Серп (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 77

— В Эпоху Смертности любовь и смерть часто шли рука об руку, — подмигнул серп Твен. — Надеюсь, наш дорогой серп Фарадей был нежен, насаживая тебя на свой кол.

— Слушай, иди-ка выполи себя! — огрызнулась Кюри, но при этом не смогла сдержать улыбку.

— Только если смогу посетить собственные похороны, дорогая!

Твен пожелал Цитре удачи и удалился.

И в этот момент в ротонду вошел Роуэн. Нельзя сказать, что в помещении воцарилась тишина, но шум заметно поутих и тут же поднялся с прежней силой. Роуэн теперь был значительной фигурой. Нет, не как серп, а как нечто иное — возможно, как пария. Но еще ни один пария не вызывал такого озноба у посредников смерти. Одни заявляли, что он хладнокровно убил четверку серпов, а потом поджег монастырь, чтобы скрыть следы. Другие говорили, что ему повезло вырваться оттуда и на нем нет никакой вины. Цитра подозревала, что какова бы ни была правда, она гораздо сложнее, чем любое из этих утверждений.

— Не заговаривай с ним, — одернула серп Кюри, перехватив взгляд, который ее ученица бросила на Роуэна. — Не позволяй ему даже заметить, что смотришь в его сторону. Это только осложнит ситуацию для вас обоих.

— Знаю, — призналась Цитра, хотя и надеялась втайне, что ему хватит дерзости протолкаться к ней сквозь толпу. И, может быть, сказать что-то такое, чтобы она сразу поняла: он вовсе не такой закоренелый преступник, как утверждают люди…

Если сегодня изберут ее, она не станет противиться эдикту, но… Она придумала план, который мог бы спасти их обоих. Он был далек от стопроцентной надежности, да и вообще, если быть до конца честной с самой собой, больше походил на отчаянное хватание за соломинку, чем на план. Но даже самый слабый проблеск надежды лучше, чем полная безнадежность. Если Цитра сама вводит себя в заблуждение, то оно, по крайней мере, поможет ей пережить этот ужасный день.

Роуэн много раз прокручивал в голове возможные события этого дня сначала и до конца. Он решил не подходить к Цитре, когда увидит ее. Ему не нужен был советчик, чтобы сказать, что так будет лучше. Пусть они никак не соприкасаются до того страшного момента истины, который разведет их навсегда.

Если она выиграет, она выполет его — в этом Роуэн был уверен. Она исполнит свой долг. Ее сердце разорвется, но в конце концов она поступит как положено. Он размышлял, какой способ она изберет. Может, сломает ему шею, тем самым замкнув круг и увенчав гроб их злосчастного двойного ученичества красивым алым бантом.

Честно признаться, Роуэн боялся смерти. Но чего он боялся больше — это тех жутких глубин, в которые, как теперь ему точно было известно, он способен погрузиться. Легкость, с которой Роуэн на последнем испытании всадил пулю в собственную мать, красноречиво свидетельствовала о том, в кого он превратился. Лучше быть выполотым, чем жить таким уродом.

Конечно, может случиться, что они выберут его, а не Цитру. Вот тогда дело примет интересный оборот. Роуэн решил не выпалывать себя — это было бы бессмысленным и пафосным жестом. Если его рукоположат, он воспротивится эдикту и сошлется на десятую заповедь, гласящую, что нет над ним иного закона, чем эти десять заповедей, — включая и всякие там эдикты. Он откажется выпалывать Цитру и встанет на пути любого, кто вознамерится сделать это вместо него. Будет защищать ее пулей, клинком и просто голыми руками. Он превратит этот конклав в кровавую баню, прежде чем они выведут его из строя, — а это будет нелегко, принимая во внимание, каким умелым бойцом он стал и какой у него мощный стимул к тому, чтобы причинить как можно больше разрушений. Самая большая ирония состояла в том, что они даже не смогут его за это выполоть! Ибо как только он станет серпом, их руки свяжет седьмая заповедь.

Правда, они могут наказать его.

Они могут заставить его умереть тысячу раз, а потом запрут где-нибудь навечно — и это действительно будет навечно, потому что он не доставит им радости, выполов себя. Это была еще одна причина, почему он предпочел бы, чтобы его выполола Цитра. Одна-единственная смерть от ее умелой руки — это звучало просто здорово по сравнению с альтернативой.

Сегодняшний завтрак отличался необыкновенной изысканностью. Ломтики настоящей копченой семги, деревенский хлеб с хрустящей корочкой, вафли со всеми мыслимыми начинками… Для средмериканских серпов все только самое лучшее!

В то утро Роуэн заглатывал пищу, словно голодал лет сто, в кои-то веки позволяя себе наесться до отвала. Завтракая, он сумел тайком бросить взгляд-другой на Цитру. Даже сейчас она казалась ему лучезарной, будто звезда. Как глупо — в эти последние часы он по-прежнему идеализирует ее! То, что когда-то было любовью, превратилось в смирение в его давно разбитом сердце. К счастью для Роуэна, его сердце заледенело настолько, что трещина в нем больше не причиняла боли.

Заседание открылось. Цитра обнаружила, что в состоянии отстраниться от утреннего ритуала, наполнив свой ум воспоминаниями о жизни, с которой скоро должна будет расстаться, — потому что она расстанется с ней, если не так, то иначе. Она сосредоточилась на мыслях о родителях и братике, который все еще находился в центре оживления.

Если ее сегодня сделают серпом, дом, в котором она выросла, больше не будет ее домом. Самым большим утешением ей служила мысль, что Бен и родители получат иммунитет на все то время, пока она жива.

После провозглашения имен и ритуального омовения остаток утра был посвящен жарким дебатам о запрете на огонь как способ прополки.

Обычно Верховный Клинок Ксенократ лишь брал на себя скромную роль посредника между спорящими да вечно откладывал дискуссии на более поздний срок. Тот факт, что на этот раз он выступил в поддержку запрета, заставил присутствующих серьезно прислушаться к нему. Но все равно, звучало много сильных голосов против.

— Я не позволю растоптать мои права на выбор оружия! — выкрикнул один рассерженный серп. — Каждый из нас вправе использовать огнеметы, взрывчатые вещества и любые другие приспособления для разжигания огня!

Его реплику встретили как улюлюканьем, так и аплодисментами.

— Необходимо ввести этот запрет, чтобы избежать трагических происшествий в будущем! — настаивал Ксенократ.

— Это вовсе не было несчастным случаем! — крикнул кто-то, и половина зала высказала свое горькое согласие. Цитра взглянула на Роуэна. По два сиденья с обеих сторон его кресла были пусты, потому что по-прежнему предназначались для ныне покойных Годдарда и его присных. Юноша и пальцем не пошевелил, чтобы защитить себя или отмести обвинения.

Серп Кюри наклонилась к Цитре.

— Да, пожар ужасная штука, и все же очень многие ликуют при мысли о том, что Годдард и его прихвостни исчезли навсегда. Хоть они никогда этого не признают, они рады этому пожару, случайный он или нет.

— Тех, кто восхищался Годдардом, тоже много, — возразила Цитра.

— Это правда. Орден, похоже, в этом вопросе раскололся надвое.

Как бы там ни было, здравый смысл, наконец, возобладал, и огонь как метод прополки был в Средмерике запрещен.

В обеденный перерыв Цитра, которой по-прежнему совсем не хотелось есть, издалека наблюдала, как Роуэн запихивается точно так же, как он делал это за завтраком, — словно ему все на свете было трын-трава.

— Знает, что это его последняя трапеза, — заметила какая-то незнакомая женщина. Хотя она явно старалась поддержать Цитру, девушка внезапно для себя самой разозлилась:

— А вам какое дело?

Не ожидавшая такой враждебности, серп в замешательстве удалилась.

В шесть вечера вся прочая повестка была исчерпана и конклав подошел к финальной стадии.

— Кандидаты в серпы, пожалуйста, встаньте! — скомандовал секретарь.

Цитра и Роуэн встали под гул всей аудитории.

— Я думал, их четверо, — сказал Верховный Клинок.

— Было четверо, Ваше превосходительство, — ответил секретарь. — Но остальные провалили финальный тест и были отпущены.