Владетельный рыцарь (ЛП) - Рейнольдс Энтони. Страница 22

Монкадас старался держаться, но Калар видел, что за бодрыми словами барон с трудом сопротивлялся ужасному отчаянию. В сопровождении леди Жозефины и своей свиты Монкадас сейчас возвращался домой в Бастонь. Орландо, юный кузен Калара, хотел ехать на войну, и огорчился, когда ему было сказано, что он поедет домой с бароном и Жозефиной. Калар пригласил их посетить его замок Гарамон, когда он вернется из похода, и пожелал им счастливого пути, чувствуя глубокую печаль из-за случившегося с бароном.

Калар видел, как Монкадас десятками сражал орков и зверолюдов. Видел, как барон вышибал мозги чудовищам в два раза крупнее него, и продолжал сражаться, несмотря на раны, которые убили бы более слабого человека. И конец его славе положила такая глупая случайность - несчастный случай на турнире. Лекарь сказал, что барону еще повезло - если бы щепка вонзилась на полдюйма глубже, то пробила бы мозг. Калар подумал, что на месте барона предпочел бы такой исход.

Пришли вести, что еще одно бретонское войско идет им на помощь из Курони, отправленное по приказу короля. Говорили, что это войско уже переправилось через Санн и вошло в древние земли Л’Ангвиля. Оно должно было соединиться со значительной, хотя и медленно собиравшейся армией герцогства Л’Ангвиль, и дальше двигаться на юг, в надежде остановить продвижение норсканцев вглубь Бретонии.

Между герцогствами Леонуа и Л’Ангвиль отношения были неприязненными из-за пограничных споров и периодически возобновлявшейся старинной вражды. Говорили, что именно поэтому герцог Тобер из Л’Ангвиля не спешит на помощь соседу. Он, очевидно, уже собрал значительное войско, но держит его наготове, ожидая, не вторгнутся ли норсканцы в его земли. А до тех пор он, похоже, был вполне доволен тем, что они опустошают владения его соперника. Только когда армия из Курони вошла в его герцогство, ему пришлось хоть как-то изобразить готовность помочь Леонуа.

Цели норсканцев оставались неясными. Если бы это был просто набег, имевший целью лишь грабеж и убийства, они, несомненно, держались бы ближе к берегу, так как вдоль всего северо-западного побережья было много уязвимых поселений и небольших городков. Норсканцы могли бы высадиться восточнее, у самого Л’Ангвиля с его знаменитым маяком, построенным задолго до возникновения Бретонии, или направиться южнее, к богатым землям Бордело, Аквитани и Брионна.

Калар и его спутники покинули турнирные поля два с половиной дня назад, и теперь ехали по землям Леонуа. Земля здесь была плодородной, хотя ландшафт более открытый, чем в Бастони, и почти угнетающе ровный. Здесь также было заметно холоднее, чем на родине Калара, ведь с далекого побережья дули пронизывающие ветра.

Завернувшись в подбитые мехом плащи, чтобы противостоять непрерывному холодному ветру, Калар и Бертелис погрузились в скуку похода, не обращая внимания на тяготы, которые приходилось переносить замерзающим ратникам Гарамона, с трудом успевавшим за всадниками. Было слишком холодно, и ветер выл слишком громко, чтобы разговаривать в пути, поэтому каждый из братьев ехал наедине со своими мыслями.

Только по ночам, когда рыцари собирались у лагерных костров, пили вино и ели сочную оленину и кабанину, братья беседовали с другими рыцарями, обмениваясь историями. Как заметил Бертелис, Калар теперь стал пить очень воздержанно, и смешивал вино с водой.

Некоторым из рыцарей Леонуа приходилось раньше сражаться с норсканцами, и братья внимательно слушали их рассказы, стремясь узнать больше о врагах, с которыми вскоре предстоит встретиться в бою. Похоже, что появление их страшных разбойничьих кораблей, нападавших из ночной тьмы, чтобы грабить и жечь, было не редким зрелищем для берегов Леонуа. От своих спутников братья узнали, что норсканцы - порочные кровожадные варвары, продавшие свои души Темным Силам, могучие, свирепые и бесстрашные в бою. Говорили, что у них нет понятия рыцарской чести, и они безжалостные убийцы, которые не дают пощады в бою и не ожидают ее. Говорили также, что они убивают даже своих детей, если сочтут их слишком слабыми, чтобы поддерживать славу племени, и их жизнь есть постоянная борьба не только с соперничающими племенами, но и с самой суровой природой Норски с ее множеством мутировавших свирепых хищников, бесконечными зимами и целыми месяцами абсолютной тьмы.

Братья слушали рассказы о берсерках, бросавшихся на врага, исходя пеной, словно бешеные звери, и не чувствовавших боли от ран. И об огромных лохматых чудовищах, спускавшихся с ледяных гор и сражавшихся в бою вместе с варварами. Они слушали истории о темных колдунах, насылавших проклятья своих кровожадных богов, о демонах из крови и огня, с пастями, извергающими пламя и клинками, на которых светились дьявольские руны.

Что было хуже всего в норсканцах, по мнению Калара - то, что они были - когда-то, по крайней мере - людьми. Это не были почти неразумные дикие твари, как зеленокожие, в самой природе которых было стремление сражаться и убивать. Не были они и зверолюдами, чьи низменные побуждения и врожденная ненависть заставляли их убивать людей. Нет, норсканцы были людьми, разумными людьми, которые добровольно выбрали путь проклятия, и наслаждались этим.

Калар содрогнулся при мысли о том, насколько низко они могли пасть.

Он ехал рядом с братом в молчании, его кузены Тассило, Бальдемунд и Хьюбальд за ними. Дождь со снегом и пронизывающий ветер хлестал их, каждый был погружен в свои мрачные раздумья. Другие рыцари, присягнувшие роду Гарамон, ехали позади них, а по обочинам брели, спотыкаясь и опустив головы, ратники Гарамона, смертельно уставшие и замерзшие. Эти простолюдины, одетые в красно-синие табарды и тащившие тяжелые копья и большие щиты с изображением дракона - гербом Калара - были вынуждены идти по густой траве, покрытой снегом, рядом с дорогой, по которой ехали рыцари.

Один из ратников, явно измученный, споткнулся. Он обернул лицо тряпкой в попытке сохранить тепло, но у него не было перчаток, и он трясся от холода. Споткнувшись о свое копье, он едва не упал на дорогу перед конем Бертелиса, и брат Калара был вынужден натянуть поводья и отвернуть коня в сторону, чтобы избежать столкновения. Проезжая мимо ратника, Бертелис пнул его по шлему, отбросив с дороги.

Повернувшись в седле, Бертелис раздраженно посмотрел на ратника, и одной рукой в овчинной перчатке поправил свой плащ, подбитый норковым мехом. Его взгляд скользнул по ратникам и остановился на йомене, командовавшем отрядом. На грубом лице йомена с широкой челюстью багровел шрам через левую щеку. Его губы были синими от холода, и зубы стучали.

- Наказать этого ратника, йомен! - велел Бертелис. - Если бы я не был настороже, он мог бы ранить моего коня. После дневного перехода всыпать этому дураку двадцать плетей. И в наказание за его неуклюжесть ваш отряд будет этой ночью нести караул две смены.

Йомен лишь поклонился, безропотно приняв наказание. Любые возражения могли только еще больше осложнить жизнь ему и его людям. Он приказал упавшему ратнику встать на ноги, и отряд пошел дальше.

- Ленивые скоты, - процедил Бертелис, отвернувшись. Калар лишь хмыкнул в ответ.

Еще полчаса пути прошли в молчании, пока впереди не раздался крик. Вглядываясь в белую метель, Калар разглядел Лодетэра и еще одного парравонского рыцаря верхом на пегасах, летевших сквозь тучи, борясь с порывами ветра. Парравонцы летели впереди армии, осматривая местность внизу.

- Надеюсь, что ублюдок свалится, - заметил Бертелис, наблюдая, как пегас Лодетэра снижается, чтобы приземлиться.

- Я бы дорого заплатил, чтобы посмотреть на это, - кивнул Калар.

От рыцарей на пегасах армия узнала о действиях сил герцога Адаларда и о движении войск из Курони и Л’Ангвиля, направлявшихся на юго-запад, чтобы отрезать норсканцев.

- Я поеду вперед, послушаю, какие новости он привез, - сказал Калар. - Надо размяться, может быть, хоть немного согреюсь, а то задница уже примерзла к седлу. Поедешь со мной?

Бертелис кивнул.

- Присматривайте за этим стадом, - велел Калар кузенам, кивнув в сторону ратников, уныло бредущих вдоль дороги. - Чтобы они не ленились и не сбавляли шаг.