Простые чудеса - Астахов Павел Алексеевич. Страница 2

Оказалось, что пьяный водитель ЗИЛа со всей своей алкогольной дури налетел на людей, которые выходили с кладбища, и задавил насмерть тещу Сашину, которая час назад мужа схоронила, и Анечку покалечил…

Пока «скорая» ехала, Саша дочку на руках держал, прижав к себе. Головка малышки в двух местах пробита, и кровь сочится. Страшнее этого, говорит, ничего в жизни не видел и ужаснее себя никогда не чувствовал. Тещу спасти не удалось, а дочурка впала в кому. Несколько недель никакого улучшения…

Главврач лично вел лечение Ани. Но он, человек опытный, заслуженный травматолог, никаких положительных прогнозов дать не мог. Успокаивал, что шансы есть, но надо бы в Москву девочку перевезти. Но только перевезти, когда она стабильнее станет. А стабильнее пока не получается, так как от удара в мозге две крупные гематомы образовались. Они мешают девочке в сознание прийти. Трудно представить себе состояние Александра, который за несколько дней потерял двух близких людей и не может помочь дочке выкарабкаться из комы. А уж про супругу его говорить не приходится… Возле нее врач был постоянно, потому что только на антидепрессантах можно с таким горем хоть как-то совладать.

Грустно и тяжело вспоминает Саша те дни:

– Мучился я страшно… И клял себя, и ругал, и просил у неба помощи. А молиться-то вообще не умел. Зашел в храм, постоял, да и вышел. Не понимаю я, как молиться, что просить, какими словами, у кого… Ничего не знаю. Думаю, если Аня не выживет, то и мне не жить! Не нужна она, такая жизнь!

Отчаяние – один из самых страшных грехов. Тяжкий и липучий, как паутина. А Саша тогда совсем отчаялся. Пришел в больницу, сел в коридоре подле реанимации, где Анечка лежала, уронил голову в колени, и, не стесняясь, плачет. Подошла к нему пожилая санитарка и говорит:

– Вы меня простите… А дочурка ваша крещёная?

– Да!

– Тогда вам надо молебен за нее срочно заказать. А еще лучше – сорокоуст!

– А как это? Где заказать?

– Знаешь, сынок, я тебе подскажу и объясню, как подать за нее записочки. Тебе надо бы к батюшке Серафиму обратиться. Он очень в таких случаях помогает!

Рассказала санитарка Александру, как, где и каким образом заказать молебен и сорокоуст, да записочки подать. Он всё в точности выполнил, а сам слова ее о «батюшке Серафиме» вспоминает. После храма снова в больницу приехал. Врач головой качает:

– Ничего утешительного. Гематомы не уменьшаются. Наоборот, даже увеличились. Очень опасная ситуация. Если утром улучшений не будет, надо срочно делать трепанацию, удалять их. А там уже, как Бог даст. – Разводит главврач руками. Нечем ему успокоить мэра города.

Александр мрачнеет, слушает, слышит и не понимает… Душат его боль, отчаяние, жалость к малышке и горечь от собственного бессилия.

А ночью приснился ему необычный сон. Будто стоит на горе человек в одежде священника, высокий, ясноглазый, седой, и зовет жестами его к себе. Подхватился Александр утром рано, выяснил, где же находится батюшка Серафим, о котором ему санитарка говорила. Оказалось, в Нижегородской области.

Александр вспоминает, будто заново переживает все:

– Собрался я за пять минут. Надел костюм, как на работу, взял деньги, паспорт и через полтора часа уже в самолете сидел. В Москве пересел на борт до Нижнего. В Нижнем взял такси и после обеда уже к вечерней службе был в монастыре.

Надо сказать, что Александр отправился в Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь по указанию самого батюшки Серафима Саровского. Там первого августа 2003 года готовились к великому событию – празднованию столетия обретения мощей преподобного. Саша, сам того не ведая, приехал в монастырь накануне. Подъезжает к монастырю, а там тьма народу. Паломники со всей страны, даже иностранцы есть. Праздник великий предстоит. Батюшку Серафима почитают уже многие поколения русских людей. И те, что родились и выросли за рубежом, и те, что живут в России. Только Саша тогда еще толком ничего о преподобном не знал. Но по его наказу во сне прибыл без промедления в его обитель, которую батюшка основал и окормляет по сей день.

Стоит Александр посреди людского моря, зажатый со всех сторон людьми, текущими ручейками на вечернюю службу.

– Таращусь по сторонам и не понимаю, что мне делать-то надо. Только про себя повторяю: «Господи помилуй! Господи помилуй!» – рассказывал он.

Тут к нему какая-то старушка поворачивается и спрашивает:

– Мил человек, ты к нашему екатеринбургскому батюшке стоишь на исповедь?

Саша недоумённо пожал плечами:

– Мать, да я и сам не пойму, к кому стою. К кому с моей бедой идти – не знаю.

– Как так? Ты же в самое святое место пришел, сынок. А что за беда-то у тебя?

– Ой, мамаша, страшная беда. Дочка без сознания после аварии уже второй месяц лежит в больнице. А я ничего сделать не могу, – дрожащим от боли голосом сказал Александр.

– Вон оно что… Ну так ты в правильном месте, дорогой мой. Тебе надо исповедаться сейчас, на вечерней, а потом на утренней причаститься. Понимаешь? – продолжает ему внушать паломница из Екатеринбурга.

– Понимаю, мать, понимаю. Да вот только никогда я этого не делал и не знаю как… Подскажи хоть ты мне, что ли.

– Ой, ты ж бедненький, – сочувствует искренне старушка. – Ну так ты к батюшке подойди, встань на колени и скажи: «Грешен я, батюшка! Во всем грешен! Грешу не переставая». А потом батюшка сам тебе подскажет или что спросит. Так ты всё без утайки рассказывай. Всё, в чем когда-либо согрешил, кого обидел, кому не помог, кого с пути сбил. Да еще скажи, что ни разу не исповедовался и не причащался Святых Христовых Таинств. А дальше уже, как Господь управит, да батюшка решит. Главное, иди и не бойся, и не утаивай ничего. Очисти душу и сердце, сынок. Бог многомилостив и поможет твоей дочке. Не сомневайся!

Сказала – и будто исчезла. Унес ее куда-то в сторону людской поток. Саша стоит, высматривает, где же тот батюшка, к которому ему подойти можно. Вдруг справа из водоворота выныривает благообразная фигура в рясе с крестом, и громогласно так обращается к собравшимся:

– Братья и сестры, прошу вас, не давитесь, не напирайте! Здесь же храм Божий. Все екатеринбургские, кто со мной прибыл, подходите к правому клиросу, там будет исповедь.

Послышались с разных сторон крики: «Батюшка! А нам можно тоже с вами? Мы из Москвы?.. А мы из Казани! Можно к вам, отец?»

Батюшка крест взял, положил на всех знамение и говорит:

– Господь с вами, братья! Но я могу только своих исповедать. За них я отвечаю. Их привез. Простите!

Александр застыл ни жив ни мертв. В храме жарко, середина лета, душно от многолюдья, а он в костюме с галстуком. Пыльный, потный, лицо в разводах от горьких слез и соленого пота. Словно его парализовало, не может даже слово вымолвить. И вдруг…

– Смотрю я во все глаза на этого священника, что екатеринбургских паломников привез, и нет сил даже попросить его о милости и помощи. Словно паралич разбил. Только жалобно гляжу на него. И он на меня строгие глаза поднял и вдруг кивнул… – рассказывает Саша. – «Вот вы, мужчина в костюме! Да-да, вы! Тоже идите за мной! Ко мне подходите первым».

Он словно прочитал Сашины мысли. А может, кто и указал ему на Александра.

Александр пошел за батюшкой, а с ним и все екатеринбургские паломники. Батюшка остановился у клироса, положил Евангелие и крест на аналой, подзывает Сашу:

– Подходите ко мне! Как звать вас?

– Александр.

– Крещёный?

– Так точно. В детстве крестили.

– Военный, что ли?

– Бывший. В отставке. Морской офицер.

– Это хорошо. А в Бога нашего Иисуса Христа веруешь?

– Верю… Очень верю… Только на него и осталась надежда, – уронил Саша голову и слезу смахнул.

– Что же случилось, Александр, с вами?

Александр рассказал о своей беде. Батюшка внимательно выслушал, только головой иногда качал и крестился тихо, шепча: «Господи помилуй!»

– Да, Александр, тяжелая ситуация… Здесь только Господь помочь может. Раз уж вы здесь накануне великого праздника, помолитесь усердно преподобному Серафиму Саровскому.