Осколки зеркала Вечности и тропы искателей (СИ) - Линтейг Алиса "Silent Song". Страница 28

Что-то горячее и неприятное словно наполняло Эдмунда изнутри, обвивало сердце. Дурной знак не давал покоя, заставляя мучиться, напуская тревожные мысли. Ему ужасно захотелось узнать, где Лилиан. Но это было невозможно. По крайней мере, в тот момент, когда юноша сидел в наполненной народом комнате, становившейся откровенно ненавистной. Поскорее бы из неё выбраться!

— Рассказывай, — неожиданно размышления Саннорта прервал крикливый голос старухи, вооружённой кинжалами, что-то упорно требовавшей. — Рассказывай, что показал тебе обруч судьбы, а главное — ничего не скрывай. У нас принято говорить только правду. — Она положила свою свободную руку на голову Саннорта, словно пытаясь заставить его представить увиденное во всех подробностях. — Говори, не молчи!

— Мне кажется, это вас не касается, — неожиданно отрезал Эдмунд, чуть отодвинувшись от неприятной женщины.

— Рассказывай! Если скроешь, тебя годами будут преследовать беды, страшные, неотступные. Ты будешь корчиться в муках. Ты будешь страдать, я уже вижу это. Вижу, как ты молишь о пощаде, но боль не отступает — боль буквально разрушает тебя, убивает, уничтожает. Ты пытаешься от неё сбежать, но не можешь: боль намного сильнее тебя. А ты слаб, немощен и одинок. У тебя нет ни друзей, ни родственников, ни поддержки — их всех забрала твоя скрытность. Они стали ее жертвами. Замечу, они тоже мучились, долго мучились, но не справились.

— Вы явно не наделены должной властью, чтобы требовать что-то, противоречащее моим желаниям. Повторяю, этого вам знать не следует. Я не стану ничего рассказывать, — невозмутимым, но в то же время холодным тоном откликнулся Саннорт. Его абсолютно не пугали слова старухи: он счёл всё это бредом, странным, абсурдным, невнятным. И совершенно нелепым.

— Рассказывай, безмозглый упрямец! А иначе я заставлю тебя это сделать, — она подняла кинжалы, запятнанные багровой вражеской кровью. — Заставлю!

— Зачем вы заставите меня? Вас так волнует моя судьба? Или вся жизнь в Дотрейесе основана на насилии?

— Согласно нашему древнему поверью, никто не должен ничего друг от друга скрывать, все говорят только правду. Особенно о предсказаниях обруча судьбы. Иначе их постигнут дикие беды и страдания, — произнёс женский голос где-то среди толпы.

— Поверья не врут, — грозно закричала старуха, принявшись размахивать кинжалами.

— Раз у вас все говорят только правду, скажу прямо: я не принимаю ваших поверий, считая их глупыми, ненужными и абсолютно бессмысленными. И не собираюсь ничего рассказывать. — Кажется, в тот момент Эдмунд удивился собственной резкости: обычно он старался вести себя с незнакомыми людьми вежливей, покладистей, снисходительней. Но теперь его тревожило другое. Поэтому ему было практически всё равно, как отреагирует на такие слова толпа.

— Да как ты смеешь, жалкий циник! Тварь! Эх, все вы такие сейчас… Это ужасно. Я не могу больше это выносить! — пронзительно закричала старуха, выставив кинжалы. Саннорт начал произносить обезоруживающее заклятие, но не успел: неожиданно женщина вонзила лезвия в собственный живот, мягкий, беззащитный. И с приглушённым грохотом упала на пол, ударившись головой о тлеющее полено. Кровь сразу же брызнула во все стороны, залив костёр мутными багряными каплями, попав на случайные одежды.

Крики, плач, оскорбления — ужасный шум вмиг наполнил помещение, кажется, разнесшись сразу по всем залам; Эдмунд, не ожидавший такого расклада, в растерянном изумлении замер на месте. Разумеется, его не пугал вид боли и крови, однако подобное поведение определённо вызывало непонимание.

Впрочем, на размышления не оставалось времени: к путешественникам направлялась гомонящая толпа, озлобленная, яростная, вооружённая. Теперь Эдмунд был вовсе не героем — он вмиг стал врагом, жестоким, безжалостным. Которого следовало как можно скорее убить, пока он не натворил чего-то более страшного. Кажется, пора было вновь прибегать к магии или мечу Равенсов: просто так с разгневанными людьми не справиться.

Но имелся ли смысл? Эдмунда, как и Кэт, совсем не интересовало сражение с чудаковатыми, увлечёнными старыми приметами и поверьями жителями города Дотрейеса. Выступавшего явно против Джастина Маунверта. Эти люди немного помешались — не более. Их не следовало бить, тем более магией, которой никто из них не владел, против которой все они были беззащитны. Лучше отступить. Как можно скорее. Вот только, куда? Друзья, шедшие в огромной толпе, не видели, в какой именно части города располагалось укрытие, а значит, не могли и телепортироваться.

Тем не менее, когда разгневанные люди собрались занести окровавленные клинки над головами озадаченных магов, Эдмунд почувствовал на своей руке чьё-то аккуратное прикосновение. И началось перемещение через пространство…

========== Глава 14. Ночной странник ==========

Крики людей растворились в сгущающемся пространстве. Звенящие удары, направленные на волшебников, со свистом пронзили воздух, так и не достигнув цели. Исчезнув среди тающих облаков магии. Среди плодов неведомого им ремесла.

Люди знали о магах лишь из преданий, старых, загадочных, и, столкнувшись с ними, попытались подружиться. Не вышло. Потому что случайность перекрыла все пути внезапными перипетиями — очень жаль.

Однако ничего не закончилось: Кэт и Эдмунд стояли среди кривого неухоженного сада, сплошь обсыпанного увядшими лепестками и колючками. Узловатые ветви тяжело нависали над головами, царапаясь, обжигаясь, пытаясь добраться до глаз неэстетично замшелыми сучьями. Листья скручивались в увядающие трубочки. Массивные корни лопатами разрывали землю, разбрасывая отсыревшие земляные клочья. Возможно, когда-то там был сад, густой, ароматный, цветущий; но теперь всё погибло. Остались лишь безжизненно сжавшиеся кусты. Никому не нужные листья, ветви и сучья. Которые могли послужить неплохим укрытием случайным путникам и ворам, не желавшим встречаться со странными и немного сумасшедшими жителями Дотрейеса.

Между тем лазурное небо по-прежнему млело неподвижным куполом. Чистым от туч, не застеленным грозовым пламенем, но до дрожи неестественным. Время растворялось вязковатыми песчинками. Кажется, скоро Дотрейес должна была настигнуть неведомая ночь, туманная, загадочная. Возможно, скрашенная всё тем же голубеющим заревом. А может быть, гораздо более разнообразная. Изобилующая пряными ароматами растений и хрустальными голосами местной живности — как в эльфийском лесу, сумрачном, далёком. Или в лесу Делинии Сэварт, над которым кто-то словно специально повесил золочёный солнечный кубок. Да, там было великолепно. Там хотелось идти, исследовать, буквально отдаваясь в мохнатые мшистые объятия. Предаваясь бесконечной прелести колдовского очарования.

К счастью, тот лес остался далеко позади. А вот сомнительное укрытие было близко. Каменное строение с покатой металлической крышей все ещё смотрело на путешественников покрытыми тканями окнами, наблюдая за каждым их движением, каждым жестом, каждым мановением. Упорно фиксируя неподвижным взглядом их мимолётные стремления.

Им не уйти от людей? Им не спрятаться? Это уже казалось смешным. Для тех, кто прекрасно владел магией и кто уже и без того сделал всё, чтобы ухудшить своё положение.

Магия. Оставалась только магия. Или бегство — по правде говоря, второй вариант привлекал путешественников, не располагавших временем для бессмысленных сражений, гораздо больше. Вот только куда и как? Эдмунд упорно не представлял, как лучше покинуть ненавистный ему Дотрейес. Идти пешком было бы слишком глупо, искать карету или лошадей не имело смысла, а телепортироваться больше не получилось бы. Кэт уже попробовала, резко, уверенно, но не достигла ничего, кроме… заброшенного сада, дорогу от которого она прекрасно запомнила даже среди паникующей толпы.

— Не лучшее положение, — горько усмехнулась Кэт, стряхивая с себя семена местного растения. В тёмных глазах чуть заметными искорками метался странный блеск. Непослушные пряди неестественно спадали на лицо — а она, кажется, даже не замечала этого. Всё ещё будучи одурманенной колдовскими речами упрямых жительниц Дотрейеса. Хотя происходящее она явно прекрасно осознавала и хотела хоть что-нибудь исправить, причём как можно более удобным способом. Если это вообще было возможно, разумеется. — И что же так взвинтило тебя? Надеюсь, от меня ты скрывать не станешь?