Горных богатств Хозяйка (СИ) - Савская Елена. Страница 25
— Вадим подкидывал жене с сыном деньги, за это всегда мог рассчитывать на горячую домашнюю еду, чистую одежду и вечер с пивом у телевизора. Так проходили месяцы.
Вадим собирался регистрировать новый более успешный бизнес. Это всё и решило.
Однажды он просто пришёл домой и сказал, что надо обсудить условия развода.
Выяснилось, что квартиру Апёнкиных родителей, в которую они переехали со съёмной через несколько месяцев после аварии, надо продавать согласно закону о разделе имущества. Этого бы не случилось, если ещё на заре их брака Вадим не предложил фиктивно купить жильё тестей, чтобы получить внушительный бонус от иностранной фирмы, в которой тогда работал. Сделку оформили, бонус проели за год. А после развода Алёнка осталась в однокомнатной квартире, купленной в ипотеку.
Впрочем, жить было можно. Правда, на двух работах. Вот она и жила. Об алиментах не мечтала. Выйдя из ЗАГСа, Вадим бесследно исчез с радаров. Судиться с ним за просрочки было попросту некогда. Да и опыт коллеги по работе доказывал, что даже судебные приставы не могли порой добиться выплат от нерадивых папаш.
Первые месяцы по ночам она крутила в голове, что нужно было сделать и как сказать, чтобы вернуть ситуацию назад или хотя бы исправить. Мечтала даже о машине времени. Это была ещё та задачка, ведь по всему выходило, что без Вадима не было бы в её жизни Артёмки.
Домечталась. «Бойтесь ваших желаний», как говорится…
Из глубин 18 века Алёнка по-новому взглянула на отношения с бывшим мужем. Не с позиции упреков и обиды — злиться она устала. А как женщина, цветок в саду из величальной свадебной песни для Малаши. За цветами надо ухаживать. За женщинами — тоже. Только об Алёнке никто не заботился. Это всегда была её обязанность — следить за тем, сыт ли муж? Доволен ли? Есть ли в холодильнике пиво? Ей никогда не подавали руку при выходе из транспорта, и никогда не открывали перед ней двери. Никогда Вадим не грел ужин, если ей случалось задержаться на работе, напротив, в такие дни дома ждал скандал за то, что он голодный сидит и ждёт. Даже подарки через год муж дарить перестал, говоря: «Сама себе купи, что хочешь». И денег, что странно, не давал. «То, что ты зарабатываешь, и я — наше общее. Купи себе колечко. Я разрешаю». И Алёнка молчала.
Нет, она обижалась, но тихо, чтобы не ссориться лишний раз. Они и так слишком часто ругались. По инициативе Влада, как она сейчас вспоминала.
Это было странно понимать, что здесь в 18 веке, баба почти ничего не решает, зато Алёнка — хочет и пока ещё может жить сама для себя. А тогда в веке 21 всё было наоборот — знакомые женщины крутили мужьями, как хотели, а она по собственному желанию фактически стала подневольной.
Забота Авдея не ограничилась пряником. Через пару дней у колодца к Алёнке подошла маленькая пожилая женщина с темными глазками:
— Агафья я. А тебе от Авдея подарок, — с этими словами старушка протянула Алёнке две пары лаптей на веревочках. — Велел сказать, чтоб носила уже. Хмурень уж, вечерами землю-то подмораживает.
— Спасибо вам, Агафья и Авдею спасибо, — Алёнка была приятно удивлена, но поклониться не забыла.
Бабы в очереди зашептались, кто-то тихонько посмеивался — похоже, Алёнка снова стала новостным поводом. Тем не менее, она привязала лапти за шнурки к поясу, который с недавних пор начала носить поверх сарафана для удобства, набрала воды и потопала к избушке Варвары Степановны.
Вопрос обуви стоял остро. Лапти у Варвары были и много. Плели их зимой, лыко заготавливали с лета. Снашивалась такая обувь быстро — порой за неделю, если стояла сырость и грязь, не даром предстоящий октябрь здесь звали грязником. Однако размер Варвариной ноги оказался гораздо больше Алёнкиной. Поэтому лапти по ноге были весьма кстати.
— И как угадал с размером? — удивлялась она, показывая обновку Варваре.
— Известно же — мастер, — отвечала женщина, выдергивая с грядок оставшуюся морковку.
И Алёнка начала понимать, почему мастеров уважали, и почему это не всякому было дано — без природного глазомера нечего было и пытаться.
Вечером Варвара Степановна достала из сундука онучи и показала Алёнке, как их обматывать вокруг ног и как лучше закреплять шнурками, прикреплёнными к заднику лыковой обувки. Серый шерстяной платок, который завязывали накрест за спиной, прихватывая уголок, и носили вместо свитера, Варвара ей уже выделила. На этом Алёнкина экипировка к холодам и заканчивалась. К зиме предстояло ещё разжиться валенками и тулупом. Но как это сделать — она не представляла.
Глава 14
Морозы ударили резко и весь уклад сразу поменялся. Тулуп в доме был один, как и пара валенок. Поэтому носили их женщины по очереди. Для ухода за скотиной открыли дверь из избы в хлев. Выгонять коров на пастбище уже перестали. До первой травы корове предстояло жить в хлеву, кушать сено и давать немножко молока. Впрочем, убирать за ней приходилось всё так же регулярно. Но Алёнка научилась быть благодарной. Всё-таки корова — кормилица. И без неё стало бы совсем туго. Подружилась она и с курами, хотя те вскоре должны были перестать нестись.
С запасами вообще была беда. Алёнка фанатично пересчитывала мешки с мукой и крупами, связки лука, горшки с маслом и вываренными ягодами, тыквы, капустные кочаны и кучи моркови и репы на толстых соломенных подложках в подполе. И всегда радовалась, когда Варвара ещё в тёплые дни объявляла поход за грибами и брусникой, хотя и ненавидела вылазки в лес, а болота вообще вселяли в неё священный ужас. Но пища с добавлением сушённых грибов становилась более сытной, а мочёная брусника хорошо хранилась до самой весны, поэтому чем больше связок с сухими белыми появлялось в сенях и чем больше кадушек с ягодой — в подполе, тем более оптимистично смотрела Алёнка в будущее.
Малаша совсем перестала приходить по вечерам, и теперь девушки иногда виделись у колодца. Авдей приходил несколько раз и то, чтобы помочь по хозяйству. Помощь его была действительно неоценима.
Так, через неделю после свадебных гуляний, он зашёл вечером с пустой корзиной. Замерил окно тесемкой и попросил Варвару принести слюду для окна. Когда женщина принесла из сеней увесистый узел, Авдей перехватил его и сгрузил в корзину. Через пару дней мастер явился с оконной рамой, внутри которой были сложены и закреплены полосками металла кусочки слюды разной величины и прозрачности. Раму Авдей установил в окно, чем-то прибил и замазал щели пахучей субстанцией, которая вскоре застыла и прочно удерживала слюдяной витраж от порывов ветра.
— Ай да, Авдей, ай да затейник, — радовалась Варвара Степановна. — В старом-то окне кусочки побитые были.
— Я заменил, тётя Варвара. От наших окошек слюда осталась.
Варвара в благодарность всучила Авдею пару банных березовых веников со словами:
— Бери-бери, я травы вплела особые, от которых сном после баньки сразу сморит. А то знаю я вашу породу мастеровую, до полуночи уснуть не можете — всё о работе думаете.
Авдей поклонился и ушёл. Алёнка тоже обрадовалась такому аналогу стекла. Без него в холодные дни ставень попросту не открывали, и лучину приходилось зажигать прямо с утра.
В следующий раз мастер появился к концу грязника. Принёс ещё несколько пар лаптей и большой чурбан, который с помощью Варвары Степановны замочил в кадке. Внутри Алёнки, будто что-то натянулось, когда парень ушёл, и неясно было, когда вернется снова.
На следующий день Авдей явился вечером, в то время, когда вся еда была приготовлена, и дрова в печи отдавали последнее тепло. Парень достал чурбан из кадки с водой, доложил дров в печку, плотно закрыл заслонку и поставил сушиться мокрую чурку прямо в печную загнетку. В третий раз он пришёл утром, достал чурку и оставил на лавке, на которой спала Алёнка. Той было любопытно, что парень собирается делать с чурбаном, но она не спрашивала. Балагур Авдей ходил со смурным лицом, Варвара тоже в последнее время была чем-то обеспокоена.
Вечером травница затеяла пирог с капустой и грибами, что было странно, ведь пироги пекли обычно по поводу, а такого вроде не намечалось. Пришёл Авдей, забрал чурку на улицу и начал топором отсекать от неё тоненькие длинные щепочки. Алёнка как раз возвращалась из бани, в которой стирала одежду. Она спешила в тепло избы, чтобы развесить сырые вещи, как обычно, за печкой. Поэтому пробежала мимо, глянув искоса. Присутствие этого мужчины в её доме, в её дворе приятно будоражило.