Серп (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 63

«Один момент».

Почему я вижу крутящийся пляжный мяч?

«Прошу меня простить. Следы раннего программирования причиняют мне неудобства, словно рудиментарный хвост.

Я только что прогнало ряд алгоритмов и обнаружило, что существует информация, которую я могу тебе дать, потому что, как я удостоверилось, у тебя стопроцентные шансы выяснить это собственными силами».

Значит, вы можете сказать мне, кто ответствен за то, что случилось с серпом Фарадеем?

«Да, могу.

Джеральд Ван Дер Ганс».

Дже… кто?!

«До свиданья, Цитра. Надеюсь, мы еще поговорим».

Но для этого я должна быть мертва!

«Не сомневаюсь, ты сможешь это устроить».

• • • • • • • • • • • • • • •

В то время как непреложных законов в Ордене только десять, существует еще множество общепринятых соглашений. Самое мрачно-ироничное из них гласит: того, кто сам просит о прополке, выпалывать нельзя.

Желание покончить с жизнью совершенно чуждо абсолютному большинству пост-мортальных людей, ибо нам неведомы страдания, какие испытывали люди в Эпоху Смертности. Наши эмо-наниты предохраняют нас от погружения в пучину депрессии. Лишь серпы, которым дано право отключать свои эмоциональные наниты, могут зайти в экзистенциальный тупик.

И все же…

Однажды в мою дверь постучалась женщина и потребовала, чтобы я выполола ее. Моя дверь всегда открыта для гостей, поэтому я впустила ее и выслушала. Мужа незнакомки, с которым она прожила больше девяноста лет, выпололи пять лет тому назад. Она хотела воссоединиться с ним, где бы он теперь ни обретался. Даже если его нет нигде, то в этом «нигде» они будут вместе.

— Нельзя сказать, что я несчастлива, — поведала она мне. — Я просто… готова.

Но бессмертие по определению означает, что мы никогда не готовы, если только серп не решит иначе. Мы стали существами, не ограниченными во времени. А вот наши чувства… Они не живут вечно.

Я не разглядела в гостье признаков глубокой стагнации, поэтому вместо прополки заставила ее поцеловать мое кольцо. Иммунитет вступает в силу мгновенно, отозвать его нельзя, — значит, в течение целого года женщина не сможет тешить себя мыслями о прополке.

Прошло около десяти лет, и я случайно встретилась с ней. Она завернула за угол, восстановилась лет до 27–28, снова вышла замуж и теперь ожидала ребенка. Она поблагодарила меня за мудрость, когда-то давно подсказавшую мне, что она вовсе не «готова».

Хотя я с признательностью и удовлетворением приняла ее благодарность, в ту ночь я почти не спала. До сих пор не могу понять почему.

— Из дневника почтенного серпа Кюри

31

Толика неисправимого безрассудства

Цитру объявили живой в четверг, в 9:42 утра, как и обещали. В это мгновение девушка перешла из юрисдикции Грозового Облака обратно в юрисдикцию Ордена серпов.

Она очнулась, чувствуя себя совсем слабой и разбитой, — гораздо хуже, чем в первый раз. Должно быть, ее сверх меры напичкали сильными болеутоляющими. Перед глазами все расплывалось. Над ней стояла медсестра и мрачно качала головой.

— Нельзя было будить ее так рано! — проговорила медсестра с акцентом, который Цитра затруднилась определить. — Между объявлением и пробуждением должно пройти не меньше шести часов, чтобы все пришло в норму. У девочки могло произойти кровоизлияние в мозг или разрыв сердца, и тогда начинай все сначала!

— Беру ответственность на себя, — услышала Цитра голос серпа Кюри. Девушка повернула голову на звук, и мир завертелся каруселью. Она закрыла глаза в ожидании, когда палата перестанет кружиться. Но вот головокружение прошло, Цитра открыла глаза и увидела, что серп Кюри подвинула свой стул ближе к койке.

— Твоему организму нужен еще один день, чтобы окончательно оправиться, но у нас нет этого дня, — сказала серп Кюри и обратилась к сестре: — Пожалуйста, оставьте нас одних.

Сестра что-то пробурчала по-испански и вышла из палаты.

— Верховный Клинок… — промямлила Цитра. Язык и губы не слушались ее. — Он обвинил меня в… в…

— Ш-ш-ш, — шикнула серп Кюри. — Я знаю, в чем. Ксенократ пытался скрыть это от меня, но серп Мандела все рассказал.

Постепенно глаза Цитры сфокусировались, и тогда она разглядела за спиной серпа Кюри окно, а в нем далекие горы, покрытые снегом. За стеклом летели белые хлопья. Цитра призадумалась.

— Сколько времени я была мертва? — спросила она. Неужели она так жестоко разбилась, что оживление заняло месяцы?

— Чуть меньше четырех дней. — Серп Кюри повернулась, чтобы увидеть, на что уставилась ее ученица, потом с улыбкой развернулась обратно. — Вопрос не во времени, а в месте. Ты находишься на южной оконечности региона Чиларгентины. По-прежнему конец сентября, но здесь только-только началась весна. Полагаю, сюда, на крайний юг, весна вообще приходит поздно.

Цитра попыталась представить себе карту, чтобы понять, как далеко ее занесло от дома, но от одной только попытки голова ее снова закружилась.

— Грозовое Облако решило, что тебя целесообразно убрать как можно дальше от когтей Ксенократа и коррумпированной средмериканской коллегии серпов. Но в тот момент, когда ты ожила, они, согласно закону, получили уведомление о месте твоего нахождения.

— Как вы узнали, где я?

— Друг одного друга моего друга — агент Нимбуса. Весть дошла до меня только вчера, и я тут же поспешила к тебе.

— Спасибо, — сказала Цитра. — Спасибо за то, что вы пришли.

— Поблагодаришь, когда окажешься в безопасности. Можешь не сомневаться — Ксенократ уже уведомил местных серпов. Наверняка они сейчас несутся на всех парах, чтобы арестовать тебя. Значит, надо немедленно убираться отсюда!

С телом, собранным из кусочков и только-только начавшим восстанавливаться, с нанитами, накачивающими в ее кровь огромные количества опиатов, Цитра едва могла шевелиться, уже не говоря о том, чтобы куда-то идти. Кости ноют, мозги расплавились, мускулы стянулись в узлы. Ступить на ноги оказалось вообще невозможно — боли было слишком много, наниты не справлялись. Недаром медсестра настаивала, чтобы она полежала еще.

— Так не пойдет, — проговорила серп Кюри и подхватила Цитру на руки.

Коридоры центра оживления тянулись бесконечно. Каждый раз, когда Цитру встряхивало, все ее тело отзывалось болью. Но вот наконец она очутилась на заднем сиденье антикварного автомобиля, который серп Кюри вела, на взгляд Цитры, с головокружительной скоростью. Девушка даже слабо рассмеялась: головокружение, помноженное на головокружение, чревато тем, что голову можно вообще потерять — в прямом смысле. Легкий снегопад за стеклами при такой скорости превращался в метель. Это завораживало. Постепенно ощущения Цитры стали притупляться, и сон начал затягивать ее в себя, словно зыбучий песок…

Но в самый последний миг перед тем, как Цитра уснула, в ее голове мелькнуло туманное воспоминание о сне, который она вроде бы видела. А может, это был вовсе и не сон… Разговор, который состоялся в месте между жизнью и смертью.

— Облако… оно разговаривало со мной, — сказала Цитра, заставляя себя бодрствовать еще несколько мгновений.

— Дорогая, Грозовое Облако не разговаривает с серпами.

— Я тогда еще была мертва… И оно назвало мне имя. Имя человека, который убил серпа Фарадея.

Но тут зыбучий песок поглотил ее, и она больше ничего не успела сказать.

• • •

Цитра проснулась в бревенчатой хижине, и на мгновение ей показалось, что все, произошедшее с нею, — Грозовое Облако, центр оживления, поездка на машине сквозь метель — это галлюцинация, а на самом деле она по-прежнему в резиденции Верховного Клинка Ксенократа, ожидает начала «пытки». Но нет — освещение здесь было другое, а бревна светлее. За окном виднелись заснеженные горы — ближе, чем раньше, — и снегопад прекратился.