Его Высокоблагородие - Башибузук Александр. Страница 9

Золото оказалось в монетах разного номинала; я даже нашел пару ужасно редких донативных [6] монет в 25 рублей, чеканенных в честь коронации Николая Второго, и старинные екатерининские двухрублевки. Такие вообще на аукционе можно задорого продать. Гораздо дороже номинала. Возился с ними с удовольствием, потому что нумизматика, да и все, что связано с деньгами, одно из моих увлечений. И это увлечение здорово успокаивает меня. Кроме того, такие знания совсем не мешают профессии. Иногда даже помогают.

Часть средств отделил на расходы, а остальное тщательно упаковал и стал подыскивать место, куда их спрятать. Как говорится, темна украинская ночь, но сало нужно перепрятать. Мало ли что...

Но не успел, потому что в коридоре раздались шаги.

— Кто? — я накрыл сверток одеялом и снял пистолет с предохранителя.

— Я... Кто еще? — из-за двери раздался испуганный голос Вейсмана. — Таки вы просили жидкого и горячего, а теперь хотите меня пристрелить? Вейз мир, какая черная неблагодарность...

— Сейчас... — не убирая пистолета, я открыл дверь. — Проходите Самуил Эныкович.

Кок быстро перешагнул порог и ловко принялся сервировать столик. Старый еврей вырядился в белоснежную куртку, лихо заломил поварской колпак и теперь выглядел как настоящий шеф-повар престижного ресторана. И смотрелся на удивление свежо, словно благополучно пережил историю с захватом корабля у себя на камбузе.

— Это таки утиный бульон с крутонами, Георгий Владимирович, — не останавливаясь, тараторил он, расчетливыми движениями сгружая с подноса судки и тарелки. — Не бог весть шо, но, если бы вы знали, какого селезня я пустил под нож. Этот был не селезень, а настоящий лебедь, я вам точно говорю. С меня за него содрали на Привозе сумасшедшую цену, как будто эта гордая птица несла золотые яйца. Ой-вей... ну кто заливается коньяком под колбасу в такое время? Вы что, совсем себя не любите? Я уберу, и не возражайте. Капелька водочки под горячий грибной жульен, вот что вам надо...

Я на него смотрел и невольно улыбался. От присутствия кока в каюте запахло домашним уютом, у меня даже поднялось настроение. В Вейсмане было что-то такое ветхозаветное, домостроевское, невообразимо симпатичное и притягательное, увы, совершенно уже утерянное у современных людей.

— Таки все... — Самуил Эныкович смахнул белоснежной салфеткой пылинки со стола и приглашающе поклонился. — Прошу присаживаться, Георгий Владимирович. Кушать подано.

— А вы мне не составите компанию? — мне не хотелось, чтобы повар уходил, и я плюнул на предполагаемый баронский гонор фон Нотбека.

— Простите, таки нет... — отрицательно крутнул носом Вейсман. — Но я с удовольствием немного потрындю с вами за жизнь. Не стесняйтесь, не надо, я просто обожаю смотреть, как люди кушают мои блюда.

Я улыбнулся, развернул маленький сверток из оберточной бумаги и подвинул его к повару:

— Это вам, Самуил Эныкович.

— Гм... — старый еврей удивленно вытаращил глаза на столбик пятирублевых золотых монет и пачечку банкнот. — Простите, но за что?

Я чуть было не ляпнул про «честную долю», но сдержался и, тщательно подбирая слова, объяснил:

— Все просто, Самуил Эныкович. Совершенно неожиданно наше безнадежное мероприятие по усмирению бунта на корабле принесло мне некоторые финансовые дивиденды. И я решил поделиться ими с полноправным участником баталии, то есть с вами.

— А-а-а... — догадливо протянул кок. — Таки вы поговорили за жизнь со Шмуклером? — еврей ловко убрал деньги в карман, встал и отвесил мне торжественный поклон. — Вы благородный человек, ваша милость. Вот уж никогда бы не подумал. И не вздумайте обижаться на старого Самуила. Но что вы не кушаете, кушайте, а то я подумаю, что вам не нравится...

Бульон действительно оказался просто великолепным, а ледяная водочка под жульен из «польских», как выразился Вейсман, грибов, вообще пошла как божья роса. К тому же старый кок оказался очень интересным собеседником.

— И что вы думаете, эти мои сыночки, вместо того, чтобы пойти по стопам своего знаменитого отца и готовить людям еду, записались в рэволюционэры... — огорчительно всплескивал руками Самуил Эныкович. — Стыд и позор на мою седую голову. Что скажут люди? Что скажет ребе Кацнельсон! Как хорошо, что моя Сарочка не дожила до этого дня. Но представляю, как она с небес костерит этих шлемазлов. А что будет, когда красные уйдут? Я таки разругался с Ариэлем и Мишей вдрызг.

— Не уйдут красные, — я махнул последнюю рюмку водки и с удовольствием осознал, что наконец расслабился. — Они пришли очень надолго. Просто ваши сыновья умеют держать нос по ветру. Не ругайте их. И помиритесь обязательно.

— Вы так думаете? — Вейсман склонил голову набок и посмотрел на меня из-под кустистых бровей.

Я чуть не рассмеялся, потому что кок вдруг стал удивительно похожим на старого облезлого попугая, сидящего на жердочке.

— Я не провидец, Самуил Эныкович. И тоже ненавижу большевиков. Но я умею сопоставлять одни вещи с другими. Так что возвращайтесь в Одессу и учитесь жить по-новому

— Вы знаете, я тоже все больше так думаю, — Вейсман уважительно закивал. — Вы умный человек, господин фон Нотбек. Но вам пора немного отдохнуть, потому что через пару часов уже рассветет. Я сам вас разбужу к обеду. И не волнуйтесь, ничего с этой старой лоханкой не случится...

Выпроводив повара, я почувствовал, что совсем осоловел, но решил лечь только после того, как спрячу деньги. Во время еды мне бросилась в глаза закрытая декоративной решеткой отдушина и, вооружившись финкой вместо отвертки, я принялся вывинчивать из нее винты. Не бог весть какой тайник, но на первое время сойдет.

Закончив, просунул внутрь руку, чтобы проверить, куда ведет воздуховод, но неожиданно наткнулся на какой-то небольшой предмет.

— Здравствуйте... — я уставился на жестяную коробочку из-под каких-то сладостей. — Золото, брыльянты?

Отсутствие пыли на находке услужливо подсказывало, что коробку спрятали в трубу совсем недавно. Кто? Фон Нотбек?

Тихонечко скрипнув, поддалась крышка. Внутри лежал маленький ключик на тоненькой витой цепочке и простенький дешевый блокнотик.

Я быстро его перелистал и обнаружил, что все листы чистые. Кроме самого первого, с несколькими короткими рядками цифр, написанными мелким убористым почерком.

— Шифр? Номера банковских счетов? Ключ от банковской ячейки? Знаешь, что, любезный Георгий Владимирович... — я недолго подумал, сложил находки в коробку и засунул ее обратно.

— Вот как- то твои тайны меня уже утомлять стали. Все потом...

Спрятал туда же сверток с деньгами, быстро привинтил крышку обратно и завалился на койку.

— Нет, чтобы зафитилить меня в кого-нибудь попроще, скажем, богатого, еще не старого рантье, или... к примеру, коннозаводчика, так нет, всунули в донельзя загадочного барона в эмиграции. Вот же... Но все равно спасибо...

К своему дикому удивлению, сам факт переноса меня почти не беспокоил. Да, бредово выглядит, но черт побери, я сам мечтал прожить свою жизнь заново, так какого теперь стрематься. В двадцать первом веке меня ничего не держит. Семьи так и не завел, детишки, может, и есть, но я их никогда не видел. Мало того, оставаться там было довольно опасным делом. Очень уж я насолил некоторым влиятельным людям. Так что все в тему. Пользуйся на здоровье выпавшим шансом. И не важно, что все будет происходить в прошлом. Какая разница? Так даже интересней. И вообще, может, это мне снится. Вот проснусь и опять окажусь в Херсонском «централе», в своей камере на «красном» корпусе [7]. Хотя да, сон интересный. Жалко, что в нем я не успел поближе познакомиться с этой княгиней. Как ее там... Но ладно, ладно...

Поплотней закутался в одеяло, повертелся немного, устраиваясь поудобней, и под едва заметную качку парохода мгновенно заснул.

ГЛАВА 4

Черное море. Нейтральные воды.