Вампиры пустыни (Том III) - Браун Фредерик. Страница 31

Почти час я не мог уснуть и, если бы не страшный холод, наверняка бы встал и занялся осмотром местности, чтобы понять, действительно ли я видел странный предмет или же мне все это приснилось. Я лежал, глядя на глубокую черную тень, где он исчез, и прихотливые, причудливые объяснения увиденного проходили в моем сознании шутовской чередой. Но даже тогда, будучи несколько встревожен и озадачен, я не испытывал ни страха, ни предчувствия беды. Постепенно я убедил себя, что настолько невероятный и фантастический объект мог являться лишь порождением сна. С этой мыслью я снова задремал.

Меня разбудил холодный, демонический гул джаара в иззубренных стенах, и я увидел, что бледный лунный свет начал сменяться бесцветной ранней зарей. Мы встали и приготовили завтрак; пальцы так окоченели от холода, что не помогали и спиртовки. Мы ели, дрожа, пока солнце выкатывалось на небо, как мячик циркового жонглера. В сумеречном утреннем мареве руины высились перед нами, грандиозные и мрачные, без переходов от света к теням, словно усыпальницы первобытных гигантов, которые вот-вот выступят из канувших во тьму тысячелетий навстречу последнему рассвету умирающей планеты.

В свете утра мое странное ночное видение казалось еще более фантасмагорическим и нереальным. Я не слишком задумывался над ним и ничего не сказал своим спутникам. Но даже неощутимые, искаженные тени снов часто окрашивают утренние часы, и видение, должно быть, сказалось на моем непонятном, невыносимо-гнетущем настроении, вызванном нечеловеческой чуждостью нашего окружения и черной, бездонной древностью руин. Чувство это слагалось, похоже, из миллионов призрачных эманаций, незримо, но ощутимо струившихся из величественных неземных строений; они теснились вокруг, как стаи вырвавшихся из гробниц инкубов, но были лишены формы и смысла, доступных человеческому пониманию. Меня словно окружала не открытая пустыня, а давящий мрак погребальных склепов, где я задыхался в пропитанной смертью и тысячелетним разложением атмосфере.

Мои спутники горели нетерпением поскорее приступить к исследованиям руин, и я, конечно, не мог даже упомянуть о своих переживаниях, казавшихся донельзя абсурдными и нелепыми. Люди на других планетах часто испытывают такого рода симптомы легкого нервного или психического расстройства, порожденные незнакомым характером и непривычными свойствами внеземной среды. Но, когда мы направились к руинам для предварительного осмотра, я отстал от других и, в параличе паники, несколько мгновений не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть. Нечто темное, леденящее и вязкое будто опустилось на меня, заставив разум и тело оцепенеть. Затем приступ миновал, и я поторопился нагнать остальных.

Как ни странно, двое марсиан отказались нас сопровождать. Бесстрастные и немногословные, они не объяснили причин своего отказа, но было очевидно, что они никогда не согласились бы ступить в Йох-Вомбис. Мы не сумели определить, боялись ли они руин; их загадочные лица с маленькими раскосыми глазами и огромными раздувающимися ноздрями не отражали ни страха, ни каких-либо других чувств, понятных землянам. В ответ на наши вопросы они лишь сказали, что уже много столетий в развалины не проникал ни один Айхаи. По-видимому, с Йох-Вомбисом было связано какое-то таинственное табу.

В качестве снаряжения для предварительной разведки мы взяли с собой только ломик и две кирки. Прочее снаряжение, включая патроны с мощной взрывчаткой, мы оставили в лагере, собираясь воспользоваться им позже, когда достаточно ознакомимся с местностью. У одного или двух из нас имелось автоматическое оружие, которое мы также оставили в лагере — глупо было бы считать, что среди руин может встретиться какая-либо форма жизни.

С первых минут осмотра Октав пришел в явное возбуждение и не переставал осыпать нас градом восторженных замечаний. Остальные подавленно молчали; думаю, многие в какой-то степени разделяли мои чувства. Было невозможно избавиться от мрачного благоговения и изумления при виде этих колоссальных каменных строений.

У меня нет времени детально описывать руины; я должен спешить со своим рассказом. Многое я и не смог бы описать, так как большая часть города осталась неисследованной.

Мы углубились на некоторое расстояние, следуя мимо треугольных, уступчатых зданий по зигзагообразным улицам, соответствовавшим этой своеобразной архитектуре. Башни, в большинстве своем, находились в более или менее разрушенном состоянии; повсюду мы видели следы глубокой эрозии: ветер и песок на протяжении тысячелетий осаждали город и во многих местах закруглили острые углы могучих стен. Мы обследовали некоторые башни, войдя в них через узкие и высокие проемы, но внутри обнаружили одну пустоту. Обстановка, если и была, давно рассыпалась в пыль, а пыль была сметена стремительными ветрами пустыни. Кое-где мы замечали на внешних стенах следы резьбы или высеченных надписей, но все это было настолько изъедено и стерто временем, что остались лишь немногочисленные фрагментарные контуры, которые нам ничего не говорили.

Наконец мы достигли широкой улицы, выходившей к стене громадной террасы длиной в несколько сотен ярдов и высотой около сорока; в центре ее, как цитадель или акрополь, стояла группа зданий. Ряд полуразрушенных ступеней, рассчитанных на конечности более длинные, чем у землян и даже долговязых современных марсиан, позволял подняться на террасу, вырубленную, по всей видимости, прямо в скальном плато.

Посоветовавшись, мы решили отложить осмотр высоких центральных зданий, так как они более других были подвержены воздействию стихий, пострадали вдвойне сильнее и едва ли могли вознаградить нас за труды. Октав начал вслух выражать свое разочарование по поводу наших бесплодных попыток найти что-либо наподобие артефактов или резных изображений, которые могли бы пролить свет на историю Йох-Вомбиса.

Затем, правее ступеней, мы заметили проем в главной стене, наполовину заваленный древними обломками. За грудой обломков и наносов мы обнаружили верхние ступени ведущей вниз лестницы. Темнота истекала из отверстия, словно бурный поток, несущий запах плесени и первобытной затхлости разложения; мы ничего не могли рассмотреть ниже первых ступеней, казалось, висевших над черной пропастью.

Мы с Октавом и некоторые другие захватили на всякий случай электрические фонари, поскольку в Йох-Вомбисе могли обнаружиться подземные склепы или катакомбы — ведь даже в более поздних городах Марса подземная часть зачастую намного превышает наземную; в подобных катакомбах и следовало искать остатки цивилизации йорхов.

Направив в пропасть луч фонаря, Октав начал спускаться по ступеням, нетерпеливо подзывая нас.

И вновь неизъяснимый, безотчетный страх на миг приковал меня к месту. Другие уже столпились сзади, а я все медлил; затем, как и раньше, ужас рассеялся и я, недоумевая, как мог поддаться чему-то столь бессмысленному и несуразному, стал спускаться вслед за Октавом. Остальные последовали за мной.

У подножия лестницы с высокими, неуклюжими ступенями располагался длинный просторный зал, похожий на подземный вестибюль. Пол был покрыт густым слоем пыли, скопившейся за бесчисленные века; местами виднелись кучки грубого серого порошка, какой мог бы остаться при разложении определенных видов грибов, произрастающих в марсианских катакомбах под каналами. Подобные грибы, вероятно, росли некогда и в катакомбах Йох-Вомбиса, но в результате длительного и интенсивного обезвоживания давно исчезли. Не было сомнения, что в этих катакомбах долгие тысячелетия не существовало ничего живого — здесь не могло выжить ничто, даже грибы.

Воздух был на редкость спертым, как будто остатки древней атмосферы, не такой разреженной, как нынешняя атмосфера Марса, просочились под землю и сгустились в этой затхлой темноте. Дышать было труднее, чем наверху: в воздухе витали зловонные миазмы и при каждом шаге поднималась легкая пыль, распространяя слабый запах древности и тлена, подобно пыли рассыпавшихся в прах мумий.

В конце зала, перед узкой и высокой дверью, лучи наших фонарей выхватили из темноты огромную неглубокую урну или блюдо на коротких, кубической формы ножках, изготовленную из тусклого черно-зеленого материала, напоминавшего странное сочетание металла и фарфора. Урна была около четырех футов в диаметре, а ее широкий ободок был украшен глубоко, как кислотой, протравленным узором из непонятных извивающихся фигур или знаков. На дне урны мы заметили осадок, состоявший из темных, похожих на пепел или шлак частиц, издававших легкий, но неприятный островатый аромат, подобный тени более сильного запаха. Октав, наклонившийся над урной и вдохнувший этот запах, тотчас начал кашлять и чихать.