Безумный Макс. Ротмистр Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 51

- Наши!

Поэт как раз заступил на пост на старую башню времен Фридриха IV и с колокольни наблюдал за округой.

- Где наши? – Уточнил ротмистр.

- Самолет наш! Фарман! Над замком пролетел!

- На улицу! Бегом! – Крикнул Максим. –  Нужно зажечь костры для посадочной полосы! И ракетами привлечь внимание! Бегом! Бегом! – И первым рванул к двери.

Сделав еще один круг, аэроплан снизился и прошел на высоте каких-то пятидесяти-ста метров. Покачал крыльями, показывая, что понял и, сделав разворот над акваторией озера, приземлился на выделенную ему полосу. На обычное шоссе возле Штеттинского замка. Ротмистр специально приказал там ничего не светить и всячески избегать показываться, чтобы снарядами не разворотили.

- Крутень Евграф Николаевич, - доложился летчик с погонами поручика, подойдя к Меншикову.

- Максим Иванович, - улыбаясь во все 32 зуба заявил ротмистр.

- Ну вы тут и намолотили!

- Приятно слышать! Вы от Павла Карловича?

- Так точно, - кивнул поручик…

Генерал Ренненкампф еще 29 июня обратился к командующему фронту с просьбой провести наступательную операцию на участке Штеттина. Но генерал Рузский его проигнорировал. Даже не удостоил ответа. Тогда он 1 июля вышел на Главнокомандующего, который на него наорал. Что, дескать, ради какого-то то там эскадрона жертвовать многими дивизиями может только предатель и дурак! Ведь там крепкая оборона! Там нужно только неделю одной артиллерийской подготовки! А сколько снарядов? Ну и вообще – пригрозил трибуналом за такие глупости.

Поняв, что его не поддержат, Ренненкампф решил действовать самостоятельно. В подчинении его армии находилась эскадра воздушных кораблей под командованием генерал-майора Шидловского. Главнокомандующий передал ее Павлу Карловичу для действия против Данцига. Вот все имеющиеся бомбардировщики типа «Илья Муромец» и трудились вдали от фронта. Данциг бомбили. Изредка.

В общим, Ренненкампф, властью командира, решил задействовать ЭВК для других задач. В нарушение прямого запрета Главнокомандующего рано утром 7 июля он начал наступление. Подав перед этим прошение на имя Императора об отставке. В обход Главнокомандующего. Он просто с поездом послал в Петроград курьера к Татьяне Николаевне с просьбой передать письмо отцу, отмечая, что иного способа сообщить не видит. Дескать, Николай Николаевич его не пропустит.

Пробиваться к Штеттину было поручено частям 4-ого армейского корпуса. Того самого, что удерживал этот участок фронта с русской стороны. Плюс часть позиций на побережье. Под руководством весьма интересного генерал-лейтенанта - Третьякова Николая Александровича.

После тяжелых февральских боев прошлый командир корпуса генерал от инфантерии Эрис Хан Султан Гирей Алиев получил серьезное ранение, командуя войсками под неприятельским огнем. Вот Ренненкампф и пригласил на это вакантное место героя Русско-Японской войны, державшего почти сутки, целую армию у Цзиньчжоу силами одного полка.

Прорыв обороны проходил по тому же сценарию, что и там, под Ченстоховым, когда Меншиков уходил в рейд. Никакой артиллерийской подготовки. Ничего, что могло бы вызвать подозрение и подготовку врага. Просто на рассвете семнадцать машин типа «Илья Муромец» прошли над пехотными позициями немцев, засыпая их легкими бомбами, переделанными из старых 87-мм снарядов. И сразу рывок. Еще земля окончательно не осыпалась после последних взрывов, а русская пехота уже бежала к немецким позициями. То здесь, то там оживал вражеский пулемет. Но слишком поздно… и их было слишком мало.

Бронеавтомобилей Третьяков не имел. Поэтому пришлось действовать по старинке. Пехотной толпой с криками «ура» наседать на неприятеля.

Заняв первую линию обороны, части 4-ого корпуса остановились и засели в германских траншеях. Отразили контрудар. И, дождавшись после обеда нового авианалета, наконец прорвали оборону окончательно, выйдя в тыл фланговых полков и «мягкой подбрюшине» тяжелых артиллерийских позиций.

Умылись кровью и не малой.

Бомбардировщики применяли бомбовые прицелы и били врага в полигонных условиях. Ни тебе истребителей, ни зениток. Точнее была тройка легких самолетов, оные должно посчитать за истребители, но они к такой армаде бомбардировщиков даже приближаться не стали. Против такого количества пулеметов они лезть не решились. Ну так вот. Полигонные условия – это хорошо. Да вот бомбы уж больно слабые. Перепахать позиции не смогли.

Но это уже лирика и откровенная блажь. В той же Галиции в 1914 году каждое наступление уносило в два, а то и в три раза больше жизней. И редко заканчивалось столь успешно.

Вскрыв центр германской обороны у Старгарда части 4-ого корпуса стали активно развивать наступление, охватывая малочисленного противника с флангов. Ну и к Штеттину устремились со всей возможной скоростью. Из-за чего Ренненкампф и послал лучшего пилота, чтобы тот добрался до Меншикова и предупредил. А то ведь Максим еще огонь откроет. С него станется. Особенно если русские войска появятся в виду города в сумерках.

Максим был счастлив. Он просто светился, как надраенный золотой империал. Он знал. Он верил в то, что ЭТОТ генерал не будет сидеть спустя рукава. Что ЭТОТ генерал решится. Авантюрная жилка Павла Карловича, его природная лихость и склонность к риску сказали свое.

Первыми к Штеттину вышли батальоны 160-ого Абхазского полка под командованием полковника Цыгальского. Уже в сумерках они подошли к порту и «в штыки» взяли немцев, блокирующих мосты. Ведь они совершенно не ожидали атаки в тыл…

На мосту все обошлось.

Бойцы Меншикова ударили 60-мм миной в воду и, с помощью рупора поинтересовались, кто там так громко топает. Выслушали громкий, зычный, хоровой мат. И пошли обниматься.

Штеттин устоял!

Глава 10

 1915 год, 21 июля. Штеттин

После подхода частей 4-ого армейского корпуса Максим никуда, разумеется, из Штеттина не побежал. У него и здесь дел хватало в окружении верных солдат. Он ведь не только войну воевал, но и коммерцией занимался. Да так, что дельцам из «славных 90-х» оставалось лишь нервно курить в сторонке, подыхая от зависти.

Добравшись до этого дивного городка, ротмистр имел еще пару десятков мешков с честно «приватизированной» в Рейхсбанке немецкой наличностью. Понимая, что вот там, на русской стороне, эта «резанная бумага» не очень-то и нужна, Максим решил пустить ее в дело. Как? Просто. Очень просто. Просто фундаментально просто.

Он приходил в ту или иную компанию и доводил до сведения руководства информацию о предстоящих боях. Тяжелых и разрушительных. И что скорее всего от их предприятия тут камня на камне не останется. После чего, как благородный человек, предлагал выкупить это бросовое имущество. Спасти, так сказать, благополучие мирных коммерсантов от страшных убытков.

И если в первые пару дней владельцы предприятий или их представители торговались отчаянно, редко снижая цену ниже рыночной. То после первого штурма и нескольких улиц, залитых огнем от бутылок с бензином, сговорчивость резко повысилась. Вот вообще – выросла просто до небес. Сами к нему побежали. Вприпрыжку. Начиная торг с полцены, а на после 6 июля – и с четверти.

Таким образом, к исходу 7 июля Максим Иванович Меншиков владел всеми мало-мальски значимыми предприятиями как в самом Штеттине, так и его пригороде. В том числе и знаменитой верфью судостроительной компании «Вулкан», славной изготовлением крейсера 2-ого ранга «Новик».

Однако, предприятиями ротмистр не ограничился. Деньги-то были у него мешками, да крупными купюрами. Особо ценимыми – в сто марок, с которых и начиналось гарантированное обеспечение золотом . Вот их-то Максим и тратил с размахом, скупая не только заводы, мастерские и лавки, но и жилые дома. Особенно в тех местах, где с высокой вероятностью будут бои.