БП 20 (СИ) - Зурков Дмитрий. Страница 9

Чугурин, неторопливо прогуливавшийся по улице, только собрался невзначай подойти к солдатам и завязать разговор, из которого хотел получить подтверждение своим догадкам, как удача послала ему подарок в виде того самого прапорщика, о котором говорил Митя. Офицер, судя по внешнему виду еще недавно бывший сам нижним чином, выскочил из ворот лабаза и развил кипучую деятельность:

- Кому стоим, мухи снулые, тараканы беременные?! Хорош дымить, как паровозы, живо ящики на склад! Бегом и вприпрыжку - я сказал!..

Солдаты, не желая попасть под горячую руку начальства, горохом сыпанули разгружать телеги. Но одной паре тут же не повезло - солдат, несший третий по счету ящик, подскользнулся и выпустил его из рук. Его напарнику, шедшему впереди, ничего не оставалось, как последовать примеру товарища. В упавшем ящике, скорее всего, пара досок были подгнившими, поскольку от удара он наполовину рассыпался и на тротуар выпало несколько револьверов, а внутри Чугурин увидел какие-то принадлежности к ним и кобуры. Прапорщик тут же оказался возле виновников:

- Ах ты, морда жидовская! Я ж тебя сщас!...

Мощная оплеуха вбила солдата в ближайший сугроб...

- А ты, ворона брезентовая?!..

Второй виновник, получив удар в живот, сложился, как перочинный нож и даже упав, проехал еще метр по гололеду...

- А ну - собрать всё и быстро! Быстро! Быстро, кому сказано!!!..

Дождавшись, пока провинившиеся сгребут выпавшее оружие и подберут остатки ящика, прапорщик пошел вслед за ними, очевидно, решив продолжить разговор без посторонних глаз и ушей...

- Яша, ты как?

- Таки ви знаете, прапорщик Федор, только глубочайшее уважение до вашей невесты Ганны, умеющей готовить настоящий еврейский форшмак, позволяет мне ответить анекдотом... "Не так я вас любил, как ви стонали"...

- Тьфу на тебя, балаболка телефонная... Петюня, я тебя не сильно?

- Всё путем, Котяра, не впервой. Лишь бы этот крендель поверил...

*

К шести вечера морозец сменился на пронзительный ветер с пургой-крупкой. Возле ворот лабаза маялся бездельем одинокий солдат с берданкой, лениво изображая караульную службу. Унтер, приведший его сюда с полчаса назад, вместе с тулупом, передал ещё и бутылку, к которой часовой уже пару раз приложился, стараясь согреться изнутри. Очевидно, ему окончательно надоело ходить туда-сюда и он, присев на чурбак возле ворот и прислонив винтовку к стене, скрутил цигарку и с наслаждением затянулся махорочным дымом после очередного глотка...

- Митя, беги, посылай Клавку. - Шепотом передал указание всё это время наблюдавший за происходящим Чугурин.

- А может, стоило его - того? - Еле слышно шепнул Павел, когда парень убежал.

- Нет. Не надо обострять, тут, к сожалению, Шляпников прав. Пойдут разговоры, что солдата убили, другие к нам доверие потеряют. А так - лахудра с него деньги поимеет, хоть мы уже и заплатили, а он и не узнает, что смерти избежал. Если, конечно, она его уговорит.

- Она - языкастая, справится...

Языкастой Клавке хватило пяти минут, чтобы, игриво подымив папиросой, уговорить замерзшего служивого пойти "сугреться на полчасика-часок туточки неподалеку, да ещё и с удовольствием и - недорого". Когда они в обнимку скрылись за поворотом, Иван Дмитриевич, выждав две минуты, в сопровождении четырёх человек быстро перебежал к воротам лабаза. Керосиновый фонарь неподалеку едва рассеивал вьюжный сумрак и один из дружинников, включив карманный электрический фонарик, стал ковыряться в замке. Через минуту тот, щёлкнув, открылся, его сняли с петель и Чугурин осторожно потянул на себя тяжёлую створку.

Внутри зажгли еще два фонарика, осветив коридор. Дверь слева была заколочена крест-накрест досками, а вот справа... Противно скрипнув ржавыми петлями, дверь распахнулась, и бледные лампочки высветили штабеля тех самых ящиков, которые разгружали днем...

Обрадоваться никто не успел. Пара мощных лучей света ослепила вошедших, почти звериный рык "На пол, суки!!! Лежать!!!" чуть не заставил задохнуться от испуга, тёмные фигуры метнулись от штабелей навстречу. Павел, стоявший рядом с Иваном Дмитриевичем, выхватил из-за пазухи револьвер, но тут же, хрипя, осел на пол с ножом в горле. Мгновение спустя сильный удар в челюсть отправил Чугурина в спасительное беспамятство...

*

Ну, всё, понеслось! В смысле - началось!.. Как и в "прошлый" раз пролетарки, курсистки и прочие мающиеся ерундой представительницы слабого пола решили отметить новомодный Женский день демонстрациями и забастовками. Благо, повод был основательный - продукты благодаря сплетням дорожали, а зарплаты рабочих благодаря хитрожопости разных управляющих, директоров и акционеров "дешевели". Петроградские власти вместо того, чтобы навести порядок и, хотя бы ввести карточки, жевали сопли и ждали откровения свыше "Как быть?". А тут еще Путиловское начальство развесило где только можно очень интересные листочки типа:

ОБЪЯВЛЕНИЕ.

В дополнение к объявлению моему от 22-го сего февраля

сообщаю, что ввиду закрытия Завода подлежат к расчету

рабочие всех мастерских, за исключением:

Железнодорожного цеха

Заводского Депо,

Испытательной станции

Смотрительского и сторожевого цеха,

Магазина Завода и

Центральной Электрической станции.

О дне выдачи расчета будет сообщено дополнительно.

Директор Завода Генерал-Майор Дубницкий

23 февраля 1917 года

Петроград.

Учитывая, что вышеозначенный генерал-майор за пару дней до этого обещал рабочим пойти навстречу их требованиям повысить, обеспечить и так далее, то такой приказ он мог подписать только с очень большого перепою, или по прямой указиловке сверху. А подчинялся сей господин непосредственно начальнику Главного артиллерийского управления генералу Маниковскому, активно подрабатывавшему в свободное время ещё и в Военной ложе. Это всё наши "знатоки" из контрразведки быстренько изложили на бумаге и подали Келлеру. После чего так же быстренько отправились выполнять команду "Фас!", то есть препроводили бывшего директора и, скорее всего, бывшего генерала в место, более способствующее проявлению раскаяния и искренности. Виновник торжества сначала оторопел, когда у него в кабинете без предварительного доклада материализовались пятеро офицеров в чинах от подпоручика до штабс-капитана и пытался вовсю использовать начальственный рык, но не преуспел. Ему сунули под нос грозную бумагу с автографом Регента, которых у Федора Артуровича был изрядный запас, и куда нужно было только вписать фамилию "счастливчика". А после этого объяснили, что в любом случае он поедет с ними, но для сохранения внешнего вида и здоровья лучше это сделать добровольно. Дяденька настолько впечатлился и проникся, что сразу по приезду отважно начал каяться во всех грехах, и всплыли такие нюансы, что я отчасти стал понимать путиловцев. Одно только указание мастерам насобирать столько штрафов, чтобы хватило на подарки всяким писарям, бумагоносцам и прочей мелкой шушере из ГАУ чего стоит! Так что теперь у Федора Артуровича появилась еще одна головная боль кого посадить в освободившееся директорское кресло.

Еще одной головной болью для генерала, наверное, стал я сам. Как-то не получилось нам найти взаимопонимание в вопросе "Когда?". Келлер с Павловым, заручившись согласием Великого князя Михаила, хотели потянуть время, чтобы дождаться активных телодвижений всех заговорщиков, а потом прихлопнуть их одним ударом. О том, что за это время придётся пережить простым питерским обывателям, подумать не озаботились. На предложение сгонять в Институт за дополнительными порциями скополамина генерал угрюмо буркнул о щепках и рубке леса и посоветовал заниматься своими делами.

В общем, вот так вот весело начавшийся разговор продолжился на повышенных тонах, минут пять мы орали друг на друга, как мартовские коты несмотря на конец февраля, затем мне это надоело, потому хлопнув от души на прощание дверью и пожелав на ночь мальчиков кровавых в глазах, отправился на променад, в смысле, мониторить обстановку на улицах. Ленточка "дыма и пламени" в петличке шинели, заменившая повседневный кортик "Анна Георгиевна" в ножнах и трофейный люгер в потертой кобуре сегодня ещё служили достаточным аргументом для всяких встречных не приставать к одиноко гуляющему капитану.