Леший. Четвертые врата (СИ) - Геярова Ная. Страница 33

       Тайра пронесла по всем комнатам и вернулась к стоящему в коридоре Кондрату.

       – Видишь, пусто, – посетовал тот на собаку, – а ты выла. Обозналась… Пошли, – он развернулся к выходу. В дверях стоял Еши. Бледный и напряженный.

       – Ты чего?

       – Слышишь?

       Кондрат прислушался.

       – Корова мычит.

       – Не мычит. Кричит. Мертвого видит. Помощь зовет.

       – Слушай, ты, всезнатель хренов… – Леший с трудом сдержал рвавшуюся ругань. - Идем отсюда.

       Он оттолкнул парня и вышел. Корова и правда мычала в разнос. Голос её разносился по всему поселку. Кондрат направился к выходу, остановился, громко выругался и развернулся, освещая путь, пошел на мычание коровы. За домиками вдоль тропинки. Хорошее, добротное стойло. Буренка стояла за изгородью. Грустными глазами смотрела на Кондрата. Она издала протяжное мычание и переступила с ног на ногу. Тайра остановилась позади Лешего, с минуту молчала, потом задрала голову и завыла.

       – Да, замолчите вы, черти! – не сдержался Кондрат.

       Бледный, тусклый лучик маленького фонарика скользнул по корове, по стойлу и упал на стену. 

       Ведро лежало на боку у самой скамейки. Фонарик выцепил рядом человеческие пальцы.

       – Черт! – выдохнул Леший. – Еши! Телефон с собой?

       – Да, – испуганно, из-за спины, ответил молодой человек.

       – Звони в полицию.

       Глава 21

       Кондрат сидел на скамейке у дома и курил. Тайра спряталась под его ноги. Ветер выл, стучала то и дело калитка от входящих и выходящих из неё людей. Журналиста Кондрат отправил к Ольге Марковне, чтобы тот не мешался под ногами. 

       – Так и думал, что когда-нибудь этим кончится, – на скамейку присел местный участковый, дядька лет пятидесяти в бушлате и шерстяной шапчонке. Присел, достал из кармана папиросы, покрутил в руках.

       – Прикурить есть? Кому-то из парней отдал спички.

       Кондрат протянул зажигалку.

       – Почему думал-то?

       – Так… – участковый затянулся, вернул зажигалку Кондрату. – Как по-другому? Одна была. Всякие у неё ошивались. Кто на ночь, кто на неделю. Всяко бывало. Вот иногда, приду, а там такие типы… Прям с глаз воротит. Я ей говорю: «Марья, ты бы себе либо мужичка хорошего крупного заимела, либо вот этим делом прекратила заниматься. Ты на их морды глянь. Прибьют тебя как-нибудь, и поминай, как звали». Она смеялась: «Да кому я нужна, чтобы меня прибивать. Разве только Кузе и тот носа не кажет, смельчак».

– А кто такой Кузя?

       – Кузя? Так, Кузьма – кузнец нынешний. Любовь он к ней испытывал. Сталь гнет, а бабу не может. Духу, говорит, не хватает подойти.

       – А последних постояльцев помните? – спросил Кондрат.

       – Помню, – кивнул участковый. – Вам рапортом или…

       – На словах.

       – Так девка к ней приехала, рыжая, журналистка из города. Соседи говорят, в последний день Лукашку видали у неё. Больше вроде и никого. Значится кто-то из них…

       – Отчего сразу кто-то из них. Может они уехали, а хозяйку уже после… – Кондрат присвистнул и сделал говорящий жест по шее.

       – Может и так, – кивнул участковый. – Только мне всегда не нравится, когда свидетели вдруг пропадают. Вот скажи, мил человек, коли они не при делах, то куда они намедни пропали. 

       Кондрат усмехнулся. Хорошо он хоть сумку Номин успел отдать Еши до приезда местной бригады. Тот её в машину сунул, когда к Ольге Марковне шел.

       – Так может и не пропадали? Может, съехали жильцы? Заблаговременно.

       – Заблаговременно? – усмехнулся участковый. – Может и так, – дядька косо посмотрел на Кондрата. – А можно ли полюбопытствовать, что городской майор здесь делает? Ищет кого-то? Не жильцов ли, съехавших заблаговременно?

       – Хороший дом у Марьи, – вместо ответа сказал Кондрат. – Дела хорошо шли? Постояльцев много?

       Дядька почесал бороду.

       – Постояльцы, почитай всегда у неё были. А хорошо ли, плохо ли… Нам ли судить, чем она зарабатывала?

       Кондрат встал, расправил плечи.

       – И то ладно. А что жильцы у неё только с города были? И все жуткие? 

       – Да отчего ж. Из деревень, кто на ярмарку, кто на рынок приезжали. И… вот те, что странные. Они в основном по ночам, и уезжали с рассветом. Как-то раз, одного такого видел у Марии во дворе. Темно уже было. Припозднился, по работе в местных домах был, вот мимо и шел. Странный, во дворе чего-то вошкался. Я просто мимо проходил, смотрю во дворе кто-то шарится, свет главное не горит, но луна яркая, видать силуэт хорошо. Я за фонарь схватился и посветил. Едва коснулся, как тип в домик юрк, и пропал. Секунду всего его и видал, а мурашки до сих пор по телу как вспомню. Жуткий тип, лицо длинное непропорциональное, тело худое, руки плетьми висят до колен. А тут Марья подходит, по плечу хлопнула. 

       «Чего здесь ошиваешься?»

       «Так, увидал, кто-то по двору у тебя, шастает».

       «То жилец мой, а тебе чего?»

       «Так я ж бдю!»

       «Вот иди и бди в другом месте. У меня бдить нечего».

       «Что-то жилец твой страшный то…»

       «А не всё ли равно, страшный али красавец. Мне с ним в койку не ложиться. А деньги… они ж, что у страшного, что у красивого одинаковые». 

       Сказала и ушла. А на следующее утро я к ней пришел, маетно на душе. Думаю, проверю документик жильца. А того уж и след простыл.

       – Так может, кто из старых жильцов к ней намедни заходил? – поинтересовался Кондрат.

       Участковый пожал плечами.

       – Ты к Кузьме наведайся, пока наши к нему не зашли. Он завсегда знал, кто и что к Марье заходит.

       – Завсегда?

       – Так, он же следил за ней. Домик напротив снял, все ночи в окно за ней смотрел. Днем значит в кузне, а ночью как на посту напротив сидит, в окошко выглядывает. Я уж ему говорю, ты или подойди раскройся, замуж позови, или не мучь себя. Что ж ты изводишься. А он все стеснялся. Весь поселок знал, что Кузя за Марьей следит, да и она знала. Так что, если кто познехонько к ней наведывался, то Кузя видал.

       – А дом, то, какой?

       – Так вот, напротив и есть. Идем, вместе и поговорим, – участковый поднялся, откинул окурок в сторону и направился к дому.

       Кондрат пошел следом.

        – Тьфу, ты! – покрутив большой амбарный замок на воротах, сплюнул участковый. – Видать не судьба, нет его сегодня.

       – А говоришь, каждую ночь здесь куковал?

       – Так оно и было, – и вдруг всплеснул руками. – Может это он. Приревновал к кому! Ох, тож несчастье то… Стой здесь, ща мы к дому его поедем.

***

       Тайра выскочила из служебного газика и широко зевнула. Посмотрела, сощурившись на Лешего. «Спать нужно по ночам хозяин, а не бродить по поселку», – красноречиво говорил её взгляд. Кондрат махом подозвал собаку к ноге и прошел следом за участковым к дому Кузьмы.

       Кузнец открыл после первого же звонка. И Кондрат сразу же ощутил, как мгновенно увеличился мир, а он, майор, стал маленьким. Кузьма – был кузнецом в самом руссконародном смысле. Широк в плечах, высок, могуч. С пронзительно синими глазами. Лет сорока с лишним. В цветной рубахе с закатным рукавом, поверх которой меховая безрукавка, шаровары, спрятанные в высокие сапоги. Леший смотрел на него снизу-вверх и чувствовал жуткий дискомфорт. До сегодняшнего дня он считал себя высоким – гммм, ошибочка. Кузьме следователь Яндырского РОВД доходил до плеча.

       – Где вы были сегодня ночью, Кузьма? – стандартный вопрос из уст Кондрат вышел каким-то несерьезным.