Тайна - Гарвуд Джулия. Страница 3

— Дядя Герберт и тетя Милисента будут даже плакать, — призналась она. — Иногда мне хочется, чтобы именно они были моими папой и мамой. Честное слово, хочется!

— Почему? — изумилась Фрэнсис Кэтрин.

Джудит пожала плечами. Она не знала, какими словами объяснить все это своей новой подружке.

— Ну что ж, нет ничего плохого в том, чтобы чего-нибудь хотеть, — улыбнулся отец Фрэнсис Кэтрин.

Услышав от него слова одобрения, Джудит почувствовала себя такой счастливой, что не выдержала и опустила ему на плечо свою златокудрую головку. Теплый плед под ее щекой оказался шершавым и приятно пах свежим воздухом.

Девочка подумала, что это самый чудесный папа во всем мире. Поскольку в эту минуту он не смотрел на нее, Джудит решилась удовлетворить свое любопытство и, протянув руку, дотронулась до его бороды. Ей стало щекотно, и она хихикнула.

— Папа, тебе нравится моя новая подруга? — спросила Фрэнсис Кэтрин, когда они дошли до середины поля.

— Конечно, нравится, — утвердительно кивнул головой отец.

— Тогда можно мне взять ее себе? — В голосе девочки звучали воодушевление и надежда.

— Ради всего… — Ошарашенный вопросом дочери, Киркелди-старший воздел глаза к небу. — Нет, ее нельзя взять себе. Она же не щенок. Но ты можешь оставаться ее подругой, — поспешно прибавил он, прежде чем дочь успела открыть рот.

— Навсегда, папа? — спросила Фрэнсис Кэтрин после непродолжительного молчания.

Она задала этот вопрос отцу, но ответ на него ей дала сама Джудит.

— Навсегда, — застенчиво вырвалось из ее уст. Фрэнсис Кэтрин схватила ее за руку и торжественно прошептала:

— Навсегда!

Таково было начало этой истории.

С того самого дня две маленькие девочки стали неразлучными подругами. Праздник же продолжался еще целых три недели, различные кланы приезжали и уезжали, а игры на звание победителя, как всегда, проводились в последнее воскресенье месяца.

Джудит и Фрэнсис Кэтрин не обращали внимания ни на какие соревнования. Малышки и без того были слишком заняты. Изо дня в день они только и делали, что делились друг с другом самыми сокровенными своими секретами.

Это была воистину идеальная дружба. Фрэнсис Кэтрин наконец-то нашла кого-то, кто готов был слушать все, о чем бы она ни рассказывала, а Джудит наконец-то встретила того, кто хотел бы говорить с ней часами напролет.

Справедливости ради заметим, что дружба эта доставляла немало хлопот их домочадцам. Фрэнсис Кэтрин, к примеру, стала вставлять через каждое слово эпитет «проклятый», а Джудит столь же часто начала употреблять выражение «достойно сожаления». Однажды днем, когда им, по всем правилам суточного распорядка, полагалось спать, они взяли и подстригли друг дружку. Тетя Милисента, завидев беспорядочно выстриженные космы, подняла страшный крик и не утихомирилась до тех пор, пока не нахлобучила на головы проказницам по белому капору, чтобы хоть как-то скрыть от посторонних глаз это ужасное зрелище. И на дядю Герберта она тоже очень сердилась, потому что ему полагалось присматривать sa девочками, а он не только нисколько не огорчился по поводу происшедшего, но даже хохотал как сумасшедший. Она велела мужу отвести обеих чертовок на другой конец поля и посадить на серый камень, дабы те хорошенько подумали о своем постыдном поведении.

Девочки действительно хорошенько думали, но только не о своем постыдном поведении. Фрэнсис Кэтрин, например, подала замечательную идею: у Джудит тоже должно быть два полных имени, чтобы им совсем уж ничем не отличаться друг от друга. На выбор имени у подружек ушло довольно много времени. Но в конце концов решение было принято, и Джудит превратилась в Джудит Элизабет. После этого девочка отказывалась отзываться на чей-либо зов, если ее не окликали двумя этими именами одновременно.

Потом праздник кончился, и все разъехались по домам. Прошел год. Но когда на следующем празднике Фрэнсис Кэтрин и Джудит Элизабет встретились снова, было похоже, что расставались они всего-то на пару часов. Фрэнсис Кэтрин никак не могла дождаться того момента, когда их с Джудит оставят наедине. Дело в том, что она разузнала еще один умопомрачительный факт, касающийся рождения детей. Оказывается, женщине не обязательно выходить замуж для того, чтобы иметь ребенка. Она знала это наверняка, потому что одна из женщин Киркелди вырастила в своем животе ребенка, хотя и не была при этом замужем. «И еще, некоторые из старух клана швыряли камни в бедную девушку, — шептала Фрэнсис Кэтрин на ухо своей подружке, — а папа велел им прекратить швырять камни и приказал оставить бедняжку в покое».

— А в того мужчину, который плюнул ей в питье, они тоже швыряли камни? — поинтересовалась Джудит.

— Девушка отказалась назвать имя того, кто это сделал, — покачала головой Фрэнсис Кэтрин. — Нетрудно понять, что из этого следует, — продолжала она. — Это означает, что любая взрослая женщина, отпив из кубка, в который плюнул любой взрослый мужчина, наверняка получит ребенка в животе.

И Фрэнсис Кэтрин заставила Джудит пообещать ей, что та никогда ничего подобного не совершит. Джудит взяла с нее такое же обещание…

Годы, пришедшиеся на период взросления, в памяти Джудит слились в один сплошной туман. В сознание ее медленно, но неумолимо проникало понимание той ненависти, которая существовала между шотландцами и англичанами. Впрочем, она всегда знала, что ее мать и дядя Текел презирают шотландцев, но считала, что презрение это происходит от их невежества.

Ведь чаще всего именно невежество порождает презрение, не так ли? По крайней мере об этом всегда говорил дядя Герберт. А Джудит верила всему, что он ей говорил. Он был таким добрым, таким любящим! Когда девочка предположила, что мама и дядя Текел просто никогда не бывали в семье шотландцев и потому не понимают, какие они чудесные, добродушные люди, дядя Герберт поцеловал ее в лоб и сказал, что скорее всего так оно и есть.

По печальному выражению его глаз Джудит поняла: он согласился с ней только для того, чтобы доставить ей удовольствие.

Когда ей исполнилось одиннадцать лет, она узнала истинную причину ненависти ее матери по отношению к шотландцам.

Один из них был ее мужем.

Глава 1

Будучи чем-нибудь недоволен, Йан Мэйтленд становился злым как черт.

А как раз сейчас он и был недоволен. Настроение его испортилось в ту самую минуту, когда брат Патрик сообщил ему об обещании, данном своей милой жене Фрэнсис Кэтрин.

Если Патрик и хотел изумить брата, то он, несомненно, достиг своей цели. Выслушав его, Йан потерял дар речи.

Но ненадолго. Гнев тут же взял верх над изумлением. По правде говоря, в ярость Йана привело не столько то, что Патрик дал жене это смехотворное обещание, сколько то, что он созвал Совет, чтобы получить официальное одобрение. Йан никогда не позволил бы брату втягивать старейшин в дело, которое считал чисто семейным, но на тот момент его не было в поместье — он гонялся за ублюдками из клана Маклинов, захватившими в плен троих неопытных воинов клана Мэйтлендов, а когда вернулся домой, — усталый, но с победой, — уже ничего нельзя было исправить.

Ну что ж, это было вполне в духе Патрика: самый простейший вопрос запутать до дьявольской сложности. Юноша явно не продумал всех последствий своего опрометчивого поступка. Поскольку совсем недавно Йан был избран лаэрдом клана, все ждали, что он поступится своей любовью к близким и долгом перед ними и будет действовать исключительно в интересах Совета.

Оправдывать эти ожидания Йан, естественно, не собирался. Он в любом случае встанет на сторону брата, как бы ни противились этому старейшины, и не позволит наказать Патрика. Он даже готов сражаться, если возникнет такая необходимость.

Своими истинными намерениями Йан не поделился с братом по той простой причине, что хотел заставить Патрика помучиться от неопределенности. Пройдя сквозь подобное испытание, Патрик, возможно, научится проявлять хоть немного выдержки.