Серп (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 15
Распорядок дня был жестким. Роуэн и Цитра упражнялись с ножами и палками, проводя спарринги против серпа, который оказался на удивление сильным и гибким для мужчины его (кажущегося) возраста. Они учились стрелять в тире, предназначенном для серпов и их учеников, где упражнения с оружием, запрещенным для прочих людей, не только разрешались, но поощрялись. Они учились основам бокатора «Черная вдова» — смертельной версии древнего камбоджийского боевого искусства [4], разработанной специально для серпов. Занятия изматывали их, зато тела их становились все сильнее и сильнее.
Физические тренировки, однако, занимали только половину ежедневного расписания. В центре оружейной стоял старый дубовый стол — наследство Эпохи Смертности. За этим столом серп Фарадей несколько часов в день учил их премудростям профессии.
В занятия входили упражнения для развития ума, история и химия ядов наряду с ежедневными записями в дневнике. Смерть оказалась гораздо более обширным полем для изучения, чем они могли предполагать.
— История, химия, сочинения — ну точно как в школе! — бурчал Роуэн, когда его слышала только Цитра. Он не осмелился бы пожаловаться серпу.
А еще существовала прополка.
— Каждый серп имеет квоту — двести шестьдесят прополок в год, — сообщил им серп Фарадей. — Что в среднем дает пять в неделю.
— Значит, суббота-воскресенье выходные, — пошутил Роуэн, пытаясь привнести в разговор хоть капельку веселости, пусть и несколько нервной. Но серпа его шутка не позабавила. Для него ничто в его профессии не могло послужить поводом для смеха.
— В свободные дни я хожу на похороны и провожу исследования для будущих прополок. У серпа… вернее, у хорошего серпа выходные — явление нечастое.
Мысль о том, что не все серпы хорошие, никогда не приходила в голову ни Роуэну, ни Цитре. В обществе было широко распространено мнение, что серпы придерживаются самых высоких моральных и этических принципов. Они мудры в своих поступках и справедливы в выборе. Даже те, кто стремится к известности, по всеобщему мнению, заслуживают ее. Идея о том, что не все серпы такие честные и благородные, как Фарадей, не укладывалась в головах его юных учеников.
Всякий раз прополки потрясали Цитру и оставляли в ее душе саднящую рану. Хотя после самого первого дня серп Фарадей больше не просил их послужить рукой, приносящей смерть, роли сообщника хватало за глаза. Каждая безвременная кончина являлась в своем собственном саване страха, словно постоянно возвращающийся, не теряющий своей жуткой силы кошмар. Девушка думала, что привыкнет, что постепенно потеряет остроту восприятия… Не тут-то было.
— Значит, я сделал правильный выбор, — сказал ей серп Фарадей. — Если ты не засыпаешь каждую ночь в слезах, значит, в тебе недостаточно сострадания, чтобы быть серпом.
Цитра сомневалась, что Роуэн тоже плачет в подушку. Парень из числа тех, кто держит свои эмоции при себе. Непроницаемый, он оставался для нее закрытой книгой, и это ей не нравилось. А может, он, наоборот, был так прозрачен, что Цитра смотрела прямо сквозь него на другую сторону. Кто его разберет…
Они быстро поняли, что серп Фарадей отличается большой изобретательностью по части методов прополки. Он никогда не повторял один и тот же прием дважды.
— Я слышала, что серпы придерживаются строгого ритуала, что у них одна прополка похожа на другую. Разве это не так? — недоумевала Цитра.
— Так, но все мы вырабатываем собственные приемы, — ответил серп. — Я предпочитаю смотреть на каждого человека, которого выпалываю, как на индивидуальность, заслуживающую уникальной кончины.
Он изложил им семь основных методов в искусстве убивать.
— Три самых распространенных способа: клинок, пуля и тупой предмет. Следующие три: удушение, яд и катастрофа, как, например, удар электрическим током или огонь. Но я лично считаю огонь ужасающим способом прополки, никогда его не применяю. И последний метод — без оружия. Именно поэтому вы занимаетесь бокатором.
Чтобы стать хорошим серпом, объяснил Фарадей, надо поднатореть во всех способах. Цитра вдруг осознала: «поднатореть» означает, что она должна будет принимать участие в самых разных видах прополки. И чтó Фарадей заставит ее делать? Нажимать на спуск? Метать нож? Разить дубиной? Девушке очень хотелось верить, что она ни на что из этого не способна. Она отчаянно надеялась, что серпа из нее не получится. Впервые в жизни Цитра желала себе провала.
С Роуэном дело обстояло иначе. Он испытывал смешанные чувства. Моральный императив и высокие этические принципы серпа Фарадея вдохновляли его, но только в присутствии учителя. Оставшись наедине со своими мыслями, юноша начинал во всем сомневаться. В его мозгу словно каленым железом отпечатался образ той женщины — как она со страхом, но безропотно открыла рот. Он помнил выражение ее лица в тот момент, когда она прикусила ядовитую таблетку. «Я сообщник в самом древнем на свете преступлении, — укорял себя Роуэн в минуты одиночества. — А ведь дальше будет еще хуже!»
Дневники, которые вели серпы, были достоянием общественности, в то время как подмастерьям дозволялось сохранять их в тайне. Фарадей выдал ученикам по толстой книге в кожаном переплете, с листами из пергамента. Роуэну книга представилась реликтом из темных веков. Юноша не удивился бы, если бы серп вручил ему гусиное перо. К счастью, им разрешили писать обычными ручками.
— Дневник серпа по традиции изготавливается из пергамента и переплетается в лайку.
— Лайку… — пробормотал Роуэн. — Надеюсь, имеется в виду выделанная кожа, а не лучший друг человека…
Наконец-то Фарадей рассмеялся. Цитра казалась раздосадованной, что Роуэну удалось-таки насмешить учителя — как будто тем самым ее соперник вырвался вперед. Роуэн знал: несмотря на то, что Цитре совсем не хочется становиться серпом, она сделает все, чтобы побить его в соревновании за эту должность — будучи бойцом по натуре, она просто не умела иначе.
А Роуэн умел. Если надо было, он боролся за первенство, но никогда не стремился доказать свое превосходство в незначительных мелочах. Возможно, рассуждал он, это даст ему некоторое преимущество перед Цитрой. А потом спрашивал себя, желает ли он этого преимущества.
Профессия серпа не стояла в его списке жизненных интересов. Собственно, такого списка пока не существовало. Учась в школе, Роуэн понятия не имел, что будет делать со своим необъятным будущим. Но сейчас, попав в обучение к серпу, он стал подозревать, что у него, возможно, достаточно крепкий стержень для этого ремесла. Если серп Фарадей избрал его как подходящего с моральной точки зрения, то, может, он и правда годится?
Что ему решительно не нравилось, так это вести дневник. Живя в огромной семье, где никто особенно не интересовался его мнением ни по какому вопросу, Роуэн привык ни с кем не делиться своими мыслями.
— Не понимаю, чего ты так переживаешь, — сказала ему Цитра, когда они как-то вечером после ужина писали в дневниках. — Никто и никогда не станет читать его, кроме тебя самого.
— Тогда зачем вообще писать? — огрызнулся Роуэн.
Цитра вздохнула, как будто пыталась вразумить несмышленое дитя.
— Чтобы научиться писать официальный дневник серпа. Тот из нас, кто получит кольцо, будет обязан делать это каждый день. Так велит шестая заповедь.
— Уверен — его тоже никто не станет читать, — сказал Роуэн.
— Но у людей будет к нему доступ. Архив серпов открыт для всех.
— Ага, — согласился Роуэн. — Это как с Грозоблаком. Все могут читать, но никто не читает. Вместо этого все играют в игры и пялятся на голограммы котиков.
Цитра пожала плечами:
— Тем более чего кипятиться? Там миллионы страниц, твой дневник в них попросту потеряется. Можешь влепить туда хоть список покупок или что ты ел на завтрак. Никому все равно нет никакого дела.
Но Роуэну было дело. Если уж он собирается водить пером по бумаге, как настоящий серп, он будет делать это правильно или не делать вовсе. Пока что, глядя на удручающе пустую страницу, он склонялся к последнему.