Ощепков - Куланов Александр Евгеньевич. Страница 59

По рассказам Анны Ивановны, все началось с их совершенно случайной встречи на улице с пьяным хулиганом. Здоровенный громила, топая навстречу супругам, «тыкал в физиономию» каждого встречного прохожего. Испуганная Анна Ивановна попросила мужа перейти на другую сторону, как делали все нормальные люди, но услышала в ответ просьбу не мешать. Дальше все произошло очень быстро. Позже она вспоминала: «Я так испугалась. Мы пошли дальше, а он остался лежать на асфальте и даже не пошевелился…» [302]

Похожую историю, но совсем с иным эмоциональным фоном и уже не о самом Мастере, а об ученике Ощепкова — Валерии Щеголеве (химике, переехавшем в столицу из Ленинграда), рассказывал более молодой воспитанник Василия Сергеевича — Андрей Будзинский. Возвращаясь вместе с Щеголевым (друзья называли его Валеричем) с тренировки во Дворце спорта «Авиахим», они стали свидетелем пьяного дебоша очередного амбала, громившего рюмочную на улице Горького. Щеголев, как потом выяснилось, штатный сотрудник НКВД, точнее, печально знаменитой ныне «лаборатории “X”», где пытали и убивали политзаключенных, персонаж с темным прошлым и светлым обаянием, имевший прекрасное образование и ярко выраженные садистские наклонности, вступил в бой. «Глаза Валерича широко открыты, горят желтым огнем, зубы обнажены, как у хищника. Поверженный хрипит, глаза вылезают из орбит. Мне пришлось напомнить своему учителю, что мы на улице Горького, а не в джунглях… Что характерно, Валерия во время драки и конвоирования противника (который, кстати, орал благим матом — ему было больно) не терял хладнокровия и все время говорил на “вы”: “Не вопите, хуже будет, не безумствуйте” и так далее» [303]. Стоит обратить внимание читателей на то, что Щеголев, беспрекословно слушавшийся и уважавший Ощепкова, резко выделялся своим экстравагантным поведением среди других учеников, в массе своей составлявших прослойку «спортивной интеллигенции» Москвы, но и по уровню мастерства не был среди них самым лучшим.

Описывали ученики и случай, когда, возвращаясь из института (ГЦИФК располагался на улице Казакова, 18, неподалеку от злачного Курского вокзала), уже сам Василий Сергеевич столкнулся с тремя грабителями, вооруженными «финками». Финал для последних оказался плачевным, а для Ощепкова стал поводом к окончательному оформлению идеи об обкатке боевого духа и мастерства самозащиты в реальных условиях. «Полигон» быстро нашли в самом центре Москвы.

Чистопрудный бульвар в 1930—1950-х годах слыл местом красивым, но небезопасным. Здесь по вечерам собирались шпана, всяческое хулиганье и настоящие урки. Не случайно завязка снятого много позже популярного телесериала «Место встречи изменить нельзя», когда бандиты «прикололи» к скамейке Васю Векшина, происходит именно там. Гулять по бульвару (как, впрочем, и по Сокольникам, и по Петровскому парку, и по многим других московским аллеям) было небезопасно, но других мест для прогулок в центре города особо и не сыскать… Вот и ходила туда молодежь на свой страх и риск посмотреть на лебедей, покататься с девушками на лодках, послушать оркестр да поесть мороженого. Любимой «фишкой» шпаны, пристающей к прохожим, считалось подставить ножку проходившим мимо девушкам. Как раз с такой сценки начинается снятый в 1934 году молодым оператором Борисом Буртом рекламный фильм о новом искусстве самозащиты, и сыграли ее ощепковские ученики мастерски, жизненно. Не менее умело противостояли они бандитам и в реальной обстановке. Во всяком случае, ни о каких серьезных случаях травматизма среди учеников Василия Сергеевича неизвестно, несмотря на то что работать приходилось и против блатных мастеров уличного боя, не расстававшихся с холодным оружием. И, конечно, нельзя считать эти «стажировки» безрассудной авантюрой молодых людей, мышцы которых переполняла сила, а сердце — стремление показать свою удаль. Во время столкновений они страховали друг друга, а нередко за молодежью наблюдал и сам учитель — Василий Ощепков.

Глава двадцать вторая

ВОТ ТАКОЕ КИНО

История, связанная со съемками упомянутого киноролика по пропаганде ощепковского стиля самозащиты, долгие годы хранившегося в семье ученика Ощепкова Андрея Будзинского, в 2004 году оцифрованного и выложенного в Интернет, весьма показательна. Во-первых, тем, что Ощепков (в том, что снимался ролик по его инициативе и, скорее всего, под его режиссерским руководством, сомнений нет) [304] применил самый современный на тот момент способ рекламы своего продукта. Учитывая общеобразовательный уровень в Советской стране образца 1934–1935 годов, Василий Сергеевич «ударил по-ленински»: признал важнейшим из всех искусств пропаганды и агитации кино и привлек своих учеников к созданию пяти минут уникального киноматериала. Да и какого еще подхода можно было ожидать от бывшего главы международной кинокомпании «Slivy- Films» из Токио? В Новосибирске у него таких шансов не было, в Москве появились. Ощепков повел себя как на татами: увидел (создал) возможность — провел прием. Причем не исключено, что Василий Сергеевич увидел не только возможность, но и иностранный образец. В 1931 году Всесоюзное общество культурных связей (ВОКС) вело переговоры о прокате в СССР пропагандистского ролика о дзюдо: «В этой картине изображены с пояснениями все отдельные приемы японского дзюдзюцу или жужицу (как пишут безграмотно), картина интересна для занимающихся спортом гражданских и военных, интересна также для женщин, для самозащиты которых имеется немало подходящих приемов» [305]. К переговорам ВОКС имел прямое отношение Роман Ким, и от него бывший кинопромышленник Ощепков вполне мог получить информацию о новинках своих коллег из Японии — вне зависимости от того, попал фильм на советские экраны или нет.

Во-вторых, ролик донес до нас трогательную атмосферу тех лет, начиная с одежды и городских пейзажей и заканчивая выполнением борцовской техники. С высоты сегодняшних мастеров она кажется довольно наивной, простенькой. Кажется, что лучшие «дзюудоисты» страны показывают приемы на уровне сегодняшних разрядников, но такова история вообще и история спорта в частности: с небес, в виде божественных откровений и мгновенной обученности, техническое совершенствование валится на головы мастерам только в японских легендах о самураях и демонах. В жизни же люди учились, старались, обкатывали технику исполнения приемов, потели и получали травмы, оттачивая свое мастерство по движению, совершали ошибки и исправляли их по «полдвижения» в год — шаг за шагом. Но именно «шаг за шагом» — и есть настоящий путь единоборств. Остальное — от лукавого, от демонов. Так что кинокамера запечатлела для нас действительно очень высокий уровень спортивного мастерства и, если бы ученики Ощепкова, да и он сам, не достигли когда-то его, не было бы и сегодняшних чемпионов, которым показанная техника кажется примитивной.

Несмотря на, казалось бы, однозначность, линейность поставленной задачи (реклама дзюудо), в фильме существует определенный сюжет, точнее, сюжеты, есть композиция. Он начинается уличной сценкой, снятой в одном из парков и возвращающей нас к «Чистопрудной» практике: несколько девушек (одна из них Галина Шулятьева (Шулятева), о которой вспоминала Нина Розанова) задают трепку хулиганам. Таким образом зрителю демонстрируется сразу итог занятий, тот заветный результат, которого, очевидно, может достичь практически любой желающий, в том числе и женщины.

Затем, на 26-й секунде, возникает обрезанный кадром по краям, но узнаваемый фасад старого здания Института физкультуры на улице Казакова, и возникает борцовский ковер, натянутый под открытым небом, где в центре, в окружении двух десятков учеников, скрестив ноги по-турецки, сидит Василий Ощепков. Он в белом дзюдоги, то есть в костюме, который у нас уже давно привыкли называть дзюдоистским кимоно, перепоясанном черным поясом. Они — в темных приталенных куртках — что-то среднее между кимоно и гимнастеркой (позже эти куртки с некоторыми изменениями войдут в экипировку самбистов) — и спортивных трусах (и этот предмет экипировки доживет до наших дней). На краю ковра видна снятая обувь, а сам ковер мягкий, с крупными складками верхнего покрытия. Внешнее отличие его от жесткого, гладкого и слегка пружинящего дзюдоистского татами заметно скажется на технике самбо, даже на стойках борцов. Дзюдоисты в поединке стоят много выше, прямее самбистов — в такой стойке легче скользить босыми ногами по татами. Самбисты, наоборот, выходя в боевое соприкосновение на ковре, сильно наклоняются вперед — так легче поднырнуть, уйти в ноги противнику, которого из мягкого ковра надо вытащить на бросок, ведь тут уже не поскользишь, не «потанцуешь», как на японских соломенных матах. Да и опасно так передвигаться босиком — слишком велик риск травмировать пальцы о складки покрытия. А потому Ощепков (возможно, в творческом альянсе с кем-то из учеников) придумывает специальную обувь: мягкие кожаные сапожки с высокой шнуровкой и на тонкой кожаной подошве, которые спасают пальцы ног от травм, от выбивания на плохо натянутом ковре. Их прообраз — борцовки спортсменов французской борьбы, но в самбо их потом так и назовут: самбовки. Автору этих строк еще посчастливилось держать в руках самбовки, которые сам Василий Ощепков подарил своему первому московскому ученику Валентину Сидорову, и, похоже, сшиты они были вручную [306]. В пролетарском ГЦИФКе, среди студентов, вчера только снявших лапти, сапоги, размотавших обмотки и портянки, Ощепкову наверняка пришла в голову мысль о том, что наших борцов эстетичнее, да и гигиеничнее будет не разувать, как японских, а, наоборот — обувать (хотя и в Европе джиуджитсеры нередко обувались, а не разувались). Отчасти это соображение подкрепляет и исчезновение белых японских дзюдоги из экипировки наших бойцов. Защитного цвета куртки можно было не так часто стирать, как белое кимоно, а белые штаны могли слишком явно ассоциироваться у студентов-пролетариев с исподним, с кальсонами — не каждому понравится, не каждый вчерашний рабочий согласится так «щеголять» перед девчонками-одногруппницами. Лучше уж было заменить их на давно уже привычные спортивные трусы. Впрочем, так это было или нет на самом деле, тоже доподлинно неизвестно.