранитных пород. Для индуса Гхарипури - священное место: здесь древнейший в Индии храм Тримурти. О Гхарипури упоминается в поэме Махабхарата, написанной задолго до царя персидского Кира, то есть почти за тысячелетие до Р. X. В одном из древних индусских сказаний говорится, что храм Тримурти построен еще сыновьями Панду, изгнанными по окончании войны между династиями Солнца и Луны; таким образом, основание храма относится к глубочайшей древности.

Гхарипури - город пещер. Много веков понадобилось человечеству, чтобы в порфире и граните прорубить весь этот город пещерных храмов. Посетить остров Элефанта и подивиться изумительному памятнику человеческого труда и терпения считает обязанностью каждый путешественник по Индии.

В жаркий, палящий день ноября месяца 189* года на одном из уступов острова Элефанта, на площадке, служившей выходом из пещерного храма к морю, можно было заметить небольшую группу людей, с оживлением о чем-то споривших. Всех их было четверо; все были европейцы, и, что казалось странным, их не сопровождал ни один из обычных туземцев-проводников.

Один из них, старик с длинной седой бородой и загорелым, мужественным лицом, был известный всему ученому миру естествоиспытатель Леонид Павлович Маркович. Другой, молодой человек, высокий брюнет, с подвижным, классически правильным лицом, окаймленным небольшой бородкой, - любимый ученик знаменитого ученого - Павел Михайлович Яблонский. Совершенную противоположность с ним составлял третий из путешественников - маленький тщедушный блондин, на утомленном лице которого даже жгучие лучи тропического солнца не положили и тени загара; это был ориенталист и археолог Викентий Александрович Чеботарев. Их четвертый товарищ, француз, Жак Леверрье, был родственник знаменитого астронома и, подобно своему предку, считался одним из выдающихся представителей современной науки.

Все четверо принадлежали к «международному обществу путешественников». Близко познакомившись между собой во время предпринятого обществом кругосветного плавания на пароходе «L’union», они отстали от своих сотоварищей и уже три месяца, следуя настояниям Чеботарева, сопровождали его в археологических изысканиях.

Если бы не эти изыскания, они уже давно покинули бы Индостан, чтобы догнать свой пароход и присоединиться к остальному обществу. Но было очевидно, что молодой археолог преследует в своих поисках какую-то определенную цель, которой, однако, не сообщает своим спутникам.

Теперь, утомленные хождением по пещерам Гхарипури, едва выбравшись из лабиринта прорубленных в скалах переходов, они решительно заявили Чеботареву, что отказываются сопровождать его, пока он не объяснит им цели своих поисков.

- Ведь очевидно, - говорил Яблонский, - вы не просто занимаетесь археологическими разысканиями, но преследуете какую-то вполне определенную задачу. Вы проходите без внимания мимо любопытнейших памятников древности, на которых даже мы, неспециалисты, с интересом останавливаем свое внимание. Объясните же, наконец, что вы ищете? Ради чего следуем мы за вами, когда это же время мы могли бы употребить на экскурсию сию в глубь страны?

Спутники Яблонского очевидно были на его стороне.

- Хорошо, - проговорил наконец Чеботарев, - я скажу все. Но то, что я скажу, покажется вам до такой степени странным, что я боюсь, как бы вы не сочли меня за маньяка, помешавшегося на одной мысли. Вы, естествоиспытатели, привыкли смотреть на мир и на природу, как на нечто, подчиненное раз навсегда известным вам законам. На всякое явление, не подходящее под эти законы, вы смотрите как на нечто сверхъестественное и невероятное…

- Позвольте, - с живостью перебил его Маркович, - вы ошибаетесь. То время, когда ученые думали, что им в общих хотя чертах известны законы мировой жизни, - миновало. Мы всегда верим факту. Если факт совершился - мы признаем его. Если он необъясним с точки зрения известных вам законов - мы говорим, что он стоит в зависимости от неизвестных нам причин, но мы не отрицаем его. То, что нам известно, всегда будет ограничено; то, что нам, неизвестно, всегда будет безгранично.

- Тем лучше. Итак, я начну. Но рассказ мой будет довольно продолжителен, а солнце жжет невыносимо. Перейдем в тень.

Все четверо уселись перед входом в пещеру, под навесом выдавшейся скалы.

- Я меньше всего хотел бы, чтобы нас услышал кто-либо из туземцев, - начал Чеботарев, - поэтому я буду говорить по-русски - язык наш здесь никому не известен. Надеюсь, господин Леверрье поймет меня?..

- О да, - подтвердил француз, - хоть я и говорю еще плохо, но понимаю все.

- Ну-с, так вот, во время моих занятий в Британском музее, в Лондоне, я натолкнулся на один камень, принадлежавший какому-то разрушенному англичанами индусскому храму. Камень этот был покрыт иероглифами, смысл которых никем не был угадан.. Это не были иероглифы египетские - те читаются свободно со времени Шампольона; они не похожи и на древне ассирийские. Очевидно, что надпись была условной. Я ее разобрал.

Чеботарев замолчал.

Слушавшие его с интересом спутники сделали нетерпеливое движение.

- Сейчас, господа. Позвольте показать вам точный снимок с этой надписи.

Он достал и подал им фотографическую карточку, на которой ясно были изображены следующие знаки.

Все с любопытством и со вниманием вглядывались в странные начертания.

- Ну, мы все равно ничего не разгадаем! - решил Яблонский.

- Позвольте, - остановил его Маркович, - что держит эта рука?

- Несомненно зрительную трубу.

- Зрительную трубу! Но ведь этому камню, вероятно, лет тысяча!

- По моим расчетам - около десяти тысяч, - подтвердил Чеботарев.

Ученые переглянулись.

- Ведь я же предупреждал вас, господа, что все в моем рассказе чрезвычайно странно. И то, что вы на древнейшей иероглифической надписи видите зрительную трубу, изобретенную, по-вашему, так недавно, - наименее странно изо всего. Что удивительного в том, что древние индусы, которые, наряду с халдеями и египтянами, были первыми астрономами, - давно знали то, что мы недавно открыли?..

- Да, - усмехнулся Яблонский, - китайцам был известен компас - отчего же не дать подзорных труб древним индусам?..

- Ну, допустите, по-вашему, невозможное…

Маркович, до сих пор задумчиво молчавший, перебил споривших.

- Вы, конечно, разгадали эти иероглифы? - обратился он к Чеботареву.

- Да. Первая фигура, которую вы видите, изображает индуса, стоящего на камне; следующая за ним рука с трубой обращена к голове слона; наконец, под приподнятым хоботом слона вы видите отверстие.

- Хорошо, все это мы видим. Но что это значит?

- Голова слона - остров Гхарипури. Стоящий индус - знаменитый факир Дараайен, живший за долго до рождества Христова.

- То место, которое вчера мы осматривали, - заметил Леверрье.

- Да. Направив с этого места трубу на остров Гхарипури, мы замечаем поразительное сходство очертания скалы, на которой мы стоим, с головой слона. Нависшая над нами каменная глыба - приподнятый хобот; отверстие громадной пещеры, у входа в которую мы стоим, - то самое, которое обозначено на камне…