Камни в холодной воде (СИ) - Оплачко Светлана "Sиничка". Страница 12
— Вот ты сходи и проверь, — вновь не отреагировал на замечание Вадим. — Что-то долго её нет. — Он посмотрел на наручные часы, затем на настенные.
Дыхание у Лии участилось, а в душе снова начал разливаться мерзкий холод, который только-только отступил, заглушённый тайгой и шумом воды Горянки.
— Ну хорошо, сейчас, — Лия спустила ноги с нар и прошла в лабораторию, — вот только дождевик накину.
Она уже протянула руку за висевшим на гвозде в углу голубым полиэтиленовым дождевиком, как вдруг голос Ильинского заставил её пальца дрогнуть, да так, что краешек непрочной материи порвался:
— Такой прозрачный? Как у Лизоньки?
Ласковое словечко обожгло Лию, но она, собрав волю в кулак, ответила, хотя в её голосе отчётливо чувствовался яд:
— Как у меня, — с этими словами она, прихватив пару мешочков, отправилась за ворота — искать Лизу, которая вскоре показалась сама.
— А я уже хотела идти за тобой, — произнесла Бакланова, чуть задрав голову и глядя на Лию сверху вниз — как и Дружинину, ей с ростом не повезло. — Там много птиц, — она указала рукой на куст бузины, за которым располагалось несколько сетей.
— Значит, ты меня не звала? — немного удивилась Лия, проходя мимо Лизы и начиная выпутывать маленького дятла, который умудрился намотать на свои когтистые чешуйчатые лапки целых два слоя сети. — Вадим Борисович отправил меня тебе помогать.
Удивительно, но в рабочие моменты Лие было не сложно общаться с Лизой, даже зная, что именно Баклановой отдал предпочтение Ильинский.
Тебе не сестра, тебе не жена.
— А я и так собиралась за тобой идти, — ответила Лиза, принимая у Лии из рук освобождённого дятла. — Он слишком сильно запутался.
— Ну тогда хорошо, что Вадиму Борисовичу показалось, и я пришла, — пожала плечами Лия и зашагала к дальним сетям — дождь начинал накрапывать всё сильней, а ей не хотелось мокнуть. Короткий дождевик был не лучшей защитой от дождя, да и возбуждённые перед ливнем комары начали сильно кусать голые ноги Лии — на выручку она отправилась в шортах.
«Может, хоть краска после побелки домика смоется», — подумала Лия, подходя в последней сети, в которой она заметила кого-то длиннохвостого — вероятно, трясогузку.
Однако, стоило ей подойти ближе, сердце её подпрыгнуло от радости — в сети висел ополовник — маленький чёрно-белый комок перьев с красными ободками вокруг глаз и маленьким клювом. Такого в этом сезоне ещё не было.
«Лизе ты не достанешься!» — с этой мыслью Лия принялась выпутывать пищащего на высокой ноте птица.
— Где твои друзья? — это было первое, что произнёс Ильинский, обращаясь к птице, которая усиленно пыталась клеваться. — Тебя бросили? — Ополовники всегда летали стаями, и в сети их обычно было не меньше пяти.
— Не его одного, — едко, ощущая привкус яда на языке, пробормотала Лия достаточно громко, чтобы Ильинский её услышал.
Вадим Борисович ничего не ответил на этот выпад, а молча приподнял занавеску и, выставив вперёд руку, раскрыл ладонь. Ополовник тут же взлетел и, пронзительно чирикнув, улетел, оставив после себя погадку.
— Вот вам и птица Сирин над моей головой, — криво усмехнулась, обращаясь к сидевшему в кресле Андрею. — Птица серет над моей головой, — пропела Лия. — Вот это по-орнитологически.
— Скажи мне лучше, орнитолог, — произнёс Ильинский, возвращаясь к оставленным картам игры «Мафия», — кто такой оборотень?
— Он может перевоплощаться в различных персонажей, — ответил вместо Лии Андрей. — Например, в маньяка, комиссара, проститутку…
— Много кто может неожиданно оказаться проституткой, — заметила Лия, и по тому, как Ильинский резко вышел из домика, наклонив голову, было ясно, что этот выпад не остался незамеченным.
Под холодный шепот звезд
Мы сожгли последний мост,
И всё в бездну сорвалось,
Свободным стану я
Комментарий к III. Торг
¹ Чапы (англ. сhaps) — кожаные ноговицы (гетры, гамаши), рабочая одежда ковбоя, которые надеваются поверх обычных штанов, чтобы защитить ноги всадника во время езды по зарослям чапараля, от укусов лошади, от ушибов при падении, проч. В обиходе часто называются просто чапсы.
² «Трумен» — обиходное название грузового автомобиля ЗИЛ-157.
³ Кю — допустимое в обществе ругательство во вселенной фильма «Кин-дза-дза».
========== IV. Депрессия ==========
Наши звёзды померкли, и бездна темна
— Мне поставили диагноз, — сумрачно произнёс Ильинский вместо приветствия, не отрываясь от компьютера и не поворачиваясь к Лие.
— Ну… так это же хорошо, — немного растерянно, но бодро заметила Лазарева. Она пришла к нему за очередной порцией данных для обработки, и уже успела забыть, что накануне Ильинский говорил ей о том, что идёт в больницу. — И что у вас? — Она с интересом посмотрела на Вадима Борисовича, который не отрывался от экрана монитора и упорно не желал встречаться с ней взглядом.
— Как я и думал, — нехотя и с какой-то обречённой горечью ответил Ильинский. — У меня боррелиоз¹.
— Зато теперь хотя бы известно, от чего лечиться, — возразила Лия, чувствуя лёгкое раздражение. В вопросах здоровья Ильинский был удивительно небрежен и рассеян. — Как вообще лечат боррелиоз?
Антибиотиками.
— Антибиотиками, — в такт мыслям Лии ответил Вадим Борисович.
Его рука, лежавшая на компьютерной мышке, напряглась. Казалось, ему одновременно и не хочется продолжать этот разговор, и надо его закончить. Будто он понимал, что никто, кроме Лии, как и в случае с ногой, ему не поможет.
— Вот и замечательно, — наклоняясь чуть ближе к Ильинскому, заметила Лия. Её длинные, чуть волнистые волосы почти касались плеча Вадима Борисовича. — Значит, будем вас лечить!
— Как? — горестно отозвался Ильинский. В его голосе слышались отчаяние и боль.
— Вы сами сказали — антибиотиками, — почти не скрывая раздражения, напомнила Лия. — Будете пить таблетки.
— Как? — казалось, что Вадим Борисович сейчас заплачет. Вопросы про здоровье и лечение всегда расстраивали и утомляли его — Лия знала это не понаслышке.
— Ртом, Вадим Борисович! — воскликнула Лия и, не в силах больше сдерживаться, положила руки ему на плечи и мягко, но настойчиво развернула к себе.
Когда она видела прямо перед собой его глаза — серо-голубые, светлые, как камни в холодной воде, ей хотелось одного — смотреть в них вечно, утонуть в этом прозрачном омуте и, если такова её судьба, разбиться при падении об эти холодные камни, которые омывает кристально-чистая прозрачная влага…
Лицо Ильинского, его черты, взлохмаченные седые волосы, рыжеватые огоньки в серебристой бороде — всё это неожиданно заволокло дымом — белёсым и густым, словно молоко, туманом, который всегда окружал «Тайгу» по ночам. Глядя на то, как Ильинский бледнеет и распадается перед ней клубами серой пыли, Лия раскрыла рот, пытаясь окриком остановить происходящее, не допустить, чтобы Вадим Борисович ускользнул, словно песок, сквозь её пальцы, но в этот момент она почувствовала, что её ладони проваливаются в пустоту. Ощущая, как что-то лёгкое скользит по коже, она подняла чуть дрожащие пальцы и посмотрела на них. Её ладони были покрыты тонким слоем серого пепла.
В горле застрял комок, а на глаза навернулась пелена слёз, которые крохотными каплями выкатывались из уголков глаз и, зависая на мгновение на ресницах, падали на щёки.
«Слёзы, — подумала Лия, вытирая лицо испачканными в пепле руками, оставляя на коже широкие серые росчерки, — наконец-то они пролились»…
Резко дёрнувшись, Лия открыла глаза. Сухие и сонные глаза, перед которыми предстал белёный потолок орнитологического домика.
Селефаис вновь ускользнул от неё.
Лия со вздохом повернулась на бок и, нашарив рукой смартфон, посмотрела на время — половина шестого утра, через полчаса Лиза должна пойти на обход.