Победитель не получает ничего. Мужчины без женщин (сборник) - Хемингуэй Эрнест. Страница 2
Голова раскалывалась, я полежал в шлюпке, отдохнул и поплыл на веслах обратно. День клонился к концу. Я еще раз нырнул с гаечным ключом, но опять ничего не добился. Ключ был слишком легким. Бесполезно было нырять дальше, не имея большого молотка или чего-нибудь еще, достаточно тяжелого. Я опять привязал ключ к багру и сквозь воду, глядя в зрительную трубу, молотил им по стеклу, пока ключ не сорвался, и я в ту же трубу отчетливо увидел, как он проскользил мимо борта лежавшего на дне корабля и опустился на донный песок, который тут же и засосал его. Больше я ничего сделать не мог. У меня теперь не было ни гаечного ключа, ни крюка, оставалось только вернуться на моторку. Я слишком устал, чтобы втаскивать на нее шлюпку, да и солнце уже стояло совсем низко. Птицы разлетались, покидая корабль, и я взял курс на Саут- Уэст-Ки, волоча шлюпку на буксире и сопровождаемый сзади и спереди птицами. Я очень устал.
В ту ночь опять налетел сильный ветер, который дул целую неделю. Добраться до затонувшего судна было невозможно. Из города пришли люди и сообщили мне, что с парнем, которого я порезал, все в порядке, если не считать раны на руке, и я вернулся в город, где меня отпустили под залог в пятьсот долларов. Все уладилось, потому что несколько моих друзей показали под присягой, что это он погнался за мной с топором, но к тому времени, когда мы снова смогли добраться до судна, греки уже успели взрывом сделать в нем пробоину и полностью обчистить. Сейф они высадили тоже с помощью динамита. Никто так и не узнал, сколько в нем было. Судно перевозило золото, и все оно тоже досталось им. Они опустошили корабль дочиста. Нашел его я, но я не получил ни гроша.
Ему чертовски не повезло. Говорят, не успел он отойти от Гаваны, как на него обрушился ураган, и он не смог вернуться в гавань, или владельцы не позволили капитану повернуть обратно, хотя, по слухам, тот хотел; пришлось в такой шторм плыть вперед, и, пытаясь в темноте пройти через пролив между «Ребеккой» и Тортугасом, он сел на мель. Может, у него сорвало руль. Может, он вообще потерял управление. Так или иначе, они не могли знать, что там зыбучие пески, и когда наткнулись на них, капитан, должно быть, приказал открыть балластные емкости, чтобы выровнять крен. Но пески оказались подвижными, и когда балластные емкости открыли, сначала засосало корму, а потом корабль перевернулся набок. На борту было четыреста пятьдесят пассажиров и команда, когда я нашел судно, все они, должно быть, были внутри. Видимо, балластные емкости открыли, как только ощутили толчок, и в тот момент, когда днище корабля коснулось песка, тот начал его засасывать. Потом, наверно, взорвались котлы, отсюда, судя по всему, те обломки, которые всплыли на поверхность. Удивительно, что не появились акулы. И рыб совсем не было. На фоне белого песка я бы их непременно заметил.
Зато теперь рыб там полно: морские окуни, самые крупные. Бо́льшая часть корабля уже ушла в песок, но они живут внутри него, эти самые крупные окуни. Некоторые – весом по триста-четыреста фунтов. Надо будет как-нибудь сплавать туда, половить. Оттуда, где лежит корабль, виден маяк «Ребекка». Теперь над затонувшим судном установили буй. Оно лежит в самом конце мели, прямо при входе в залив. Ему не хватило какой-нибудь сотни ярдов, чтобы проскочить. В темноте, в штормовую погоду они отклонились лишь на самую малость: из-за ливня, который стоял стеной, не было видно маяка. Да и не привыкли они к таким передрягам. Капитаны пассажирских судов не приучены плавать в такой шторм. Они знают свой курс и, как мне рассказывали, у них даже есть какой-то компас, который сам следит за ним. Возможно, они толком и не знали, куда загнал их шторм, но еще чуть-чуть – и они бы проскочили. Правда, вероятно, они лишились руля. Так или иначе, стоило им войти в залив – и до самой Мексики им не на что было бы уже наткнуться. Представляю, что творилось, когда они посреди такого ливня и ветра ощутили удар и капитан приказал открыть балластные емкости. В такую погоду на палубе наверняка никого не было. Все ушли вниз. А вот внутри те еще сцены, конечно, разыгрывались, потому что, как известно, судно затонуло быстро. Я же видел, как песок засосал гаечный ключ. Откуда было капитану, если ему незнакомы здешние воды, знать, что это зыбучий песок? Он понял только, что это не камень. Наверное, он все видел с мостика. И догадался, что случилось, когда корабль стал оседать. Интересно, как быстро все произошло? И был ли с ним на мостике его помощник? Как вы думаете, они остались в рубке или выскочили наружу? Ни одного тела так и не нашли. Ни единого. Никто не всплыл. А ведь со спасательными поясами плавают долго. Наверное, все погибли внутри. Ну, а грекам досталось все. Все! Уж они быстро подсуетились. И унесли все подчистую. Первыми налетели птицы. Потом приплыл я, потом греки, и даже птицам досталось больше, чем мне.
Где чисто и светло
К столь позднему часу посетители кафе разошлись, за исключением одного старика: он сидел в тени, которую отбрасывала листва в электрическом свете. Днем на улице хватало пыли, но к ночи роса прибивала ее, и старику нравилось засиживаться допоздна, потому что он был глух, а по ночам стояла тишина, и он ощущал разницу. Оба официанта, которые находились в кафе, знали, что старик поднабрался, а он, пусть и хороший клиент, если выпивал слишком много, мог уйти, не заплатив; потому и следили за ним.
– На прошлой неделе он пытался покончить с собой, – заметил один.
– Почему?
– Впал в отчаяние.
– С чего?
– Ни с чего.
– А откуда ты знаешь, что ни с чего?
– Денег у него достаточно.
Оба официанта сидели за столиком у стены возле самой двери и смотрели на террасу, где пустовали все столики, кроме одного, за которым сидел старик в тени дерева. Листья слегка покачивались на ветру. Девушка и солдат прошли по улице. Свет уличного фонаря блеснул на медных цифрах у него на воротнике. Девушка шла с непокрытой головой, торопливо, чтобы не отстать.
– Патруль заберет его, – сказал официант.
– Какая ему разница, если он своего добился.
– Ему бы сейчас лучше с этой улицы уйти. Прямо на патруль наскочит. Они пять минут как прошли.
Старик, что сидел в тени, постучал рюмкой о блюдце. Официант помоложе вышел к нему.
– Чего изволите?
Старик посмотрел на него.
– Еще бренди.
– Вы напьетесь, – ответил официант.
Старик смотрел на него. Официант ушел.
– Всю ночь просидит, – пожаловался он коллеге. – Мне так спать хочется. Раньше трех никогда не ляжешь. Лучше бы покончил с собой на прошлой неделе.
Официант взял со стойки бутылку бренди и чистое блюдце с прилавка за стойкой и направился к столику, где сидел старик. Поставил блюдце и наполнил рюмку.
– Лучше б ты помер на прошлой неделе, – пожелал он глухому. Старик шевельнул пальцем. «Добавьте еще», – попросил он. Официант добавил, бренди потек через край, по ножке, в самое верхнее из блюдец, стоявших одно на другом. «Спасибо вам», – поблагодарил старик. Официант унес бутылку в кафе. Вновь сел за столик к коллеге.
– Он уже пьян, – сообщил он.
– Он каждый вечер пьян.
– Зачем он на себя руки накладывал?
– Откуда мне знать.
– А как он это сделал?
– Повесился на веревке.
– Кто ж его из петли вынул?
– Племянница.
– И зачем это она?
– За его душу испугалась.
– А сколько у него денег?
– Предостаточно.
– Ему, пожалуй, лет восемьдесят.
– Я бы меньше не дал.
– Шел бы он домой. Раньше трех никогда не ляжешь. Разве это дело, ложиться в такой час?
– Нравится ему тут, вот он и сидит.
– Он одинокий. А я – нет, меня жена в постели ждет.
– И у него когда-то была жена.
– Теперь ему она ни к чему.
– Не скажи. С женой ему лучше бы было.
– За ним племянница присматривает. Ты ж сказал, она его из петли вынула.