Черный скрипач (СИ) - Лю Эдвина. Страница 54

- Чез!

Линлор стояла, завернувшись в одеяло, не зажигая света. Тускло светил уличный фонарь, блестели осколки. Кровь стекала с руки Чезаре, которую тот бессильно опустил.

Хотел бы он, чтобы кто-то сейчас заявился убивать его на глазах у Линлор?

- Я вызову его на поединок, - сказал Чезаре.

Линлор зажгла лампу, увидела раны и торчащие из порезов тонкие куски битого стекла, начала останавливать кровь.

- Чез! Если это только из-за меня, то не надо. Можно просто жить дальше…

- Нет, Ли, - Чезаре взял её тёплую ладошку, прижал к своей щеке. – Нельзя просто так оставлять это. Зло надо пресекать.

Он ещё не успокоился. И Линлор сжалась в комочек, уловив его эмоции. Зная, что они причиняют девушке боль, Чезаре отошёл на несколько шагов, жалея, что сломал трубку. Короткую чёрную трубку из сливового дерева, с гагатовым мундштуком. Сейчас самое время было раскурить именно эту, успокоительную, деликатно ложившуюся в руку…

- Зло надо побеждать и подчинять, - беря себя в руки, сказал Чезаре. – Искоренять. Убивать.

- Гисли не зло, - сказала Линлор. – Он Светлый маг. Нельзя идти против своих.

Чезаре вернулся к ней, схватил за плечи, пятная кровью её коротенькую ночную рубашку, встряхнул, лёгкую и не сопротивляющуюся.

- Мне надо поработать с твоей памятью, - попросил он. – Пожалуйста.

- Ты не веришь мне? Ты, мой муж?

- Я верю, - с трудом выговорил Чезаре. – Я никому так не верю, как тебе. Но, боюсь, он загипнотизировал тебя, и ты сама не знаешь, что между вами было. И…

Линлор помертвела в его руках, и у Чезаре замерло сердце. Она начала осознавать. Четыре дня, которые она добиралась до Сольме, бедная девочка не думала ни о чём, кроме как о встрече с ним. Не старалась вспомнить, возможно, пыталась изгнать из памяти все неприятные картины своей стычки с Гисли. Настолько стыдной, что даже не посмела рассказать отцу и матери. И теперь он хочет заставить её вспомнить всё до малейшей подробности.

- Хорошо, - сказала Линлор дрогнувшим голосом. – Проверь мою память. Только не убивай Гисли. После убийства человека… да ещё своего человека, Светлого мага, вместе с которым ты работал… ты уже не будешь прежним Чезаре Розом. Придумай другое наказание для него. Прошу тебя.

Чезаре не ответил. Только покрепче прижал к себе девушку. В разбитое окно лился холодный белый пар. Пахло зимней ночью. Надо было заткнуть чем-нибудь прореху, пока не остыла вся квартира.

***

- Тебя переводят.

Дэн в недоумении привстал с кровати. Если честно, он надеялся на то, что сегодня к нему снова придёт Чезаре. Пусть без вкусного обеда и скрипки. Только бы пришёл. И, конечно, пообещал бы, что скоро это всё закончится и Дэн окажется на свободе.

Но тюремщик держал в руке мешок.

- Скидывай сюда всё с кровати. Прокипятить надо.

Дэн еле передвигался. Перед глазами постоянно темнело, его слегка пошатывало. То ли от резкого, болезненного разочарования, то ли из-за слишком резкого пробуждения. А быть может, он заболевал.

- Куда и зачем переводят? – спросил он у тюремщика.

Но тот, собрав в мешок одеяло, подушку и тощий матрас, ушёл. Наверное, это был какой-нибудь кастелян. Он отвечал за тюремные вещи, а не за людей.

Явились другие – трое, подтянутые, но далеко не бодрые. Дэн понял, что они искусственно лишены лишних эмоций. Как «железная стража» в деревне ссыльных.

Спрашивать их о переменах так же бесполезно, как беседовать со стеной. Впрочем, со стеной Дэн разговаривал – с той частью, где он нарисовал Натани. Недавно он сам её закрашивал, но очертания её лица проступали сквозь жидковатую краску. Дэн уже плохо помнил девушку, в которую влюбился больше года назад. Но не с Тульди же ему беседовать?

Бросив прощальный взгляд на стены, полный плохих предчувствий, Дэн вышел, сопровождаемый тремя молчаливыми тюремщиками. В его душе, очень глубоко и бережно припрятанная, жила надежда на то, что перемены как-то связаны с Чезаре. Быть может, лучшие условия… вряд ли тюрьма для Светлых или хотя бы один день на свободе – просто более удобная кровать и более съедобный обед. Но эта надежда, хоть и слабая, перебила даже упрямую музыку в душе Дэна. И всё же плохие предчувствия – такая штука, которую не задавишь просто так. И они, чем дальше тюремщики его вели по коридорам, тем крепче становились. А надежда, хоть и не умирала совсем, но слабела с каждым шагом.

Миновали поворот, который Дэну был знаком. Оттуда его приволокли волоком, пятная каменный пол кровью. Запахи из глубины тёмного и сырого коридора подтверждали: там находились каменные мешки. Дэн дрогнул. Но стражники провели его мимо. И поворот к лазарету тоже прошли – туда он попадал однажды, когда загноились пальцы на ногах.

Недоумевая, Дэн проследовал за тюремщиками наружу, на широкое низкое крыльцо тюремного корпуса. Здесь тюремщики надвинули на головы капюшоны курток и натянули на руки перчатки. Дэн, хоть и одетый всего лишь в штаны и рубашку, да ещё плетёные, непрочные шлёпанцы, с наслаждением вдыхал чистый зимний воздух. Его пробирала дрожь, пальцы моментально заледенели, а глаза заслезились, но он дышал и любовался пасмурным небом, которое видел в крошечное оконце лишь кусочком, словно вырезанным из жизни огромными ножницами. И снегом, и сосульками на крышах подсобок. И даже дымом из трубы приземистой кухоньки. Оттуда пахло разваренной капустой – видимо, сегодняшним обедом.

Тюремщики подтолкнули его вперёд и сопроводили до флигеля, довольно аккуратного домика в полтора этажа, крашенного в голубовато-серый цвет.

- Заходишь, - наставительно сказал старший из троих тюремщиков, сильно сдавив плечо Дэнни, - садишься, сидишь смирно. Не дёргаешься. Эн Юллен скажет тебе, что делать.

Юллен! Грегон Юллен, начальник тюрьмы! Надежда на помощь Чезаре вспыхнула в Дэне, как костёр, в который подбросили сухого хвороста. Наверняка Роз уже там!

Один из стражников вошёл вместе с ним в дом начальника тюрьмы, а двое остались на крыльце. Внутри домика оказался довольно просторный кабинет, он же, видимо, и холл, и зал. Для заключённых тут устроили клетку посередине комнаты, внутри клетки стоял привинченный к полу металлический стул. Дэна толкнули на него, заперли, ещё раз настоятельно посоветовали спокойно сидеть. Из соседней комнаты в кабинет вошли два человека. Один – невысокий, лысоватый, со скупыми чертами лица: тонкие бесцветные губы, короткий нос, маленькие невыразительные глаза. Второй – ещё более неприметный и серый, одетый в длинное белое одеяние и клеёнчатый фартук поверх него. Зато глаза у него оказались более чем выразительные - так и притягивали к себе, так и завораживали.

Лысоватый обошёл клетку кругом, словно ища подкоп, и лишь потом встал напротив Дэна и коротко сказал:

- Вот этот. Дэниэл Альсон. Забираете?

Серый попросил открыть клетку. Тюремщик посмотрел на него с сомнением.

- Куратор Поллок, - сказал он, - здесь не…

- Открыть, - скучным, тусклым голосом повторил серый.

Дэн никогда не слышал такого странного голоса. Как будто пепел остывшего костра. При этом у серого человека явно имелся музыкальный слух. Но музыки в нём было не больше, чем в пыли под ногами.

Тюремщика и Юллена пробрала дрожь. Дэн на всякий случай чуть-чуть напрягся, но тюремщик уже вошёл в клетку и пристегнул его руки к спинке стула, нещадно вывернув их назад.

Затем возле Дэна оказался Поллок. Взгляд у него тоже словно подёрнулся сизым пеплом.

- Дэниэл Альсон?

- Да, - ответил Дэн тихим голосом, стараясь вложить в интонации как можно больше твёрдости и спокойствия.

- Хорошо. Тебя велено забирать. Ты понимаешь, что это значит?

- Нет, - ответил Дэн. – Я не знаю, кто вы и что значит «забирать».

- Глава Комитета передал нам приказ величия Грета Кешуза, по которому ты можешь выйти на свободу раньше срока, - сказал Поллок, и сердце Дэна тут же забилось быстрее. Почему ему так страшно и так тревожно? Ведь его обещают выпустить, выпустить на волю!