Маски. Иллюзия заблуждений - Медведева Алена Викторовна. Страница 22
«Может быть, обойдется? – теплились глубоко в душе остатки надежды. – Орино вот тоже многое планировал, а ничего не вышло».
Пришли мы явно в какую-то лабораторию. Пусть и не совсем, как у Орино, без особого лоска, но распознать помещение было можно. Волна отвращения и страха немедленно затопила душу. Было откровенно тревожно и за себя, и за перспективы всего человечества.
– Пей! – Тиравиас сунул мне под нос емкость с прозрачной жидкостью.
Понимая, что этого не избежать, вынуждена была сделать несколько глотков. Последнее, что запомнила – как протянула ему назад уже пустую тару. Что было потом – не помню.
Приходила в себя трудно. Чувство усталости было невероятным. Словно долго носила тяжести. Попыталась приподняться. Не смогла. Раскрыв глаза и слегка склонив голову, поняла, что тело зафиксировано на своеобразной кровати какими-то прозрачными лентами. Они оставляли небольшой простор для маневра – я могла слегка поворачиваться, но не более того. Встать не получалось.
– Я все знаю! Знаю! Знаю! И я невероятен, я бесподобен, я гениален! – Кажется, этот голос скоро станет моим кошмаром.
Тиравиас практически пританцовывал рядом. Сколько же можно? За что жизнь так наказывает меня? И я когда-то еще сокрушалась из-за ее монотонности. Теперь это время – до встречи с Орино – казалось сном, чем-то нереальным.
Лучше не знать, чему он так рад.
Увы, оставлять меня в неведении не собирались.
– Понял, что необходимо сделать, чтобы вы появились. И просто не нарадуюсь своей гениальности – создать настолько интересный вид, так преобразить исходный материал. Вы очень многое получите от нас. И ты в особенности!
– В смысле? – Вопреки принятому решению игнорировать этого одержимого, мимо замечания о себе пройти не могла.
– В тебе исключительным образом наиболее сильно проявилась как минимум одна наша типичная черта: в слюне присутствует присущий только верлианцам фермент. Еще вчера во время еды я это заподозрил. Но, судя по анализу генома, это рецессивное проявление отвечающего за данную особенность нашего гена. А значит, других особей с подобной характеристикой или нет, или крайне мало среди твоих соплеменников. Так что ты очень удачный образчик землян.
– И это важно? Какой-то фермент в слюне, – поразилась я его восторгам.
– Для нас – очень. Это фермент, запускающий процесс активации ньех! Кстати, я этот момент учту и в один из опытных образцов обязательно вживлю этот ген. Так что, если он выживет, получишь редчайшую возможность познакомиться со своим первым прародителем.
– Ньех? – Я знала, что так называются их своеобразные валики за ушами. – Что значит «запускающий»?
– В прямом смысле. Там, под кожей, – он красноречиво коснулся пальцем нужного места, – располагается особенный орган, отвечающий за стимуляцию процесса размножения. Вернее, за его возможность. Это актуально только для высших, ньехи появляются после трансформации на третьей ступени. И мы так устроены, что только их пробуждение запускает процесс созревания генетического материала. Высший верлианец именно после этого становится в полной мере половозрелым, способным стать отцом в своей нынешней форме. Понимаешь, у него может родиться сразу высший верлианец!
Перед моим внутренним взором всплыло размытое воспоминание о нас с Орино, купающихся в бассейне. Я игриво, провоцируя его, провожу языком по этим валикам, наслаждаясь ощущением шелковистой голубоватой кожи на их поверхности. Орино дико вздрагивает и… пугает меня своей невероятной реакцией.
Так вот почему он преследовал меня, искал, не отпускал. И эта навязчивая идея с ребенком!
Мне стало отчаянно горько, сама организовала себе все последующие проблемы.
Но ведь тогда, сначала, он позволил мне уйти…
Я вспомнила, как в Казани утром убегала из номера в отеле.
– А запускаются ньехи сразу? – вырвался у меня невольный вопрос.
– Да, реакция на этот фермент практически мгновенна, – отрешенно пояснил Тиравиас. – Но спустя пару часов наступает состояние легкой комы. Интенсивность начавшихся процессов дозревания так высока, что организм не справляется и вынужден на время выключать сознание. И в это время надо обязательно находиться в воде.
– Кома длится долго? – уже поняв все, прошептала я.
– Насколько я знаю, от трех до шести часов. Но у высших подобных прецедентов мало, чтобы я мог сказать точно.
Однако для меня и так уже было очевидно, что убежать тогда я смогла потому, что Орино в этот момент пребывал «в отключке», находясь в бассейне.
– Мало? – механически переспросила я, забыв на миг даже о своем пленении.
– В нашей истории зафиксировано два случая появления у высших верлианцев потомства.
– У верлианца и верлианки?
– Да!
Вот оно! Причина неудачи Орино в том, что я, даже при наличии этого дурацкого фермента, особь другого вида!
– А как они… ну… находят друг друга? Или значения не имеет, что это за верлианка и верлианец?
Тиравиас удивился:
– Конечно! Но только оба должны быть из прошедших трансформацию на третью ступень. А после этого ведь все меняется. Месты не подпускают, совершенно меняются. – В голосе мужчины присутствовала явная горечь. – Я вот так и не смог ни к одной подступиться. Ни одна не попыталась пробудить мои ньехи. Хотя о прямом высшем потомке я мечтал, ты же понимаешь, мой генофонд крайне значим. Но в итоге, как и у большинства наших, все мои потомки остались в периоде постоянной жизни в водной среде.
– Любая пара? И чувства значения не имеют? – удивилась уже я.
– Чувства? – кажется, верлианец даже не понял, о чем я говорю. – Важны потомки.
Вот все они в этом! Что Орино, что Тиравиас. Как бы второй не пошел по стопам первого. Еще одного желающего сделать меня матерью я однозначно не переживу. Как же у них все устроено в этих взаимоотношениях между полами – мозг сломать можно! И как все отличается от того, что привычно мне.
Наши отношения с Орино были изначально обречены, даже если не знать о его истинных мотивах.
Мы разные. Что бы сейчас Тиравиас ни говорил о том, что мы многое получили от них, своих создателей. Им бы в свою очередь тоже не помешало кое-что человеческое перенять. Зря они нас так презирают и избегают.
Непроизвольно завозившись, вновь вспомнила о собственном положении. Одновременно о том, что я прикована к своему ложу, сообразил и ученый.
– Прости, – внешне безразлично отметил он и быстро избавил меня от опоясывающих мое тело лент, – это для твоей безопасности было сделано. Побоялся, что свалишься нечаянно до того, как очнешься.
С долей внутреннего облегчения – ну, хоть развязали! – села и свесила ноги с кровати. Не помешало бы и в окружающей обстановке сориентироваться, это лучше, чем узнать что-то страшное о себе.
– Вы здесь один?
Он кивнул, явно что-то обдумывая и не глядя на меня.
– Почему?
– С самого начала вообще никого не планировали оставлять. Просто обнаружили планету, разведали – очень понравилась. Здесь благоприятные для нас условия.
Много воды, ну, конечно.
– Удивительно. Понравилась, но решили ее покинуть? – уточнила я, улавливая какую-то нестыковку.
– Временно. По итогам нашего отчета предполагалось начать колонизацию планеты.
Вот!
– Ну а вы почему остались? Странно как-то.
– А я против колонизации. В перспективе мы сможем освоить только водную среду, на сушу нас не хватит. И это приведет к тому, что нам