Сюзи - Гарт Фрэнсис Брет. Страница 14
— Да, пожалуй.
— Но, конечно, — продолжала Сюзи, поглядывая на него из-под полей своей шляпки все с тем же притворным девичьим смущением, которое теперь было по меньшей мере неуместно, — тебе вовсе не обязательно бежать со мной, если ты этого не хочешь. Я отлично могу убежать одна — когда сочту нужным! Я уже не раз об этом думала. Ведь всякому человеческому терпению есть предел.
— Послушай, Сюзи, что тебя так мучит? — спросил Кларенс, виновато припомнив ее вчерашние намеки. — Дорогая! Скажи мне, в чем дело?
— Ах, ни в чем… во всем! Что толку объяснять — ты все равно не поймешь. Тебе это нравится — да, нравится, я знаю! Ведь это в твоем духе. Но это же так глупо, Кларенс, так ужасно! Мама весь день подсматривает за тобой, суетится вокруг, и эти вечные ее «деточка», «мамина голубка», и «что случилось, душенька?», и «расскажи своей родной мамочке» — будто я стану ей что-нибудь рассказывать! Моя родная мамочка — как бы не так! Я же знаю, Кларенс, что никакая она мне не родная. А папа думает только о своем противном, скучном ранчо и ничего не любит, кроме этой дикой пустыни. Нет, это еще хуже школы! Там-то хоть иногда можно что-то увидеть, кроме скота, лошадей и желтолицых метисов! А здесь — о господи! Просто чудо, что я до сих пор еще не убежала.
Как ни был Кларенс поражен и возмущен таким признанием и бессердечностью, с какой оно было сделано, — бессердечностью, которой он не замечал прежде в Сюзи, — он все же еще настолько находился под обаянием девушки, что предпочел увидеть в этом только новую капризную выходку и ответил с легкой улыбкой:
— Но куда же ты убежишь?
Сюзи склонила головку набок и бросила на него лукавый взгляд.
— У меня есть друзья и…
Она запнулась и выпятила хорошенькую нижнюю губку.
— И кто еще?
— И родственники.
— Родственники?
— Да. Старшая сестра моей матери — она живет в Сакраменто. Если я приеду к ней, она только обрадуется. Ее муж держит там театр.
— А миссис Пейтон что-нибудь знает об этом, Сюзи?
— Ничего! Неужели ты думаешь, что я ей расскажу, чтобы она откупилась от них, как откупилась от всех других моих близких? Или, по-твоему, я не знаю, что меня купили, словно какую-нибудь негритянку?
Ее лицо дышало негодованием, изящные ноздри раздувались, и все же Кларенсу почему-то опять показалось, что она только притворяется.
Где-то за деревьями послышался далекий оклик.
— Это Мэри. Она ищет меня, — невозмутимо сообщила Сюзи. — Тебе пора идти, Кларенс. Не мешкай! Помни, что я сказала, и никому ни слова! Прощай!
Но Кларенс продолжал стоять, все еще полный смятения, не зная, что ему делать. Потом он машинально повернулся и сделал шаг к тропинке.
— Кларенс!
Сюзи глядела на него с кокетливым упреком, ее полураскрытые губы улыбались. И он поспешил забыть и себя и все тревожные мысли, прильнув к ним, — и еще раз и еще. Но тут Сюзи быстро отстранилась и прошептала:
— Теперь иди!
И когда вновь раздался голос Мэри, Кларенс, углубляясь в чащу, услышал, как Сюзи звонко откликнулась:
— Я здесь, душечка!
Едва он вернулся к земляничному дереву и вскочил на своего коня, как на дороге послышался приближающийся стук копыт. Все еще расстроенный, не желая, чтобы его увидели так близко от места тайного свидания, он скрылся за деревьями, выжидая, пока всадник проедет. Вскоре мимо промчался Пейтон; его лицо было омрачено тревогой. Кларенс вовсе не хотел показываться своему хозяину или следовать за ним по пятам, но к немалому его облегчению тот свернул с дороги, которая вела через поля прямо к усадьбе, и направился к коралю.
Спустя мгновение Кларенс вернулся на дорогу и вскоре уже ехал между густыми зарослями овсюга среди длинных предвечерних теней. Он ехал неторопливо, погрузившись в размышления, и вдруг вздрогнул: рядом с его ухом раздался легкий свист, и сбоку взвилась, как ему показалось, готовая ужалить змея. Он инстинктивно припал к холке коня, и когда тот метнулся с дороги в сторону, почувствовал рывок, и что-то грубое и колючее сползло по его спине и крупу коня на землю — петля лассо, сплетенного из конского волоса. Кларенс в негодовании натянул поводья и привстал на стременах. Но над колышущимися метелками никого не было видно, а внизу извивающаяся риата скользнула около копыт коня и бесшумно исчезла, словно и впрямь была змеей. Выбрал ли его своей жертвой какой-то грубый шутник или это была ошибка тупоголового вакеро? Во всяком случае, он не сомневался, что лассо принадлежало одному из тех всадников, за которыми он наблюдал совсем недавно. Однако Кларенс был слишком занят своими мыслями, чтобы долго раздумывать над этим происшествием, и когда он подъехал к садовой ограде, оно было уже забыто.
ГЛАВА VI
Джим Хукер был только рад избавиться от докучливого присутствия Кларенса, однако, когда тот уехал, он не упустил случая подробнейшим образом описать фермеру и его семейству огромные богатства, влиятельность и высокое положение своего приятеля. Хотя планы Кларенса требовали тайны, Хукер не устоял перед соблазном и сообщил что «Клар» Брант только что предлагал ему принять участие в колоссальном предприятии по скупке земли. Он уже как-то раз отказался от своей законной доли в прииске Кларенса (теперь-то она стоит миллиончик!) только потому, что «он такими делами не занимался». Однако вряд ли им нужно напоминать, что скупка земли в краях, где право на владение чаще всего неясно и не подтверждено судом, а жители не слишком-то считаются с законом, требует закалки, которую можно приобрести только в стычках с индейцами. Он ничего не утверждал прямо, но его угрюмый и многозначительный вид не оставил у них ни малейшего сомнения, что Кларенс явился сюда с единственной целью заручиться его услугами. На этой мрачной ноте он поутру распрощался с мистером и миссис Хопкинс, а также и с их дочерью Фебой — не без естественного волнения — и мирно погнал своих волов по дороге к поселку Фэр-Плейнс.
Он никак не ожидал, что его фантазии незамедлительно претворятся в действительность. Однако он не пробыл в Фэр-Плейнс и нескольких дней, как получил письмо от Кларенса; тот писал, что не имел времени вновь посоветоваться с Хукером, но тем не менее сдержал свое обещание и, воспользовавшись удобным случаем, купил «титул испанских сестер» на незанятые земли вблизи поселка. Поскольку они примыкают к участку Хопкинсов, Кларенс подумал, что Джим Хукер выберет именно эту их часть ради столь приятного соседства. К письму он прилагает чек на банк в Сан-Франциско на сумму, которая позволит Джиму построить хижину и обзавестись необходимым инвентарем, и убедительно просит Джима рассматривать эти деньги как заем, который можно будет выплачивать по частям, после того как участок начнет приносить постоянный доход. Если же у Джима будут какие-нибудь затруднения, пусть он незамедлительно сообщит о них. Письмо завершалось очень по-кларенсовски: юношеская восторженность сочеталась в этом финале со зрелой мудростью:
«Желаю тебе удачи, Джим, но думаю, что только на нее полагаться не следует. Мне кажется, ничто не может помешать тебе стать независимым, если ты только будешь трудиться во имя большой цели, а не размениваться на мелочи ради немедленной выгоды. На твоем месте, старый друг, я на время выкинул бы из головы прерии и индейцев и, уже во всяком случае, перестал бы о них говорить: эти истории в конечном счете могут только повредить тебе. Те, кто им поверит, будут тебе завидовать, а те, кто не поверит, отнесутся к тебе с пренебрежением; а ведь если они усомнятся в твоих удивительных приключениях среди индейцев, то не станут полагаться на твое слово и в более практических вопросах, что может оказаться для тебя значительной помехой в делах, а ведь теперь ферма должна стать для тебя самым главным».
Часа два после этого Джим испытывал к Кларенсу должную благодарность и даже попритих. Настолько, что его хозяин, которому он сообщил о своей удаче, откровенно признался, что верит ему только из-за этой невиданной скромности. К несчастью, и урок, который нетрудно было усмотреть в этом нелестном заявлении и чувство признательности были способны укротить Джима лишь ненадолго. Он уже загорелся новой фантазией. Хотя участок, обозначенный в его купчей, всегда был (если не считать его собственной краткой остановки там) незанятым, невостребованным и никем не присвоенным, а его право на эту землю подкреплялось всеми необходимыми документами, он тем не менее с невозмутимой серьезностью собрал в Фэр-Плейнс отряд из трех-четырех бездельников, вооружил их за собственный счет и в самые глухие часы ночи воинственным и насильственным путем вступил во владение мирным участком, который уже был его собственностью благодаря прекраснодушной щедрости и ничуть не героичным долларам Кларенса Бранта. Бивуачный костер согрел победоносных воинов, продрогших на холодном ночном ветру, и они даже уснули на завоеванной земле, не выпуская оружия из рук. Когда взошло солнце, семейство Хопкинсов с изумлением обнаружило по ту сторону дороги укрепленный лагерь и вооруженных часовых. И только тогда Джим Хукер снизошел до того, чтобы объяснить, почему ему пришлось пустить в ход силу, чтобы занять собственный участок, — он обронил несколько загадочных фраз о засаде неведомых «поселенцев» и «хватунов», чьи атаки были отражены только благодаря их собственной отчаянной смелости. Нетрудно вообразить, какое впечатление произвел на фермершу и ее дочь этот романтический эпизод, придавший упоительный привкус опасности их собственной тихой и скучной жизни. Джим, по-видимому, сомневался в преданности и дисциплинированности своих подчиненных и на следующий же день рассчитал их — возможно, тут некоторую роль сыграли и не слишком тактичные вопросы, которые норовил задать им мистер Хопкинс. Однако, пока мирные плотники из поселка возводили ему хижину, он опять угрюмо расхаживал вокруг с двумя револьверами на поясе. Все это время он в качестве богатого и могущественного соседа столовался у фермера, который благодаря его присутствию мог теперь ничего не опасаться — как, впрочем, ничего не опасался и раньше.