Морская дорога (ЛП) - Элфинстоун Маргарет. Страница 14

Халльдис хорошо знала отца. Возможность породниться с Эриком Рыжим была приманкой, на которую он не мог не клюнуть. Халльдис, конечно же, не упомянула, что я не такая уж и выгодная невеста, так как отец разбазарил всё моё приданное. Презренный Эйнар был, вероятно, раз в десять богаче отца. Но когда мы говорили с ней наедине, она упомянула, что в Гренландии более выгодные условия для брака, так как там не хватает женщин. Землю там можно взять просто так, для этого не нужно жениться. Но как только возьмёшь землю — сразу же нужна женщина, чтобы вести хозяйство... Как сказала Халльдис, у меня крепкое здоровье и достаточно навыков для ведения хозяйства. Когда нам снова разрешили встретиться, она сказала:

— Веди хозяйство и рожай детей. Вот чего хотят мужчины. Не думаю, что в своей дикой стране они оставят без внимания такую красоту. Не стоит слишком переживать о размере своего приданого.

Ей удалось уговорить моего отца, и возможно, именно она посеяла первое семя, подав идею об устройстве моего будущего. А может, он сам уже подумывал об этом. Мне никогда не узнать, но сыновья Эрика, конечно же, рассматривались в качестве возможных мужей для меня, прежде чем я увидела кого-либо из них. Я не возражала. Я помнила неистового рыжего человека, рассказывающего нам о своих мечтах, о новой стране. Он стоял в нашем зале, заслоняя огонь очага, так что его фигура отбрасывала на стены огромные тени.

Не думаю, что Орм хотел отправиться в Гренландию. На самом деле, его беспокоило, что станет с его землёй, когда Лаугабрекку купит невесть кто. Может быть, он не считал путешествие в Зелёную страну таким уж рискованным. Орм поехал не из любви ко мне, как Халльдис, а, мне кажется, из любви к ней.

Прежде чем меня окрестили, проповедник Тангбранд рассказал нам о страшном суде. Даже сейчас мне снится конец света. Полагаю, теперь мне стоит задумываться об этом чаще, чем когда-либо, ведь моя кончина близка, но, состарившись, я всё больше и больше надеюсь на милость Божью. В Исландии смерть — пустяк. Мужчины должны убивать, такова их природа. Но смерть, что они несут, сильнее всего ранит женщин, такова их доля. Мужчины обычно мечтают погибнуть в последней битве. Их не пугает страшный суд, они надеются сразиться в битве, знаменующей конец света. Но когда мне снятся поднявшиеся со дна морского призраки моих приёмных родителей, которых я любила, они всегда кружатся надо мной, и осуждают. Для них уже не будет ни битв, ни пиров. В моём сне с их объеденных бледно-синюшных тел стекает вода, ведь они провели в море много лет. Они рассказывают мне, что всё это время не знали покоя, потому что у них нет могилы; они покинуты всеми и брошены во внешнее море, что омывает наш мир. И никто кроме меня не виноват в этом, ведь они отправились вслед за мной, лишь потому, что я нуждалась в них.

Итак, теперь ты понимаешь, о чём я должна поведать. Мы вышли в море с попутным ветром. Над нами раскинулось голубое небо, а земля запахла весной. Скот уже выгнали на пастбища. Среди животных, которых мы взяли с собой, было несколько ягнят. Корабль был переполнен: коров, овец и домашнюю птицу разместили в середине корабля, там же ютились рабы вместе с семьями, прямо перед парусом. Мы разместились на корме под навесом, потому что поначалу вся палуба была занята. Мы взяли воды и сено для скота в расчёте на десять дней, а кроме того пищу для себя. Казалось, этого вполне достаточно. При хорошей погоде мы должны были провести в море неделю. Когда мы покинули Брейдавик, над ледником не было ни облачка, лёд ослепительно сиял на ярком солнце.

Должно быть, ты кое-то слышал о той весне, хотя это было ещё до твоего рождения. Теперь это уже легенда. И мы не единственные, кто попали в неё. Ты слышал, что говорили люди? То был первый год, когда христиане отправились в земли за пределами мира, и старые боги разгневались. Сначала их изгнали из Норвегии, а потом из Исландии. Они отправились на корабле вместе с Эриком, или, может быть, летели впереди него, покинув мир, который раньше принадлежал им, а теперь стал называться христианским. Там, за краем света, на пустынных землях они и нашли себе пристанище. Насколько я знаю, они всё ещё обитают в тех горах.

Но когда они увидели корабли с христианами на борту, которые последовали за ними, боги разгневались. Тор метнул свой молот с ледников Гуннбьёрновых островков, и он упал в море между Гренландией и Исландией, образовав водоворот. Лёд, который спокойно лежал на протяжении сотен лет, раскололся, образовались огромные плавучие ледяные глыбы, из глубин показались морские чудища. Волны высотой со Снайфель прокатились через западные моря и обрушились на скалистые берега Европы.

Так говорили. Я говорю о том и о сём, но не рассказываю, что происходило на борту корабля. Бедный мальчик. Ты так молод; но ты, как и все мы, предстанешь перед страшным судом. Ты когда-нибудь испытывал страх? Совершал ли ты какой-нибудь поступок, последствия которого возвращались и мучили тебя снова и снова? Нет, я не требую ответа. Я перенесла немало ужасных путешествий. И знаю, каково море на самом деле. Конечно же, море не враг нам, но оно сильнее любого из нас и совсем непредсказуемо. Порой морская гладь спокойна как зеркало, а иногда превращается в ад. Моё первое морское путешествие выдалось самым худшим из всех.

Вокруг лишь холодная и пугающая вода. Чувства требуют какую-то твердь, какую-то границу, но ничего этого нет, душа уходит в пятки, руки мёрзнут так, что уже не чувствуешь их. Мы бросали мертвецов в море, а живые мёрзли так, будто уже окоченели. Вода не делает различия между живыми и мёртвыми. Будь мы уверены в завтрашнем дне, мы бы оплакивали их, но море поглотило время и все наши чувства, оно сломило нас, мы находились в его чреве. Нас забросило в самый центр океана. Его воды поглощали не только нас самих, но и наши души.

Край неба темнеет, должно быть, наступает вечер, с запада идут высокие волны с пеной на гребнях, белой, как снежный купол Снайфеля над плавящейся землёй. Корабль взбирается на волну, канаты натянуты как тетива, корпус стонет так, будто вот-вот разломится на куски. Волна обрушивается на палубу, принося хаос и ревущую воду, овец, словно белую пену, смывает за борт, парус порван в клочья и яростно хлопает. Воет ветер.

Днями и ночами лишь одна вода кругом. Ничего не меняется. Скот потерян, люди умирают. Их имена больше ничего не значат. Ничего не поделаешь, и не придумаешь, остаётся только сидеть тихо и ждать. Тело Орма сбросили за борт, Халльдис спустили следом. Нет ни света, ни тьмы, лишь адская жажда. Напиться напоследок — значит умереть, а остаться в живых — страдать от жажды. Ничего не меняется, пощады не будет. Корабль носит где-то за пределами мира, где нет ни времени, ни сострадания.

Как только мы вышли в открытое море, попутный ветер сменился. Тем летом нас трепали ужасные шторма, и мы продвигались вперёд очень медленно. У нас почти не осталось воды, вдобавок ко всему нас поразила болезнь. Было так холодно, сейчас я даже не могу представить каково это. Около половины наших людей умерли. Умер Орм и Халльдис. Море штормило. Мы страдали от жажды и непогоды. От язв на руках у меня остались шрамы, вот, взгляни. В конце концов, когда мы почти потеряли надежду, море всё же выплюнуло нас. Мы сошли на берег в Херьёльфснесе в Зелёной стране, накануне начала зимы.

Глава пятая

Одиннадцатое июля

Прошу прощения за вчерашнее. Сейчас я вполне готова продолжить. Но я должна принести извинения. Я не имела права изливать на тебя свои чувства.

Ночи стали темнее, и когда мы снова увидели солнце, то поняли, что нас занесло слишком далеко на юг. Мы повернули на север, насколько позволял ветер, понимая, что земля, которую мы искали, так же далеко на севере, как и Рейкьянес. Мы понятия не имели, где мы — восточнее или западнее; мой отец нисколько не удивился бы, окажись мы возле Исландии. Но мы шли дальше, и море становилось куда холоднее, чем у нас дома, а скоро начали попадаться плавучие ледяные глыбы, поначалу небольшие и белые, затем всё больше и больше, бирюзовые или голубые. Айсберги дрейфовали на юг мимо нас, а мы шли на север, борясь с течением. Нас окружала очень холодная вода, а от каждого встречного айсберга веяло ледяным мёртвым дыханием.