Черный скрипач (СИ) - Лю Эдвина. Страница 66

- Да умер он, умер, - сказал он. – Куратор Поллок с ним связь потерял. А что трупа нигде не нашли – так во рву утонул или даже из сточки не вылез. Вот уж смерть так смерть… в дерьме потонуть.

«Ну да, не вылез бы, - подумал Дард, сам недавно чистивший трубу в который раз, - ещё как бы вылез».

***

Дэн шёл шесть дней и семь ночей.

Одежда, полученная от некроманта, и жуткая зубастая тварь – вот что спасло ему жизнь и дало силы. Энергии боли хватило на то, чтобы избавиться от яда и залечить самые серьёзные укусы. Дэн прошёл через посёлок ссыльных, где ему удалось разжиться спичками, ножом и хлебом. Большего он просить у этих несчастных не посмел – им и так могло достаться, если тюремщики узнают, что беглец был здесь.

На Сольмейской возвышенности, вдоль реки Ирх, почти не было снега. Его сдувало мощным и ровным ветром. Зато в изобилии имелись расщелины в скалах, образовывавшие естественные убежища, куда Дэн мог забраться и переждать ночь или непогоду. Он шёл, собирая чахлый и ломкий хворост, а к ночёвке мог развести костерок и обогреться. Но Дэн также понимал, что не остался бы в живых, если бы не ещё две вещи: почти полная нечувствительность к боли и неугасимая жажда отомстить за себя Чезаре Розу. Он наконец-то понял суть музыки, бившейся в нём, словно второе сердце.

Дэн не слишком хорошо осознавал, куда идёт. Его вела какая-то нить, за которую он и цеплялся. Однажды он хотел остановиться на ночь в деревушке, где свет теплился лишь в двух домах да покосившемся маленьком храме Спящего. Но внезапно передумал. Видимо, здесь когда-то буйствовала болезнь или какая-то иная напасть. Пахло тут горем, смертью, тленом. Из трубы одного домика валил тёмный, тяжёлый дым. Дэну стало нехорошо от одной лишь мысли, что он заночует в таком месте. Он пробрался в сени дома и украл кусок замороженного свиного сала и сухой горох. А затем покинул деревеньку и вышел на широкую дорогу. По ней, похоже, ездили, и нередко, телеги и экипажи. Вероятно, дорога вела из Сольме в какой-то другой город. Дэн плохо ориентировался в этих краях, но по картам, которые он когда-то изучал в доме Роза, помнил, где находится город Сольме. Выходило, что он оставил его за спиной. Дэн шёл, на ходу отгрызая куски от твёрдого, пересоленного сала, или жевал сухой горох. Ему было всё равно, что жевать. От снега горело во рту, и он искал воду, но находил очень редко. Темнело, и больше заночевать, кажется, было негде. Но уже почти в полной темноте скрипач заприметил поле и неубранный стог соломы, накрытый от ветра несколькими досками. Он разворошил прелое, колючее нутро стога и забрался внутрь, кое-как закрыв лаз доской. Если повалит снег, можно и не выбраться наружу, но от усталости и голода Дэн порядком отупел. Ему было безразлично, что случится в случае снегопада. Хотелось лишь согреться и забыться хоть ненадолго.

Так, чёрный от мороза, в язвах от укусов ядовитых зубов, худой, словно мумия, Дэнни на седьмой день вышел к крепостной стене, преграждавшей дорогу.

И понял, куда шёл.

Это было поселение магов-стихийников. Тех, кого Светлые относили к Ордену Теней, хотя стихийники всегда жили наособицу. Простые, почти свободные люди. Маги-стихийники жили в Тирне отдельными общинами. Они возделывали поля, ходили по морю, а за отдельную плату могли предоставить свои услуги знати или богачам– к примеру, обеспечить хорошую погоду для пикника или устроить бурю, чтобы отогнать корабли Иртсанских пиратов подальше от водных границ Тирны. Осознавая, чего может добиться особенно могущественный стихийник, особенно при поддержке общины, Светлые маги старались держать ложу под особым контролем.

Но всё это пришло Дэну в голову лишь во вторую очередь. В первую же он произнёс имя матери, которое она открыла ему давным-давно в надежде, что это спасёт ему жизнь.

Его мать, Алеста Дания Моро, происходила родом из этих холодных, ветреных и неприветливых краёв. Он пришёл к единой и большой семье.

Часть 7. Музыка и любовь

Заканчивался Третий Тёмный месяц. С моря дули ровные, тугие, как самотканые полотна, ветра. Крепость стихийников Моро приготовилась встречать зиму, обещавшую быть суровой. Перестали стаивать выпавшие снега, ударили настоящие морозы. Близилась пора, когда только и дела, что сидеть день-деньской за шитьём, подсвечивая работу пальцами, которые окунались в светящуюся массу из водорослей, а вечерами зажигать яркие светильники или толстые свечи.

Женщина по прозвищу Швея больше четырёх часов сидела за швейной машинкой, нажимая на широкую педаль, приводившую в движение большое колесо. Швея не уставала дивиться машине, которая была устроена вроде как просто, но хитро. Но когда она закончила шить вторую блузку за день, любоваться машинкой у неё уже не осталось никакого желания. Устали шея и спина, да и день выдался пасмурный – приходилось напрягать зрение. Но больше всего Швею утомило раздражение – она не любила возиться со втачными рукавами, особенно если с пришивными манжетами. А девушки сейчас именно такие фасоны блузок и предпочитали.

Надев войлочное пальто и сверху – вышитую шерстяную шаль, Швея вышла из дома, чтобы размяться и подышать. В поселении крепости Моро не так-то много мест для прогулок. Вдоль центральной улицы можно спуститься в нижнюю деревню, к старым приземистым домишкам, где зимовали лодки и рыбацкая снасть. Оттуда путь вёл только на побережье, к каменистому пляжу. С побережья тропа вела в поросшее лесом большое ущелье, а через него – в маленькую ложбинку, где в сезон сажали овощи и выращивали ягодные кустарники. Вот только в такой ветер спускаться на берег не хотелось, и Швея выбрала другую дорогу – к крепостным стенам.

Ворота и стена крепости Моро теснились между двумя отвесными скалами и намертво преграждали вход в поселение. По крепостной стене прохаживались дозорные. Швея поплотнее закуталась в накидку и вскарабкалась по каменной лестнице с перилами из колышков и веревок на высоту, равную приблизительно сотне ростов. Ступени были удобные, не скользкие, но чем выше, тем сильнее ёкало у женщины сердце.

Капюшон слетел с головы, захлопал по ветру на спине, светлые волосы моментально растрепались. Швея преодолела последний пролёт лестницы и вцепилась в протянутую ей руку дозорного. На неё, невысокую, стройную молодую женщину, загляделись сразу все четверо. Швее недавно исполнилось двадцать два года, три из которых она вдовела. По правилам крепости Моро женщина, оставшаяся без мужа, не может выйти замуж, если муж никак не распорядился насчёт её свободы. Многие супруги заранее заключали договор перед лицом Кормчего Моро – главного человека в деревне. А вот Рыбак Моро никаких распоряжений не оставил. И теперь не то что замуж, даже просто смотреть на других мужчин Швея не имела права.

Это потому что женщин в крепости Моро почти в два раза больше. Иногда отчаянные девушки, понимая, что замуж им здесь не выйти, убегали из поселения, и Кормчий, собирая народ на площади под маяком, объявлял во всеуслышанье их имена, как будто они умерли. Это звучало страшно. Ведь имя держится в тайне до самой смерти, и знает его только сам Кормчий, который нарекал всех младенцев в поселении. Разве что человек безгранично доверяет кому-то, чтобы назваться ему настоящим именем. Швея Рыбаку Моро так своё имя и не назвала.

…Здесь, наверху, ветер был не чета нижнему, который дул, словно заигрывал. Верхний ветер дул напористо, мощно. Наверно, то выдыхает Спящий бог? В детстве Швея так и думала. Летом он вдыхает, а зимой выдыхает.

Кто-то из дозорных указал вниз. Остальные стали смотреть туда, и Швея вместе с ними.

- Не замёрзла? – крикнул ей в самое ухо Заклинатель Моро. Этот, пожалуй, в поселении считался избранным. Стихийники не слишком-то щедро одарены магией, и совладать со стихиями могли далеко не все.

Швея, задыхаясь от ветра, прикрыла нос и рот рукавичкой и помотала головой – мол, нет, не замёрзла.