Playthings (СИ) - Комарова Диана Валерьевна. Страница 47

— Верю-верю, — закивала я с самым умным видом. — Когда начнешь тренироваться?

— А я пойду к тебе в ученики. Научишь меня кивать как китайский болванчик, готовить карамельно-сливочный латте и улыбаться до спазма лицевых мышц. Не зря же ты в “Саванне” работаешь.

— Все не настолько консервативно. Ты в “Саванне” ни разу и не был, — покосившись на Блондина, я криво улыбнулась. — Меня боишься? Между прочим, у нас неплохой кофе, заходи попробовать. Хотя о чем я? Ты же не любишь…

Я вздохнула. О чем с ним разговаривать? Понятия не имею!

Не о погоде же.

— В “Саванне”, насколько я знаю, не только кофе готовят. Один из ваших бариста делает шикарный матэ. Я бы хотел его попробовать, но сама знаешь: переступи я порог, тем для ругани у нас прибавится. Знаешь, а это начинает раздражать. Мы цепляемся за наши темы для столкновений, как будто это единственное, чем мы можем жить. В последние несколько дней мы же можем общаться нормально? И ничего, мир продолжает вертеться как ни в чем ни бывало. Иногда вот задумываюсь: на самом деле, с чего мы как кошка с собакой вечно? Понимаю, это отличная разрядка. Мы две своеобразных боксерских груши… Иногда я тебя просто придушить готов голыми руками, вот честно, а иногда… — Каллахен покрутил пиалу в руке, выдержал театральную паузу и добавил: — И все-таки научись заваривать чай. Одну чайную ложку, и было бы идеально.

Я мотнула головой, не сразу перестроившись на новую тему. Точнее, на повторное упоминание старой. Опять этот гад скачет как заяц с темы на тему, и не поймаешь его. Пора бы внести вот эту черту в список “за что можно и нужно ненавидеть Мику Каллахена, дополнительное издание”.

— Иногда? Что — “иногда”? — бросилась на попятную я, едва не подскочив на ступеньке.

— Что — иногда? — Блондин сделал брови домиком и удивленную мордашку. — О чем ты?

— Скажи, что хотел, до конца! — я толкнула его кулаком в плечо. — Что за манера недоговаривать?

Каллахен выдал мне свое коронное “нет”, улыбаясь во весь рот. Вот зараза блондинистая! Схватив его за ухо, я с силой потянула на себя, требуя ответа и правосудия. Пока Мика отдирал меня от своего неприкосновенного уха, мы пыхтели и тихо посмеивались как два шизоида в период обострения. В результате, конечно же, победила грубая сила — мне оставалось только грозно рычать на Каллахена, который невозмутимо допивал чай, второй рукой сжимая оба моих запястья.

— Погода, говорю, хорошая сегодня… — Блондин поднял лицо к небу, продолжая улыбаться. Опять эта открытая улыбка, пусть я и вижу только привычный профиль.

Два дебила — это сила.

Озвучивать я это вслух не стала, понятное дело.

— Знаешь, я бы тут осталась жить, а ты отбиваешься руками и ногами, — сообщила я, вспоминая дискуссию Мики с отцом. Заодно и как бы тему разговора удержала, умная милая я. — Чем тебе тут не нравится? Шорты, блондинки, короткие юбки и холодная содовая. И не надо мне опять вешать лапшу на уши тем, что тут слишком для тебя жарко.

— У тебя глаза красивые.

Ну, вот опять! Выходит, теперь и на эту тему он говорить не хочет. Ну что за человек! Катастрофа, а не собеседник.

Я надула щеки и молча отвернулась в сторону. Через несколько минут обоюдного молчания до меня едва донесся трагический вздох, и Каллахен впервые сдался первым:

— Личные причины. Тебе это так важно?

— Возможно… — буркнула я в ответ, рисуя пальцем по полу кружочки.

— Зачем? — в голосе Блондина звучало искреннее недоумение. И я подняла на него глаза.

— Хочу разбить твою маску.

Я хотела это сказать. Вот так вот просто, глядя в аристократическое лицо как будто с обложки журнала “Men’s Health” — и посмотреть реакцию.

Никакой. Абсолютно.

Кукла, он как фарфоровая кукла. На таких обычно только любуются, и то издалека.

Почти как я. Или — точно как я?

— У тебя очень странные желания, Джейсон.

Интонации какие-то странные, или мне только кажется? Мика смотрел на меня как на сумасшедшую, честное слово. И что я такого сказала? Мне хотелось опять схватить его за ухо, как непослушного мальчишку — выбить всю дурь, всю эту неестественность.

Только зачем мне это?

— Не в пример твоим.

Блондин ухмыльнулся, привычно положил ладонь мне на макушку.

— Дурочка… крашеная.

Я улыбнулась в ответ, мотнула головой, сбрасывая ладонь.

— Я разобью твою маску, — это было утверждение. Безапелляционное, смелое и абсолютно безрассудное. Что я делаю? Зачем мне это?

Знаю, сейчас опять пойдет тема о погоде. Или о моем ужасном чае.

Сброшенная мгновение назад рука скользнула по волосам, пальцы едва не запутались в завитых темных локонах, пощекотали шею. Я не удивляюсь. Или не хочу. Это Каллахен — и для него это естественно, как дышать или есть. Он тактилен, и, черт возьми, через какую черту я успела переступить? Почему я позволяю ему подобные выходки, если потом буду скрежетать зубами и проклинать небо.

— Хочешь сказать: попробую разбить?

Вы видели улыбку Чеширского кота? Эта — еще опаснее. Кто из нас кролик, объясните…

— Ты во мне сомневаешься?

— Я знаю твои методы. В результате я уйду на двухлетнюю реабилитацию в центр психической поддержки, так что давай ты передумаешь?

Теплые пальцы пощекотали меня под подбородком, как кошку. Я отстранилась, и Мика невозмутимо взял в руки пиалу.

— Не передумаю. Это отличный вариант для меня спокойно закончить университет. Два года без Ми-Ми Каллахена? Об этом я и мечтать не смела. Неужели ты доставишь мне такое счастье? — я закатила глаза, изображая обморок.

— Не доставлю. Я заберу тебя с собой, мы будем жить в соседних палатах и перестукиваться по вечерам, — Блондин сделал глоток чая, поставил стакан на ступени и потер шею. В неярком свете веранды его лицо по-прежнему выглядело настоящей маской: даже намека на улыбку не было, хотя я нутром чувствовала, что это не так. Мне хотелось увидеть эту редкую, едва заметную, но очень искреннюю улыбку. Зрелище настолько запоминающееся, что хочется еще и еще. Зная Каллахена — это практически невозможно.

— Тогда меня вообще не выпустят. Нет уж! Лучше нам вообще жить по разным концам планеты и созваниваться на Рождество. Как тебе такая идея? По-моему, идеальный план. Разрешаю тебе выбрать любой уголок Земли. Австралия? Новая Зеландия? Индия?

Как и всегда, я получала откровенное удовольствие, подтрунивая над Каллахеном. Мы оба относились к взаимным издевкам и колкостям как к шуточной форме своеобразного общения. Это я поняла еще давно. Да и все окружающие, думаю, в курсе. Хотя, признаться, я не замечала, чтобы Мика позволял своему эгоистичному высочеству общаться еще с кем-либо на таком детсадовском уровне. Повторяюсь, мы наверняка используем друг друга как боксерские груши, выплескивая негатив и раздражение.

Иногда я правда думаю, что мы могли бы стать друзьями. Возможно, что до этого мы дойдем сами, спустя несколько лет, когда окончательно повзрослеем. Годам к сорока, предполагаю, в лучшем случае. А сейчас мне не хотелось забивать себе голову ерундой, и я в очередной раз спустила тормоза.

Иногда я думаю, что мы могли бы стать лучшими друзьями. Будь я мужчиной, конечно же.

Или даже парой, будь я блондинкой с ногами от ушей, цепкой хваткой и IQ выше двухсот. Ни по одному из этих пунктов я не проходила и сейчас, но это меня нисколько не волновало. Блондин как гонялся за юбками, так и будет продолжать этим заниматься, появись у него постоянная подруга.

Мои моральные принципы всегда заметно отличались от капитанских. Мне в дикость многие его поступки и трактовка событий. Наверное, я отчасти более целомудренна, чем кажусь на самом деле. Кто знает. Поэтому мы и не можем ужиться вместе. Даже в пределах одного города, что уж говорить об одном доме.

Боже мой.

Сидеть рядом с ходячим сексом нашего университета и думать о целомудренности — это только я могу. Поражаюсь своей дремучести. Понимаю, почему меня считают фригидной или лесбиянкой, но ничего поделать не могу. У меня тоже есть принципы.