Штормовое предупреждение (Рассказы) - Устьянцев Виктор Александрович. Страница 15

— Вот видите, товарищ старшина, — развел руками Селиванов. — Его теперь и пушкой не разбудишь.

— А мы сейчас без пушки попробуем, — сказал старшина и, наклонившись к спящему, негромко сказал: — Боевая тревога!

Самохин тотчас открыл глаза, быстро поднялся и пошел на свой боевой пост. Посыпались смешки, но старшина оборвал:

— Ничего смешного нет! Идите сюда, Самохин. Аппараты перезаряжать будем.

— Машина и та отдыха требует, — недовольно пробурчал Самохин. — А мы третьи сутки вкалываем…

За Самохиным на лодке прочно утвердилась репутация лодыря. При своей недюжинной силе он был неловок и ленив, свои обязанности выполнял нехотя. Правда, в пререкания со старшинами не вступал, но так или иначе часто проявлял недовольство. И сейчас, приступив к работе, он еще долго что-то ворчал себе под нос.

В отсек зашел посредник, офицер штаба. Понаблюдав за работой торпедистов и убедившись, что все идет, как надо, он ушел в центральный пост. Вскоре оттуда поступила вводная:

— «Пробоина» во втором отсеке и «пожар» в первой группе аккумуляторной батареи!

Тотчас же в динамиках боевой трансляции моряки услышали голос командира:

— Аварийная тревога! Продуть среднюю! Товсь дизеля!

В помощь морякам «пострадавшего» отсека была направлена корабельная аварийная партия. Вместе с Бодровым во второй отсек ушел и Самохин. Когда батарея была обесточена, в отсеке началась борьба с огнем, водой и дымом. Хотя «авария» была условной, но дым в отсеке был настоящим — механик зажег там шашку. Надев кислородный прибор, Бодров быстро огляделся. Он увидел, что Самохин уже ставит подпирающий брус. Старшина схватил клинья.

Все время, пока они заделывали «пробоину», Бодров наблюдал за Самохиным. Матрос действовал решительно и ловко. «Вот ведь может же!» — подумал старшина.

Вернувшись в свой отсек, они снова принялись за прерванную работу. Когда закончили перезарядку и Бодров доложил об этом в центральный пост, оттуда поступило распоряжение выделить трех человек для скалывания льда.

— Слышали? — спросил старшина.

— Слыхали, — за всех ответил Самохин. — Только зачем это? Погрузиться — и лед растает.

— А «пробоина»? — спросил Селиванов.

— Так ведь она ненастоящая! — возразил Самохин.

— А если бы настоящая?

— Тогда другое дело. А то играем, как ребятишки, — махнул рукой Самохин.

«Так вот, оказывается, в чем дело!» — подумал Бодров.

Он поочередно оглядел стоявших перед ним людей. Осунувшиеся, почерневшие лица. Лихорадочный блеск глубоко ввалившихся воспаленных глаз. У Иванова дрожат руки, и он стыдливо прячет их за спину. Савченко устало привалился к аппарату и стоя засыпает. Да, все очень устали. Но кому-то надо идти.

— Пойдут коммунисты. Селиванов, Иванов, ну и я. Остальным отдыхать, — приказал старшина и стал натягивать рукавицы.

Самохин заметил, что одна рукавица у старшины прогорела. Должно быть, прожег, когда тушил шашку во втором отсеке. Самохин протянул старшине свои рукавицы:

— Вот, возьмите. Теплее будет.

— Спасибо.

Когда Бодров, Селиванов и Иванов ушли, все начали укладываться спать. В надводном положении лодку сильно качало. Самохин постоял возле своей койки. «Вытряхнет», — решил он и, взяв подушку, лег рядом с койкой. И тотчас уснул.

Проснулся он оттого, что кто-то прямо над ухом у него сказал:

— Осторожно! Бери за ноги.

Самохин почувствовал, как его подняли и куда-то понесли. Открыв глаза, он увидел Бодрова.

— Проснулся.? — спросил старшина. — А мы тебя на матрац решили положить. Простудишься.

Самохин только теперь почувствовал, что продрог. Когда его положили на матрац, он сел. Старшина и Селиванов еще стояли возле него. В отсеке было холодно, изо рта вырывался пар.

— А ведь я и верно замерз, — сказал Самохин, зябко поеживаясь.

— Ты с нами за компанию чайку выпей, — предложил Иванов. Он сидел за столом и обеими руками держал дымящуюся кружку. У его ног стоял чайник. Иванов зажимал его сапогами, чтобы чайник не катался по палубе. Допив кружку, Иванов снова налил в нее чаю и протянул Самохину: —Угощайся.

Пока Самохин, обжигаясь и звучно причмокивая, пил чай, Иванов, уронив голову на стол, заснул. Бодров и Селиванов опять собрались наверх. Они хотели разбудить Иванова, но Самохин сказал:

— Не надо. Я за него схожу.

Бодров молча кивнул. Самохин встал, помог старшине уложить на матрац Иванова, укрыл его двумя одеялами.

Самохин, вслед за старшиной поднявшись наверх, увидел необычную картину. Стальное тело лодки, покрытое льдом, было скользким и гладким, как голыш. Под ледяной шубой теперь были скрыты все палубные устройства. На антеннах, на рубочном козырьке висели тяжелые сосульки самых причудливых форм. От огромной тяжести намерзшего на верхней палубе льда остойчивость лодки уменьшилась, корабль круто валило с борта на борт. Пронзительный ветер срывал с лохматых верхушек волн тяжелые брызги. Долетая до мостика, они превращались в ледяные шарики и больно хлестали по лицу.

Обвязавшись концами и захватив скользкие ломики, моряки осторожно спустились на палубу. Бодров заботливо наставлял Самохина:

— На скользкое место не становись — смоет. Сначала выдолби площадку для ног, да пошершавее, чтобы не скользить, а потом уж дальше скалывай. Понял?

Им достался участок недалеко от рубки. Работать здесь было легче, чем на носу, который то и дело захлестывала волна. Однако и здесь не было спасения от воды, и вскоре куртка и брюки покрылись тонким, хрустящим, как слюда, слоем. Однако теперь Самохин не чувствовал холода. Наоборот, ему стало жарко. Он крошил и крошил ломиком лед и довольно быстро очистил вокруг себя широкую площадку. Но, остановившись, чтобы передохнуть, увидел, что площадка снова покрывается льдом. «Что же это такое? Выходит, не успеем этот лед сколоть как нарастет новый», — подумал он. Его охватила жгучая злоба, он начал яростно долбить ломом. В порыве этой ярости совсем забыл об осторожности, поскользнулся и покатился за борт. Наверное, пришлось бы ему выкупаться, если бы не Бодров. Старшина успел схватить его за воротник куртки и помог выбраться на очищенную ото льда площадку. Но ломик утонул, — видимо, Самохин плохо привязал его, и он выскочил из петли. Работавший на носу боцман строго посмотрел на Самохина, однако приказал выдать другой ломик.

Теперь Самохин действовал осмотрительнее. Он совсем приноровился к волне и качке, знал, когда надо переждать, а когда подналечь на работу, чтобы успеть сделать как можно больше за время между накатами волны. Вскоре обогнал и Бодрова и Селиванова. Теперь уже не он за ними тянулся, а они за ним. Самохину вдруг стало весело и приятно оттого, что он работает лучше. Его охватил настоящий азарт.

Когда они спустились вниз и вернулись в отсек, Самохин почувствовал усталость. Но усталость на этот раз показалась ему приятной, и приподнятое настроение, охватившее его на работе, не проходило. Переодеваясь, весело заметил:

— А, поди, полегчало, лодке-то!

— Полегче стало, — согласился Селиванов. И похвалил: — А ты хорошо работал. Молодец!

Смущенный этой похвалой, стараясь перевести разговор на другую тему, Самохин спросил у Бодрова:

— А что, товарищ старшина, лед этот здорово влияет?

— А как же. Могут замерзнуть приводы и валики, выходящие в надстройку и ограждение рубки. Или тарелки клапанов вентиляции. Заест, скажем, клапан концевой цистерны, а надо будет погрузиться. Придется тогда погружаться с аварийным дифферентом. Правда, все покрыто незамерзающей смазкой, но лед все сковать может.

— Выходит, опасная эта ледяная шуба для лодки.

Помолчали. Селиванов задумчиво сказал:

— Бывает, что у иного человека душа вот так же льдом покрыта. Тоже опасно.

— Ты это на кого намекаешь? — насторожился Самохин.

— На тебя, Тимофей. Глядел я сегодня — работал ты хорошо, радовала тебя работа. Значит, в душе-то ты работящий. Только весь будто покрыт ледяной коркой. Очень уж равнодушный ко всему. А откуда это у тебя, непонятно.