Загадки древнего Манускрипта (Девять пророчеств грядущего) - Редфилд Джеймс Redfield. Страница 31

Появилось несколько священнослужителей, которые принесли горячие кукурузные лепешки, овсяную кашу и сушеные фрукты. Санчес поздоровался со всеми и сел со мной за стол. Священники незаметно ушли.

— Я был на встрече с представителями Южного совета церквей, — сообщил он. — Мы собрались, чтобы поговорить о Манускрипте. Предметом обсуждения были агрессивные действия властей. Это была первая подобная открытая встреча целой группы священников в защиту этого свидетельства, и едва мы начали дискуссию, как появился представитель властей и потребовал, чтобы ему разрешили присутствовать.

Он замолчал, положил себе на тарелку еды и съел несколько ложек, тщательно пережевывая.

— Этот представитель, — продолжал падре, — заверил нас, что единственная цель властей — оградить Манускрипт от посягательств извне. Он поставил нас в известность, что на все списки, имеющиеся у граждан Перу, должно быть разрешение. Он сказал, что понимает нашу озабоченность, однако предложил подчиниться этому законоположению и сдать наши списки, пообещав, что власти немедленно выдадут нам дубликаты.

— И вы сдали их? — спросил я.

— Конечно нет.

Несколько минут мы молча ели. Я старался тщательно пережевывать, чтобы по- настоящему насладиться вкусом.

— Мы спросили о применении силы в Кула, — продолжал Санчес, — и представитель сказал, что это была необходимая мера, направленная против человека по имени Дженсен, что в его группе были иностранные агенты и что они были вооружены. По его словам, они собирались найти и похитить еще не обнаруженную часть Манускрипта, чтобы вывезти ее из Перу, поэтому властям ничего не оставалось, как только арестовать их. Ни о вас, ни о ваших друзьях упомянуто не было.

— И вы поверили этому представителю властей?

— Нет. После того как он ушел, мы продолжили нашу встречу. Согласились на том, что будем вести политику мирного сопротивления. Будем по-прежнему делать списки и осторожно распространять их.

— А позволят ли вам это предстоятели вашей церкви? — спросил я.

— Мы не знаем, — сказал Санчес. — Иерархи Церкви относились к Манускрипту неодобрительно, но до сего времени не пытались серьезно разобраться, кто им занимается. Больше всего нас беспокоит один кардинал, резиденция которого находится дальше на север.

Кардинал Себастьян — наиболее ярый противник Манускрипта, и в его руках сосредоточено очень много власти. Если ему удастся убедить отцов Церкви обратиться с решительными воззваниями, то нам придется принять очень непростое решение.

— Но почему он так настроен против Манускрипта?

— Он боится.

— Чего?

— Я уже давно не беседовал с ним, к тому же мы с ним стараемся не говорить о Манускрипте. Но я думаю, что, по его мнению, роль человека заключается в приобщении ко Вселенной без обладания духовным знанием, через одну только веру. Он считает, что Манускрипт разрушит установившееся положение вещей в мире, подорвет основы основ.

— Каким же образом это может произойти?

Улыбнувшись, падре Санчес слегка наклонил голову набок:

— Истина делает человека свободным.

Я смотрел на него, доедая свой хлеб и фрукты и пытаясь понять, что имеет в виду падре. Он съел еще несколько крохотных кусочков и отставил свой стул от стола.

— У вас, похоже, стало гораздо больше сил, — проговорил он. — Вы здесь с кем-нибудь говорили?

— Да, — ответил я. — У одного из священников я научился приобщаться к энергии. Я… не помню, как его зовут. Он был занят созерцанием, когда мы с вами разговаривали во дворе вчера утром, помните? Потом я заговорил с ним, и он показал, как воспринимать энергию и как изливать ее обратно.

— Его зовут Джон, — заметил Санчес и сделал мне знак продолжать.

— Это было восхитительно, — признался я. — Вернулось прежнее чувство любви, и удалось раскрыться. Я пробыл там весь день, стараясь привести себя в это состояние. Такого же, как на вершине, не получилось, но я был близок к этому.

Лицо Санчеса стало серьезным:

— Роль любви долгое время понималась неверно. Любовь не есть нечто обязательное, без чего нам не стать добропорядочными или сделать мир лучше, исходя из некой абстрактной нравственной ответственности, или же потому, что мы должны отказаться от своего жизнелюбия. Приобщение к энергии ощущается сначала как взволнованность, потом как повышенное радостное настроение — эйфория, а затем как чувство любви. Если будет обнаружен достаточно большой источник энергии, чтобы поддерживать состояние любви, это, конечно, станет подспорьем для всего мира, но прежде всего поможет нам. Это будет наивысшим доказательством нашего жизнелюбия.

Я согласился с ним и заметил, что он отодвинул стул еще немного и пристально смотрит на меня, сместив фокус зрения.

— Ну и как же выглядит мое поле? — спросил я.

— Оно стало значительно больше, — проговорил он. — Думаю, что вы чувствуете себя очень хорошо.

— Так оно и есть.

— Замечательно. Этим мы здесь и занимаемся.

— Расскажите об этом, — попросил я.

— Мы готовим священников, которые отправляются потом дальше в горы, чтобы работать среди индейцев. Они проповедуют в одиночку, а это требует немало сил. Все, кто здесь находится, прошли всестороннюю проверку, и их объединяет одно: у каждого был опыт, который они называют сокровенным.

— Я изучал подобные явления в течение многих лет, — продолжал падре, — еще до того, как был найден Манускрипт, и считаю, что если человек уже встречался с сокровенным, то ему гораздо легче вернуться в это состояние и повысить уровень своей собственной энергии. Другие тоже могут приобщиться, но это займет больше времени. Если эти ощущения глубоко врезались в память, — думаю, вы знаете это по себе, — их легче воспроизвести. После приобщения человек понемногу снова выходит на высший уровень.

— А как выглядит его энергетическое поле, когда это происходит?

— Оно увеличивается в размерах и слегка изменяет цвет.

— Какие же это цвета?

— Как правило, из матово-белого поле становится зеленым и голубым. Но наиболее важно то, что оно растет. К примеру, во время вашей встречи с сокровенным на вершине ваша энергия выплеснулась на всю Вселенную. По сути дела, вы приобщились ко всему космосу, и ваше поле, в свою очередь, выросло до таких размеров, что смогло объять все сущее. Вы можете вспомнить, что при этом чувствовали?

— У меня было такое ощущение, что вся Вселенная составляет мое тело, а я сам — лишь голова или, вернее, глаза.

— Ну да, — подхватил падре Санчес, — и в этот момент ваше энергетическое поле и поле Вселенной составляли одно целое. Вселенная была вашим телом.

— Меня тогда посетило совершенно необычное воспоминание, — признался я. — Казалось, я вспоминаю, как возникло это необъятное тело, эта моя Вселенная. Вот я там: вижу, как из простого водорода образуются первые звезды, потом вижу, как из этих звезд развиваются более сложные формы материи. Но я не вижу самой материи. Она представляется мне только в виде простых колебаний энергии, которая развивается по восходящей, переходя во все более сложные состояния. Затем… зарождается жизнь, которая эволюционирует до появления человека…

Я вдруг остановился, и священник уловил перемену в моем настроении.

— Что случилось? — спросил он.

— Здесь, на человеке, заканчивается мое воспоминание об эволюции. У меня было такое чувство, что у эволюции существует продолжение, но полностью я не смог объять этого воспоминания.

— У вашего воспоминания действительно есть продолжение, — подтвердил Санчес. — Люди продолжают эволюцию Вселенной к еще более сложным формам жизни, постоянно повышая уровень колебаний.

— Но каким образом?

Санчес улыбнулся, но ушел от ответа:

— Давайте поговорим об этом позже. Я обязательно должен кое-что проверить. Встретимся через час с небольшим.

Я кивнул. Он взял себе яблоко и вышел. Я тоже собрался было на улицу, но вспомнил про список Пятого откровения, оставленный в спальне, и пошел за ним. Я еще раньше подумывал о лесе, где впервые встретился с Санчесом. Даже несмотря на усталость и чувство страха, я обратил внимание на его необыкновенную красоту. Поэтому я отправился к месту нашей первой встречи со священником и расположился там.