Заслон (Роман) - Антонова Любовь Владимировна. Страница 55
— Наш Ванюха! Вы его не знаете, зато помнят беляки!
— Мы питерцы, — звучало здесь гордо: трепыхали ленточками бескозырок балтийцы-моряки, выборжцы держались за руки, чтобы не потеряться в толпе. Стройной колонной прошагали уральцы, за ними двинули коренные москвичи.
Как предъявить здесь свою мятую бумажку? Не расскажешь же о полуторамесячном пути и о том, что оголодал и пообносился. Но главное, поспел же к сроку! И у него есть теперь койка с белыми простынями, есть талоны на обед, а уж сюда-то он как-нибудь да пробьется.
Высокий моряк вскочил на повергнутую тумбу, раздвинул ноги, как на корабельной палубе. Серые сумерки посветлели от белизны его зубов. Светлый чуб упал на развеселые глаза, зычный голос перекрыл все шумы и песни:
Глаза Мацюпы увлажнились: он из того края. Край тот зовется Амурским! Да, и голод познал, пока сюда добрался, и горы видел, и чуть ли не на каждой остановке грузил дрова. Следом за матросом он пробился в зал. Вихрастый парень, в распахнутом пиджаке, из- под которого виднелась синяя дабовая рубаха, и в стоптанных сапогах, не привлек ничьего внимания. Ведь таких же, как он, Мацюпа, было большинство. Они громили банды Махно и Петлюры, били Колчака и Врангеля и сейчас мечтают о том, как вышибить из западных областей белополяков, а из восточных — японцев.
Эти парни заставляли работать саботажников и ставили к стенке предателей, но говорить о подвигах здесь было бы так же неуместно, как заплакать. Они ничего не ставили себе в заслугу. Ничего…
— Ленин! Ленин! Ленин!..
Петр Мацюпа весь подался вперед. В двух шагах от него, снимая на ходу пальто, проходил невысокий, еще не старый человек с волевым и спокойным лицом и высоким лбом мыслителя. Глаза у него были чуточку прищуренные, усмешливые и зоркие. Он положил в сторонку пальто и кепку и остался в пиджаке. Рубашка на нем была очень белая, с отложным воротником и при галстуке. Он сказал что-то сидящим за столом и склонился над блокнотом. Его приветствовали, а он будто не замечал, и тогда ребята в зале стали потихоньку вставать и протискиваться к нему ближе… Они усаживались на стулья, а потом подъезжали к нему, а которые смелее, вроде бы и заглядывали уже через плечо, как ученики, что это он, мол, там пишет. Мацюпа тоже стал раздумывать, а не податься ли на сцену и ему? Но тут он заопасался, а вдруг Ленин заговорит с ним.
— Петр Мацюпа? — спросит он. — Это хорошо, что вы с Дальнего Востока, но скажите нам, — он непременно скажет «нам», — кого вы представительствуете здесь, на съезде?
А что сможет сказать Петр об организации, если тогда она только что рождалась?..
— Товарищи, мне хотелось бы сегодня побеседовать на тему о том, каковы основные задачи Союза коммунистической молодежи и в связи с этим — каковы должны быть организации молодежи в социалистической республике вообще. — Голос у Ленина негромкий, чуточку картавый и даже как будто знакомый, уже слышанный когда-то. Мацюпа впервые видел оратора, расхаживающего по сцене, не поучающего, а как бы советовавшегося со всеми сидящими в зале.
— …И вот, подходя с этой точки зрения к вопросу о задачах молодежи, я должен сказать, что эти задачи молодежи вообще и союзов коммунистической молодежи и всяких других организаций в частности можно было бы выразить одним словом: задача состоит в том, чтобы учиться.
Он ни слова не говорит о войне, разрухе, он не призывает к самоотречению. Он говорит о мирном строительстве, о счастье созидания:
— …Мы знаем, что коммунистического общества нельзя построить, если не возродить промышленности и земледелия, причем надо возродить их не по-старому. Надо возродить их на современной, по последнему слову науки построенной, основе. Вы знаете, что этой основой является электричество…
«Как, этот маленький стеклянный пузырек с витой спиралькой?» — недоумевает Мацюпа, кляня свое богословское образование.
— …Вы прекрасно понимаете, что к электрификации неграмотные люди не подойдут, и мало тут одной простой грамотности. Здесь недостаточно понимать, что такое электричество: надо знать, как технически приложить его к промышленности, и к земледелию, и к отдельным отраслям промышленности и земледелия. Надо научиться, этому самим, надо научить этому все подрастающее трудящееся поколение.
— Верно! Верно! — аплодирует что есть силы Мацюпа. Все встают и шумно приветствуют человека, который умеет так просто и ясно сказать о самом главном в жизни. Ленин делает протестующий жест, он не привык терять хотя бы минуту. Становится тихо. Голос его по-прежнему негромок, но отчетливо слышен и в дальних рядах огромного зала:
— …Мало того, что вы должны объединить все свои силы, чтобы поддержать рабоче-крестьянскую власть против нашествия капиталистов. Это вы должны сделать. Это вы прекрасно поняли, это отчетливо представляет себе каждый коммунист. Но этого недостаточно. Вы должны построить коммунистическое общество…
Никогда еще не видел амурский парень таких внимательных глаз и радостно-изменчивых лиц, чутких к каждой интонации, к каждой фразе. Сидящий рядом с ним в залатанной шинели хлопец ткнул Мацюпу локтем в бок: чувствуешь, мол? Петр отмахнулся от него.
— …Вы должны быть первыми строителями коммунистического общества среди миллионов строителей… Вы должны воспитать из себя коммунистов… Надо, чтобы все дело воспитания, образования и учения современной молодежи было воспитанием в пей коммунистической морали.
Нет, они не отзвучали, они врезались в сердце и остались в нем навсегда, эти ленинские слова. Эх, ребята, амурские ребята, зачем вы послали меня одного?! Как я хочу, чтобы вы сейчас уже знали, что поколение пятнадцатилетних будет жить при коммунизме. А если ты ровесник века? Если тебе уже двадцать? Но чем лучше будут жить люди, тем они будут жить дольше. И мы сделаем все, чтобы нашим людям жилось хорошо. Да, в конце концов, важно не это. Разве Ленин не будет жить при коммунизме, заложив фундамент здания, которое строить нам, молодым и сильным? И впервые Петру приходит мысль о бессмертии человека, чьи мысли, чья жизнь отданы народу. И будто в ответ на его трепетное волнение звучат удивительные, вещающие новую эру человечества стихи:
…Ночью Петр Мацюпа бродит по уснувшей Москве. Он не знает, найдет ли дорогу обратно, в общежитие; но если все равно не заснуть в эту ночь, так стоит ли беспокоиться о крыше над головой?
Он проходит по Красной площади мимо угрюмо-молчаливых стен Кремля. Лобное место с гремучей ржавой цепью, не единожды обагрявшееся кровью лучших сынов России. Расписной, как игрушка, собор Василия Блаженного. Широкий и гулкий в ночи Москворецкий мост.
Мацюпа облокачивается на перила. Внизу смутно поблескивает вода, и столбы света с Софийской набережной дробятся в ней, совсем как в Амуре сахалянские огни. Озаренное внутренним пламенем грубоватое лицо Петра становится прекрасным. Ребята, амурские ребята, если бы вы только знали, что придет время, когда то, что говорится в Москве, в тот же час можно будет слушать в любом городе страны. А сколько чудес произойдет, когда мы научимся пользоваться электричеством!
Петр Мацюпа углубляется в кривые переулки Замоскворечья, идет мимо заколоченных лабазов и магазинов, мимо каменных громад и подслеповатых домишек Большой Полянки. Люди будущего познают Москву иной: она помолодеет, станет одним из красивейших городов мира, на ее залитых светом просторных улицах будут шуметь высокие деревья и расцветать диковинные цветы. Такой сделает ее рабочая молодежь, если станет жить по заветам Ленина.