Когда мы встретимся снова - Пирс Лесли. Страница 25
Он уселся на каменную скамью и свернул сигарету, внимательно оглядываясь по сторонам.
— Замечательный сад, — наконец произнес он, окидывая оценивающим взглядом темных глаз заросли нарциссов, спускающиеся к самой реке. — Работать в нем — одно удовольствие, так что остановимся, скажем, на пятнадцати фунтах в день. До сентября я бы мог работать у вас два дня в неделю. Ваш отец не зря потратит свои деньги.
Отца едва не хватил апоплексический удар, когда Сюзанна сообщила ему о том, что наняла Лайама. Он как раз грел спину у камина в гостиной, вернувшись домой в девять часов вечера, когда ужин, который Сюзанна несколько раз разогревала, совсем остыл.
— Как ты смела согласиться на такое без моего разрешения! — разбушевался он. — Можно подумать, мне не все равно, сколько там засохших деревьев в саду. Я могу найти своим деньгам применение и получше, чем тратить их на сад.
Сюзанна холодно взглянула на него. Конечно, его по-прежнему можно было назвать привлекательным мужчиной, но за прошедшие годы он безвозвратно утратил то, что она так любила в нем, — чувство юмора и заботливость.
— Например, на то, чтобы содержать женщину, я полагаю? — спросила она, удивляясь собственной храбрости. — Не трудись отрицать это. Я знаю про Герду.
Он шагнул к ней, подняв руку.
— Не вздумай меня ударить, иначе я сию же минуту уйду отсюда, — быстро произнесла она. — Тебе бы не хотелось самому ухаживать за матерью, а? Или платить за ее содержание в доме престарелых?
— Как ты смеешь так разговаривать со своим отцом! — заорал он.
— Потому что ты погубил мою жизнь, вынудив меня остаться здесь и переложив на меня свои обязанности, — парировала она, вконец выйдя из себя, так что ее больше не заботило, что она говорит. — Что это за отец, который уговаривает шестнадцатилетнюю девочку ухаживать за человеком, перенесшим инсульт? Если бы ты не пытался удержать меня шантажом, я, наверное, уже была бы замужем и имела собственных детей. Ну, и раз уж я здесь, то самое меньшее, что ты можешь сделать, так это заплатить Лайаму за то, что он приведет сад в порядок. Это будет одно из немногих удовольствий, которое получим мы с матерью.
Выслушав слова Сюзанны, отец гордо удалился к себе в комнату, громко топая по ступенькам и даже не потрудившись заглянуть к матери и пожелать ей спокойной ночи. С того дня он все больше времени стал проводить вне дома, иногда совсем не приходил ночевать. Сюзанна часто заставала мать в слезах, и это было хуже всего, поскольку она тоже стала жертвой шантажа — мать знала, чем все закончится, стоит ей поднять шум. Все, что могла Сюзанна сделать, это поквитаться с отцом, перестав готовить ему ужин, но это, похоже, не слишком его обеспокоило. Но деньги для Лайама он все же оставил, и тот дважды в неделю трудился в саду.
Всю ту весну и лето Сюзанна прожила в ожидании дней, когда к ним приходил Лайам. Пока мать дремала после обеда, она выходила к нему в сад и работала рядом, осмеливаясь говорить с ним о вещах, о которых не заговаривала раньше ни с кем. Например, о двух коротких романах с мужчинами. Первый раз это случилось у нее, когда ей было двадцать три года, со строителем, который менял у них на крыше черепицу. Второй роман был с кем-то из благотворительной организации, которая занималась оказанием помощи пожилым людям, прикованным к дому.
— Мне казалось, что оба раза я влюблялась в них, — застенчиво призналась она. — Но теперь я думаю, что мне просто нравилось делать то, чего делать не следовало. Во всяком случае, ничего особенного из этого не вышло, мы просто целовались и обнимались, да и возможности зайти дальше у меня не было.
— Ваш отец — старый эгоист-педик, если он держит вас возле себя, — с чувством промолвил Лайам. — Вы красивая женщина, Сюзанна, и это ужасно, что вы совсем не видели мира и у вас нет никаких развлечений. Вам следует оставить это дело, скажите ему, что вы больше не можете.
— Как я могу так поступить, Лайам? — пожала она плечами. — Он поместит мать в дом престарелых, может, даже приведет сюда другую женщину. Я не могу так поступить с матерью, я люблю ее.
— Но и она тоже думает только о себе, — возразил он. — У нее ясный ум, Сюзи. Она прекрасно понимает, что это неправильно — вечно удерживать вас здесь. Господи Боже, она может дожить до девяноста, и сколько же будет тогда вам?
— За пятьдесят, — мрачно констатировала она.
— Слишком поздно, чтобы заводить детей, — заметил он и потрепал ее по щеке. — И это славное лицо покроется морщинами. Бегите отсюда, пока можете.
В сентябре Лайам закончил работу, и в свой последний день он нежно поцеловал ее в щеку.
— Я вернусь в декабре, чтобы посмотреть, как вы тут, сказал он и, заметив, что она дрожит, крепко обнял ее. — Если к тому времени вы наберетесь мужества начать новую жизнь, я помогу вам.
Он взял ее лицо в свои большие руки и пристально посмотрел ей в глаза, и его карие глаза затуманились.
— Вы похожи на бутон розы, — произнес он наконец. — Я хотел бы увидеть, как раскроются его лепестки, чтобы разделить с вами вашу нежность и красоту.
Той ночью она долго стояла перед зеркалом, пристально рассматривая себя, и впервые в жизни обратила внимание на то, что оттуда на нее глядит привлекательная женщина. Может быть, она слегка полновата, но у нее здоровый цвет лица, глаза сверкают, а волосы блестят. Ей хотелось убежать вместе с Лайамом, она страстно желала его поцелуев, мечтала лежать в его объятиях обнаженной и открывать все новые и новые таинства секса. Ее не волновало, что он, может статься, не захочет на ней жениться и осесть на одном месте, ей достаточно было бы просто находиться рядом с ним.
Ее мать умерла в последний день сентября, спустя три недели после ухода Лайама. Она сидела в своем инвалидном кресле возле печки, а Сюзанна мыла посуду после обеда и, обернувшись, заметила, что мать заснула.
Прошло полчаса, и Сюзанна обратила внимание на то, что у матери течет из носа. Она подошла, чтобы вытереть ей нос. И вот тогда она заподозрила, что мать умерла, поскольку та не пошевелилась раздраженно. Взяв ее за руку, Сюзанна обнаружила, что пульса нет.
Разумеется, Сюзанна заплакала, но при этом она чувствовала себя не так плохо — в конце концов, мать умерла во сне, и ее дочь была рядом с ней. Она даже не почувствовала ни малейшей боли, в противном случае она издала бы какой-нибудь звук.
Странно, но в этот день отец вернулся домой очень рано. Врач ушел совсем недавно, сказав, что это был сердечный приступ и что он не видит необходимости проводить вскрытие, поскольку наблюдал мать в течение последних нескольких недель. Сюзанна же в это время мучительно колебалась — звонить или не звонить отцу по номеру, который она два или три года назад случайно обнаружила в его записной книжке. Она очень обрадовалась, когда вопрос решился сам собой.
Он выглядел ошеломленным, когда Сюзанна сообщила ему о смерти матери, и, похоже, не поверил своим глазам, увидев жену по-прежнему сидящей в инвалидном кресле. Вероятно, отец почувствовал себя виноватым за то пренебрежение, которое неизменно выказывал своей жене, потому что он остался с ней в спальне и пробыл там вплоть до того момента, когда из похоронного бюро пришли увезти тело.
Спустя неделю или две после похорон матери Сюзанна начала подумывать: уж не свидетельствовал ли тот факт, что в день смерти матери отец вернулся так рано, о том что его отношения с Гердой закончились — с тех пор он больше не выходил на улицу. Сначала она решила, что он соблюдает траур, но дни шли за днями, а он по-прежнему сидел дома, делая исключение только для визитов в банк или для того, чтобы отвезти Сюзанну в супермаркет. Отец вставал в обычное время, умывался, брился, одевался с той же тщательностью, что и всегда, съедал еду, которую она ставила перед ним, и при этом не говорил ни слова. Тем не менее у Сюзанны не возникало ощущения, что он недоволен чем-то, он просто ушел в себя, и ничто не могло вывести его из этого состояния.
В середине октября резко похолодало, и отец стал разжигать камин в комнате матери, которая когда-то была его кабинетом, и сидел в большом кожаном кресле, глядя на огонь.