Черный скрипач (СИ) - Лю Эдвина. Страница 2

Мальчиков посадили в запряжённую четырьмя мулами открытую длинную повозку, на оббитые сукном сиденья, и повезли во дворец. Все на них глазели. А несчастным жертвам искусства запрещали даже корчить прохожим гримасы. Во избежание подобного безобразия четыре строгих педагога в длинных чёрных мантиях сидели по краям обеих скамей, держа наготове длинные острые палочки. Они виртуозно умели тыкать этими палочками в ноги учеников – иной раз оставляли маленькие синяки, а порой и кровавые точки.

Кто-то запустил Дэну в голову мелкой твёрдой редиской. Мальчик дёрнулся и обернулся. Тёплая весна, предшествующая жаркому и влажному лету, успела уродить достаточно этой гадости. Стараясь хранить на лице безразличие, Дэн запинал отскочившую редиску поглубже под сиденье, но стрелок не унимался и кинул ещё парочку, подпрыгивая от радости. Он бежал рядом с повозкой и весело пыхтел, а из рук у него торчали хвостики редисок. Наверняка мальчишка украл их на рынке. То, что у кого-то кипит совершенно не такая, как у Дэна, жизнь, заставила мальчика опустить голову ещё ниже. Знал бы этот озорник, что сейчас предстоит юному музыканту! Знал бы, что ждёт Дэна, если у него ничего не получится…

Учитель Ашаз сидел напротив Дэна и дремал. Очередная редиска попала ему в голову и сбила шляпу. Озорник, увидев, что перестарался, тут же отстал и скрылся за углом, а учителю на глаза попался лишь Дэн, запинывающий редиску под скамью. Ярко-розовый грязноватый корнеплод при каждом потряхивании повозки выкатывался в проём между скамьями. Выделив среди остальных преступника, Ашаз поднял с пола шляпу и, не разгибаясь, ткнул маленького ван Лиота острием в лодыжку. На белой полоске шерстяного чулка выступило кровавое пятнышко.

Подавив вскрик, Дэн принял самое серьёзное, самое равнодушное выражение лица и сел прямо, как подобает ученику музыкальной школы. Этот вид не удовлетворил учителя Ашаза, и он ещё раз уколол ван Лиота, на этот раз в бедро. Тут главное было не заплакать, хотя в носу и глазах сразу защекотало. Было больно и обидно. Но Дэн терпел.

К его облегчению, повозка въехала в ворота зимней резиденции короля и остановилась. Мальчики строем миновали прекрасную аллею, удивительный сад и диковинный фонтан каскадом. Возле крыльца юные дарования, чинно и степенно, как маленькие старички, выстроились парами. Впереди и сзади этого строя встали учителя, тоже парами. Вся процессия поплелась в большой танцевальный зал, где уже начали понемногу собираться гости. Очевидно, не самые важные. Дэн заметил, как некоторые из них присматриваются к залу, к детям, к любой мелочи. Но некоторые просто сидели на банкетках или стульях, пристально глядя на двери. Возможно, что всё это были люди из дворцовой стражи или «тайного круга» - Гуди рассказывал о службе безопасности Кардавера с таким названием. От этих мыслей коленки у Дэна задрожали. Детей проводили на помост, украшенный бесчисленным количеством белых, розовых и бордовых роз. От их сладкого, густого, словно варенье, запаха заболела голова. Он покосился на соседей, которых учителя рассаживали по местам – двенадцатилетний пианист был бледнее рубашки, маленькие скрипачи, похоже, находились на грани обморока. Будь Дэн магом ложи Страха – получил бы немало сторонней энергии.

Под пристальными взглядами стоявших и сидевших в зале людей музыканты настроили инструменты. Сыграли пробную пьесу: «Здравствуйте, здравствуйте!» скромного композитора Элио За. Он никогда не пытался демонстрировать свой талант перед богачами, играл в тавернах и на площадях, и его музыку часто приписывали другим композиторам. Но За сочинил так много, что хватило бы и на десятерых, и все его пьесы были очень любимы. А некоторые даже входили в бальную программу уже больше двадцати лет.

В зале уже шумели, ходили туда-сюда, раскачивались на стульях не меньше трёх десятков людей. Входили и выходили и другие – похоже, всё одни только простаки. У Дэна не было такого нюха на магов, как, например, у его матери, но он иногда угадывал, простак перед ним или нет. Чтобы точно понять, надо начать играть – простаки отзываются на музыку, а маги реагируют на самого музыканта. А сыграли они пока в полной суете и мешанине, и он не успел прислушаться к чужим эмоциям.

Вошёл король. Старый, кривоногий, в узких полосатых штанах с пряжками у колен. Его жена, гораздо моложе, сухая и тонкая, как зимняя ветка, и сын, нескладный человек лет сорока, вечный принц, следовали за Кардавером Кешузом, как две вытянутые утренние тени. Король оделся довольно скромно – в тёмные серые и синие одежды, всего четыре слоя, и туфли простые, стоптанные и без задников, хоть и с заметным каблуком. А вот королева и принц надели столько слоёв, что и не сосчитать. Пышность одежд только подчёркивала их худобу – из кружев, воланов и лент торчали жилистые шеи, костлявые руки и тощие лодыжки. За принцем, в сопровождении двух камеристок, шла некрасивая девушка с вытянутым напудренным лицом. Дэн слышал, что принц собирается жениться, но думал, что его невеста будет пышная, как цветок, красавица вроде Ивери с соседней улицы.

Хрупкий, синевато-бледный пианист играл первым. Со своего стула Дэн исподволь наблюдал за залом и в особенности за королевской семьёй.

«Если засечёшь хоть одного Светлого мага, ничего не делай! – предупредил Дэна Гуди. – Но если ни одного… тогда действуй! Мы ещё поднимем в этом городишке бурю!»

Дэн не очень понимал, о какой буре идёт речь. Он даже не очень хорошо осознавал, что ему предстоит сделать. Для него всё сводилось к тому, чтобы соединить игру на ненавистной лютне и запрещённую магию. И потому больше всего мальчика волновало, не притаился ли где-нибудь наблюдающий за ним Светлый маг. Если что-нибудь пойдёт не так – маг схватит его и тут же убьёт.

Когда через четыре пьесы очередь дошла до Дэна, его пальцы онемели от напряжения. Под прожигающим насквозь взглядом учителя Ашаза мальчик едва не выронил свою лютню. В отчаянии он оглядел зал – смеются? Сочувствуют? Слушатели снисходительно ждали. Король приложил к губам платочек, промокнул уголки и медленно улыбнулся. Очень медленно. Его губы растягивались как будто против воли. Зубы у короля были, наверное, вставные – крупные, белые, блестящие. Королева посмотрела на мужа, кивнула и тихонько зааплодировала музыканту. Зрители тоже вежливо похлопали, и Дэн, наконец, справился с лютней и начал играть.

В его игре была целая гамма эмоций: тысячи часов скучных занятий, когда за окном светит солнце, а тебе надо сидеть смирно перед пюпитром; усталость и резь в пальцах; отчаяние, что его побьют, если он не сыграет, как надо; боль в горле после вокальных упражнений; трясущиеся от страха колени на каждом публичном выступлении или на экзаменах. Но больше всего мальчик вложил в музыку ненависти. О, как он ненавидел свою лютню, как он мечтал, что лопнет её лакированная дека, что струны перелопаются одна за другой, что со звуком выстрела переломится пополам гриф. Дэн закрыл глаза, представляя смерть инструмента, и вдруг струны действительно начали лопаться. Две или три ударили по пальцам, другие ожгли щёку и подбородок. Дэн закончил соло на остатках струн жалким подобием аккорда, встал и поклонился. На пол упало несколько капель крови и слезинок.

Ему аплодировали стоя. У Дэна даже перехватило дыхание от нахлынувших на него зрительских эмоций! Это было прекрасно. Хорошо, что Гуди научил его, как поступать. Мальчик представил себе, как от этих людей к нему идут невидимые тонкие струнки, похожие на паутинки. Их можно потянуть к себе, можно намотать на кулак, чем Дэн и занялся. Это были очень разные струнки, и надо было, конечно, обратить внимание, нет ли среди них магии, но про это мальчик сразу же забыл. Он помнил только то, что относилось к наставлениям Гуди по части воздействия на Кардавера.

«Много на себя не бери, тебе не надо – много! – поучал брат. – Когда почувствуешь, что как будто напился воды по самое не хочу, будет в самый раз. И тогда уже скидывай человеку, который будет стоять за королём, справа. Слышишь? Справа, не слева…»