Замки - Гарвуд Джулия. Страница 54

Сначала он хотел удовлетворить ее, потом научить ее, как доставить удовольствие ему, но ее не сдерживаемая ничем страстность, когда она задвигалась под ним, лишила его последнего самообладания. Ее горячечные стоны вызывали у него непреодолимое желание войти в нее.

Колин едва осознавал, что делает. Страсть переполняла его, он был безоглядно поглощен ею. Его движения стали резкими, сильными, когда он раздвинул ее шелковистые бедра, заставил ее обвить руками свою шею, а потом погрузился в ее глубины. Капли пота выступили у него на лбу, его дыхание стало прерывистым, и Колин сильно сжал челюсти от невероятного ощущения ее тугого бархатного кулачка, сжимающего каждый дюйм его напрягшейся плоти.

Алесандра приняла его полностью, и от ощущения влажного жара, окружающего его, Колина стала бить дрожь непереносимого удовольствия. Он услышал, как она вскрикнула. Он приостановил свои движения, поморщившись от этой сладкой пытки. – Я причинил тебе боль, малышка? Алесандра не смогла бы ему ответить, даже если бы захотела, потому что он накрыл ее рот своими губами снова, и она потеряла ощущение времени. Беспокойство в его голосе проникло сквозь туман безудержного желания, но она не пыталась ответить, что забыла о боли, потому что другое было гораздо важнее.

Удовольствие, которое Колин доставлял ей, было намного сильнее боли и требовало еще чего-то. Алесандра трепетала в предвкушении высшего пика блаженства. Он двигался недостаточно быстро, чтобы угодить ей. Она обвила ноги вокруг его бедер и выгнулась к нему, говоря ему без слов, что хочет еще, еще и еще.

Колин ее понял. Он спрятал свое лицо в изгибе ее шеи и начал двигаться вместе с ней. Его толчки не были размеренными, но резкими, быстрыми, поскольку он теперь не был властен над собой. Ее внутренний огонь манил его, сжигал его, и он стремился и желал слиться с ней воедино.

Колин не хотел, чтобы эта сладкая мука прекращалась. Он погружался в нее снова и снова. И, наконец, почувствовав, что она еще сильнее сжала его, услышав, как она выкрикнула его имя, и поняв, что Алесандра достигла пика своей страсти, Колин сделал один последний толчок, погружаясь глубоко в нее, и издал низкий стон удовлетворения, изливая в нее свое семя.

Он думал, что умер. И попал в рай. Он рухнул рядом с ней, сделал глубокий глоток воздуха и снова застонал. Он чувствовал такое умиротворение, что ему захотелось блаженно улыбнуться. Однако он этого не сделал. У него не было на это сил.

Алесандре потребовалось больше времени, чтобы прийти в себя. Она ощущала тепло и безопасность нежных объятий своего мужа. Испуг, который она чувствовала несколько минут до этого, исчезал с каждым глубоким, прерывистым вздохом Колина. – Бог мой, как ты хороша! – сказал он и перекатился на спину.

Алесандра подумала с улыбкой, что этот мужчина не любитель цветистых фраз. Но разве в этом дело? Она была очень горда собой, потому что доставила ему наслаждение. Вероятно, ей тоже следует его слегка похвалить. Она перевернулась на бок рядом с ним, положила руку ему на грудь, туда, где глухо и тяжело колотилось сердце, и прошептала:

– Мне тоже было хорошо с тобой. Правда, ты самый лучший мужчина из тех, что у меня были.

Колин открыл глаза, чтобы посмотреть на нее.

– Я единственный, который у тебя был, разве ты не помнишь? – произнес он, судорожно сглотнув.

– Помню, – сказала она.

– Никакой другой мужчина никогда не посмеет прикоснуться к тебе, Алесандра. Ты моя.

Ее не обидело такое проявление чувства собственности. Ей было даже спокойнее от такого проявления чувств, потому что оно говорило о том, что она теперь словно приросла к нему. Теперь она принадлежит ему, и мысль о том, что она могла бы заниматься тем же самым с другим мужчиной, была ей неприятна. Есть только один Колин, и он принадлежит только ей.

Алесандра склонила голову набок, прижимаясь к его плечу.

– Мне не нужен никто, кроме тебя.

Колин был очарован ее пылким признанием и наклонился поцеловать ее в лоб, благодарный за все.

Долгая минута прошла в молчании. Попытки Алесандры разобраться в вихре своих ощущений, только что ею испытанных, ни к чему не привели.

– Колин?

– Да?

– Когда ты прикасаешься ко мне, кажется, мое самообладание исчезает. Ощущение такое, словно мой мозг отделяется от моего тела. Это бессмысленно, верно? – Она не стала ждать его ответа. – Это было так пугающе, непреодолимо – но это было также… замечательно.

Колин улыбнулся в темноте. Его жена была смущена и все еще взволнованна.

– Это и должно быть замечательно, сердце мое, – прошептал он.

– Мать-настоятельница ни словом не обмолвилась об этом.

– И представить не могу, чтобы она это сделала, – возразил он.

– Мне бы хотелось прояснить этот причудливый ритуал слияния, – произнесла Алесандра.

– Зачем?

– Чтобы понять, – ответила она.

Алесандра подняла голову и посмотрела на него.

Глаза Колина были закрыты, и вид у него был утомленный. Она подумала, что он вот-вот заснет. Алесандра решила последовать его примеру. Она свернулась калачиком рядом со своим мужем и закрыла глаза. Однако мозг ее не подчинился, и вопросы, возникающие у нее в голове один за другим, не давали ей уснуть.

– Колин?

Он в ответ что-то промычал.

– Ты приводил других женщин к себе в постель?

Он не сразу ей ответил.

Алесандра потеребила его.

Колин издал вздох:

– Да.

– Очень много?

Он чуть было не стряхнул ее со своего плеча, когда пожимал плечами.

– Зависит от того, кто производит подсчет.

Этот ответ ей ужасно не понравился. Их было две или двадцать? От одной мысли о том, что Колин был близок с другой женщиной, у нее все сжалось внутри, что было уж совсем неразумно. Его прошлое не должно ее касаться. Хотя было совсем наоборот.

– Тебя к ним влекла любовь или вожделение?

– Алесандра, с чего это ты вдруг так заинтересовалась?

Теперь Колин говорил с легким раздражением. Поняв это, Алесандра тоже ощутила досаду. Она чувствовала себя уязвленной, но ее неразумный супруг был слишком туп, чтобы это понять.

Ее досада исчезла почти так же быстро, как и появилась. Как может Колин понять это, когда она и сама-то ничего толком не понимает? Она была несправедливой к нему – или логика ее подвела.

– Мне просто любопытно, – прошептала Алесандра. – Ты любил какую-нибудь из этих женщин?

– Нет.

– Значит, это было вожделение? Колин снова вздохнул:

– Да.

– А со мной тоже было вожделение?

«Или любовь?» – хотелось ей спросить. Алесандра побоялась добавить это слово к своему вопросу, опасаясь, что ответ будет не тот, который ей хотелось бы услышать. О Господи, это все бессмысленно! Она знала, что Колин не любит ее. Почему же тогда ее снедало желание услышать это от него самого?

Силы небесные, что же с ней такое?

Колину совсем не хотелось разговаривать. Его засыпали вопросами, а он не был готов на них отвечать.

Черт, да, это было вожделение, когда он был с ней в постели, решил Колин. С того момента как он впервые увидел ее, ему хотелось как можно быстрее затащить ее в постель.

Однако ему казалось диким поставить Алесандру на одну доску с его прежними женщинами. Занятия любовью с ней были совершенно не такими и приносили ему ни с чем не сравнимое удовлетворение. Ни одна другая женщина не возбуждала в нем тот пламень, который вызывала Алесандра, ни одна женщина не заставляла забывать его обо всем на свете, кроме нее.

Тут было нечто большее, чем вожделение, признался Колин сам себе. Он переживал за Алесандру, боялся за нее. Она теперь была его собственностью, и было так естественно, что муж хочет защитить свою жену.

Но любовь? Колин, по правде говоря, не знал, любит ли он ее. У него не было достаточно опыта, чтобы узнать, что же, черт возьми, значит эта самая любовь! Колин инстинктивно понимал, что ответом на этот придирчивый вопрос было: он не может позволить себе полюбить женщину по-настоящему и должен признать это. Он помнил страдания, через которые прошел его друг и компаньон Натан, когда влюбился в свою жену.