Цветы ненастья - Кочетков Виктор Александрович. Страница 33
– Валя! – она с тревогой смотрела на него. – Ты тоже считаешь, что все решается убийствами? Ты понимаешь, что другого выхода нет? Ты тоже готов всем глотки перегрызть, но не отдать ничего? Ты тоже видишь решение вопроса в стрельбе? И тебе чужая жизнь, как камень под ногами?.. – слезы лились без остановки. – Я что, не соображаю разве, какая смертельная опасность угрожает вам обоим, пока он жив? Я что, глупая девочка? Я только хочу знать, неужели другого выхода нет?.. Неужели нам придется окунуться в самое страшное? Как мы потом будем смотреть в глаза своим детям, своим любимым, друг другу, наконец, когда между нами будет это? Как? Валя, как? Дима, не молчи! – она горько рыдала, в изнеможении закрывая лицо, всхлипывала тяжело и горестно.
Валентин с мрачным лицом, похожим на каменную маску, неожиданно опустился перед ней на колени:
– Марина!.. Я не знаю, что мне сделать, чтобы ты не расстраивалась. Хочешь, позвоним Иванычу и все отменим? – он взволнованно, снизу вверх смотрел на нее потемневшими увлажнившимися глазами. – Я все что смогу!.. Только не надо, Марина!.. Скажи и ничего не будет. Я… – что-то внезапно дрогнуло в голосе, он обессилено опустил голову, уткнулся в ее колени, замолчал надолго.
Дима видел, какая буря чувств бушует у друга в груди. Он поднялся, закурил, чувствуя невыносимое смятение. На Валю с Мариной старался не смотреть, понимая состояние друга. Не знал, что ответить ей.
С одной стороны было абсолютно правильно принятое решение, он в этом ничуть не сомневался. Не было жалости, сострадания к бывшему компаньону. Он же сам выбрал такой скользкий предательский путь и пошел по нему до конца. Отступников всегда презирают, и только гордыня да заносчивость мешают им это осознать и увидеть. А потом уж поздно, либо стрелять, либо стреляться самому!
С другой стороны, Дима остро чувствовал, понимал состояние Марины. Не отпускала мысль, что они делают что-то не так. Не по логике, не по здравому смыслу, а по каким-то высшим законам такого делать никак нельзя. Противоречия боролись в душе, он уже не мог здесь находиться, душу жгло каленым железом, страшные слова Марины разрывали сердце…
– Валя, дай мне ключи, я к матери поеду! Через пару часов вернусь.
Валька бросил ему ключи от машины. Не сказал ни слова. Напряженно, не сводя встревоженных глаз, смотрел, как безудержно заливается слезами любимая женщина. Смотрел и молчал…
Дима гнал джип «Чероки» на максимальной скорости. Хотелось отвлечься, забыть, расслабиться, не думать ни о чем. Вокруг стояла полная тишина, лишь рев мотора разрывал ночь. Желтая луна стояла впереди, напоминая печальное человеческое лицо. Темная дорога стелилась поворотами, серой призрачной лентой убегая вдаль. Показались стоящие могильные оградки. Чудилось, будто их стало еще больше. Кладбище незаметно разрасталось, поглощало лесной массив, жило своей загадочной мистической жизнью. Ждало… Взгляд притягивали надгробные памятники, быстро летящие навстречу. Пригрезилось будто кто-то в белом пробирается среди могил.
«Ольга?» – сердце сжалось, похолодело. Нет, ничего не видать. Жуткое место осталось далеко позади. Впереди мерцал огнями город.
Дима въехал во двор своего дома. Здесь он провел детство и юность. Да и после армии вернулся сюда. Отец умер давно и они с матерью дружно жили здесь на шестом этаже. Он поднял голову, – в окне горел свет. «Ждет, мама!» – напряжение отпустило, стало легче. Дима вышел из машины, закрыл дверь.
– Дима! Димочка! – почудился тихий Ольгин голос. Он удивленно оглянулся…
Страшной силы звонкий режущий удар обжег затылок. Он явственно слышал громовое эхо выстрела, видел светящееся окно, ощущал нестерпимую боль…
– Мама! – чуть слышно шепнули мертвеющие губы, и черная холодная пустота заполнила все вокруг.
* * * * *
Тревожное тиканье настенных часов совершенно не давало забыться, спокойно уснуть. Ударами тяжелых металлических молотов отдавалось в висках, беспокойным биением пульсировало в воспаленной, раскалывающейся на мелкие частицы голове. Он медленно открыл вязкие непослушные веки. Ослепительное сверкающее пятно ударило по глазам. Будто в густом тумане просматривались какие-то мутные контуры. Перед глазами плыли, мерцали яркие вспышки. Постепенно начали проступать очертания потолка и горящих зеркальных ламп.
Чуть повернув гудящую голову, Дима увидел сидящую рядом, смутно знакомую женщину в белом халате. Зеленые глаза взволнованно и удивленно смотрели в его лицо. «Кто же это?.. – из глубин памяти всплывали знакомые образы. – Елена Сергеевна! Это она!» – он сделал заметное движение.
– Очнулись, Димочка!.. Слава Богу! – ее глаза наполнились слезами. – Напугали же вы нас! Больше суток в коме находились. Мама слезы выплакала, сейчас только уснула в палате рядом. Как себя чувствуете?
– Хорошо, Елена Сергеевна, – еле слышно прошептал он.
– Узнал! – она тихо заплакала. – Узнал, Дима! Значит, все хорошо будет.
Он осмотрелся. Просторная больничная палата, обе руки в капельницах, какие-то приборы, мониторы…
– А где Ольга? – он тревожно смотрел на нее. – Она была там. Со мной.
– Все хорошо, Дима!.. – она обратила внимание на странный вопрос. Сильно удивилась, но не подала виду. Объяснила ему:
– Пуля лишь вскользь прошла, мозг не задет. Только сильное сотрясение и ушиб. Небольшая гематома была, но врачи сделали маленькую операцию.
– Я все помню! Я их всех видел. И Черкеса, и Флинта и Калгана, они звали. Но пришел Феодосий, увел меня к Ольге… – ему с каждой минутой становилось лучше.
Вошел врач, высокий мужчина с благообразной бородкой:
– Ну, молодой человек, браво! Мы очень опасались, что коматозное состояние может затянуться на неопределенное время, – он внимательно взглянул в глаза, показал палец. – Хорошо, хорошо!.. Но недельку полежать нужно обязательно. Возможен посттравматический синдром. Так, Елена Сергеевна? – он поклонился.
– Да, Алексей Ильич, вы правы. Необходим покой и лекарственная терапия.
– Вот снимки, рентгеновские, томография. Обратите внимание, – даже трещины в черепной кости нет!.. Лишь глубокая борозда от пули. В рубашке родился парень.
– А вот друг ваш чуть не пристрелил меня!.. Медсестер, дежурных врачей жутко перепугал. Обещал больницу взорвать, если